Прародитель «Татхимфармпрепаратов»: как Казань стала родиной советского кетгута

О том, что рассказал мне Б.С. Хайбуллин

В день нашей незабываемой экскурсии на поливальной машине по бывшей Мокрой слободе мне запомнился какой-то исключительно отвратительный запах, стоявший над Булаком — отец говорил, что так пахнет кетгутное производство, связанное с переработкой бараньих кишок. Оно занимало довольно обширную территорию на той же Лево-Булачной, левее железнодорожной школы, совсем рядом с руинами Успенского собора (где, как мы знаем, помещались гаражи АТП-1), и включало в себя несколько исторических строений, а также большой кирпичный корпус внутри квартала, построенный в советские годы. Предприятие имело общий юридический адрес: улица Лево-Булачная, 18. Сегодня на его месте стоит даже не один, а целых два огромных дома — многоквартирный жилой комплекс с адресом: Лево-Булачная, 16 и следующее за ним современное здание за номером 18, в котором помещается Управление вневедомственной охраны.

Много позже я узнал кое-какие подробности об этом заводе от своего бывшего начальника Б.С. Хайбуллина, которого я совсем недавно упоминал в связи с нашим походом к старому монастырскому погосту и даже цитировал его, в общем-то, неплохие стихи. Он, выросший в самом центре старой Казани, знал очень многое о родном городе не по книжкам, а по собственному опыту. Борис Семенович мог часами рассказывать буквально о каждом здании центра Казани, знал многие интересные факты из жизни казанских старожилов, помнил тысячи имен и дат — память у него была просто феноменальная. Случалось, по-стариковски немного фантазировал, но совсем чуть-чуть, без умысла, а лишь затем, чтобы придать своему рассказу побольше ярких красок и динамики.

Его дом, построенный в середине XIX века, до революции принадлежал Макару Феофилактовичу Бочарову и располагался у самого Жарковского моста, на углу Право-Булачной и старой Кремлевской улицы. Это двухэтажное небольшое здание, снесенное в 2000 году, хотя и не относилось географически к Мокрой слободе, поскольку стояло на противоположной стороне Булака, но до революции было той же трущобой, которую называли не иначе, как «Бочаровка» (по имени владельца). Вот какие сведения приводят об этом доме «Казанские губернские ведомости» за 1895 год: «Вчера в доме Макара Феофилактовича Бочарова, после дезинфекции полов скипидаром, в бывшем центре разврата («Бочаровке») молебном высокопреосвященнейшего Владимира открылся «Ночлежный приют общества трезвости», с подушками». Думаю, из этой краткой, но весьма красноречивой публикации становится совершенно очевидным, что этот «приют трезвости» представлял собою в те времена самую обыкновенную грязную ночлежку, несмотря даже на имевшиеся в нем «подушки».

Много интересного успел рассказать мне в свое время Борис Семенович — про то, как в детстве, вооружившись факелами, он с друзьями проходил подземными ходами едва ли не подо всей улицей Баумана, про то, как они катались на самодельных плотах и ловили в Булаке головастиков, как в июне 1956 года под самыми его окнами разбирали старый Жарковский мост, и даже про то, как он в раннем детстве едва не утонул в Казанке, перебираясь на другой берег по деревянным столбам заброшенной мельничной плотины (напротив современного Дворца земледельцев). Как-то в разговоре Борис Семенович между делом упомянул, что его мать еще с довоенных пор работала вязальщицей на Казанском кетгутном заводе, и даже раскрыл мне некоторые детали этого непростого и не слишком «эстетичного» производства, о котором я, со своим дипломом химика-технолога, к стыду своему, ничего толком не знал.

Думаю, настало время просветить и читателей, что же такое этот самый «кетгут». Так вот, слово «кетгут» в буквальном переводе с английского означает «кишечник крупного рогатого скота». Это — саморассасывающийся хирургический шовный материал, который изготовляют из очищенной соединительной ткани, полученной из слизистой оболочки кишечника коров либо овец. Иногда кетгутные нити используются и в качестве струн для музыкальных инструментов. Процесс производства кетгута очень сложен и включает более десяти операций. Поступающее с мясокомбината сырье (сухое или мокросоленое) подвергают обработке раствором поташа, неоднократной механической обработке скребками, разрезают на ленты, отбеливают в растворе пергидроля и едкого натра и скручивают в нити. Нити после окуривания сернистым газом ополаскивают в слабом растворе уксусной кислоты, сушат, полируют, калибруют по толщине, обезжиривают бензином или эфиром, стерилизуют химическими реагентами, чаще йодом, и, скрутив в бухточки, упаковывают. Короче говоря, тихий ужас. В свете сказанного становится понятным, отчего кетгутное производство на Лево-Булачной улице окружающий воздух, мягко говоря, не озонировало.

Само собой разумеется, предприятие, работавшее в основном на «оборонку», было закрытым для посторонних лиц объектом, и как рассказывал мне Б.С. Хайбуллин, по ночам вся территория завода освещалась мощными прожекторами, а изнутри доносился несмолкающий лай свирепых караульных псов.

По словам Бориса Семеновича, в 1962—1963 годах он едва ли не ежедневно ходил по утрам за невероятно невкусным, пахнувшим горохом и опилками хлебом по Лево-Булачной улице, мимо опутанного колючей проволокой забора Казанского кетгутного завода. Булочная располагалась в Кировском переулке, который все называли «Трещиной», а занимать очередь приходилось с трех утра — доцарствовался «наш дорогой Никита Сергеевич Хрущев» до того, что в стране не стало самого обыкновенного хлеба!

История Казанского кетгутного завода

Отсчет истории Казанского кетгутного завода (а в широком смысле — всего сегодняшнего объединения «Татхимфармпрепараты») следует вести от известной казанской фирмы, созданной в конце XIX века русским подданным, магистром фармации Фердинандом Грахе. В огромном угловом доме, точнее даже в целой цепочке домов, раскинувших свои крылья по Поперечно-Воскресенской (нынешней Астрономической) и Малой Проломной (Профсоюзной) улицам, устроил Фердинанд Христианович аптеку, заведение минеральных вод и прочие торгово-промышленные заведения. Вначале фирма Грахе выпускала искусственные минеральные воды, квасы, лимонад, сидр. По мере роста предприятия расширялось по Малой Проломной и само здание, записанное за близким родственником Ф.Х. Грахе, неким господином Бахманом. С годами значительно расширился и ассортимент товаров фирмы Грахе.

С угла Малой Проломной и Поперечно-Воскресенской улиц был вход в подвалы, где работал «Завод искусственных минеральных вод» Ф.Х. Грахе, перешедший затем к его сыну Эмилю Фердинандовичу. До революции фирма процветала: ужасное качество казанской воды и слаборазвитая водопроводная сеть города обеспечивали высокий спрос как на минеральную воду, так и на различные прохладительные напитки. Уже тогда заведение Грахе продавало свои воды в герметичных сифонах, которые получат широкую популярность гораздо позже — уже в советские годы.

Но вовсе не сифоны, сидр и минеральные воды прославили фирму Фердинанда Христиановича — нет, он вошел в историю мировой фармации благодаря изобретенному им в 1878 году методу изготовления лекарств в твердой желатиновой оболочке. Это случилось после четверти века упорных поисков и вызвало настоящий переворот в отечественной и европейской медицине. Благодаря новой лекарственной форме заметно выросла эффективность лечения, а пациентов перестала отпугивать горечь пилюль. Даже конкуренты признавали, что Фердинанду Грахе, а затем и его сыну Эмилю, не было равных по таланту и заслугам в масштабах всей Российской Империи.

Истории аптечного дела в Казани и в частности фирме Фердинанда и Эмиля Грахе посвящена целая экспозиция в музее ОАО «Татхимфармпрепараты». В подлинных аптечных шкафах бережно хранятся образцы лекарств XIX века, а также аптечные весы, хитроумные «стекляшки» и прочие фармацевтические принадлежности. Глаза разбегаются от всякого рода порошков и пилюль, микстур и сиропов, травяных и спиртовых настоев, ваксы, ваты и кремов, коробок и склянок, снабженных искусного оформления рецептурой, подробным описанием способа приема и общими рекомендациями пациенту.

В 1918 году аптека Грахе была национализирована и преобразована в обычную государственную аптеку, а в 1931-м на ее базе были организованы два новых предприятия: Химико-фармацевтическая фабрика №11 имени 14-й годовщины Октября, занявшая помещения бывшей фирмы Ф.Х. Грахе на Профсоюзной, и Казанский кетгутный завод, поместившийся в спешно выстроенных новых корпусах на Лево-Булачной улице. Оба предприятия входили в состав Татарского отделения Аптекоуправления и были прямыми предшественниками сегодняшнего ОАО «Татхимфармпрепараты».

Тут следует отметить, что первые исследования по получению советского кетгута относятся еще к 20-м годам. Производились эти опыты на базе кишечного цеха Симферопольского мясокомбината, но они не дали ожидаемого положительного результата ввиду отсутствия в Крыму необходимой технологической и научной базы, и производство в спешном порядке было переброшено в Казань с ее традиционно высокоразвитой химической промышленностью. Так наш город и стал общепризнанной родиной советского и российского кетгута.

Когда-то уже очень давно замечательный казанский краевед и просто замечательный человек Любовь Агеева записала воспоминания профессора Н.А. Крыловой, которую по праву считают прародительницей советского (читай — казанского) кетгута. Нина Александровна стояла у истоков производства кетгутных нитей практически с первых дней существования кетгутного завода, а в 1944—1947 годах была заместителем наркома мясомолочной промышленности Татарии. Н.А. Крылова упокоилась в декабре 1998 года, похоронена она на Арском кладбище вместе с мужем, профессором КХТИ Германом Константиновичем Дьяконовым. Полагая, что с моей стороны было бы неэтичным пересказывать чужие воспоминания, позволю себе привести хотя бы некоторые выдержки из них. На мой взгляд, они стоят того. Итак, слово профессору Нине Александровне Крыловой:

«…На Казанский кетгутный завод я попала в 1932 году после клинической практики в Шугуровском и Ютазинском районах Татарии. Раньше этот завод располагался в Симферополе. Был это не завод, а кишечный цех мясокомбината. Там и начали осваивать производство сухого кетгута. Единственный в стране кетгутный завод решили строить в Казани, но технологии выработки этой ценной продукции по существу не было. Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что нам пришлось строить кетгутную промышленность Советского Союза с нуля.

…Сотни тысяч нитей прошли через мои руки. Каждую надо было проверить на крепость и растяжение — основные параметры качества. Нить должна быть крепкой и в то же время эластичной — иначе узел может развязаться. Мы тогда не знали, как эти нити ведут себя в организме человека и животного. Сухой кетгут, изготовленный на нашем заводе, хирурги стерилизовали сами. И порой кетгут резко терял крепость, рвался, развязывались узлы. Иногда он «поджаривался» в сушильных шкафах. Было ясно, что надо искать не только методы контроля, но и методы стерилизации, а главное — разработать научно обоснованный процесс изготовления сухого кетгута. Ведь все делалось эмпирически, на глазок, по какому-то наитию мастера. В то время весь мир пользовался немецким кетгутом, но и немцы не имели оптимальных методов стерилизации. Один раз, году в 1935-м или 1936-м, московские начальники привезли в Казань несколько ампул производства разных фирм. При бактериологической проверке мы выяснили, что часть ампул нестерильна. И у нас сразу же пропал интерес к иностранной продукции.

…Я в то время была начальником уже двух цехов — ампульного и кетгутного. Бедные собачки снова и снова подвергались бесконечным операциям. Кусочки кетгута вшивались и под кожу, и в мышцы морских свинок. Опыты на собаках показали, что на разных тканях нити рассасываются по-разному, и есть ткани, где желателен длительный процесс. Первые опыты по изготовлению длительно не рассасывающегося кетгута я начала в 1935 году. Нити испытывались в клинике Александра Вишневского врачом Иваном Владимировичем Домрачевым.

Шел 1937 год, и мы подумывали о расширении производства. Проект составили в Москве быстро, но он был не пригоден для наших целей. Пришлось воспользоваться местными силами — «Татпроект» представил документацию в короткие сроки. Работа была огромной. Потребовалось более миллиона рублей. Тогда это была огромная сумма. По приказу директора А.П. Шуваловой все вопросы строительства и реконструкции решала я. Для меня это был ад, ведь на стройке я никогда не работала. Строили хозспособом. Причем прорабы были весьма безответственными. Под землей вырыли склад для сырья глубиной более 10 метров. Помню, землю рыли люди, которые обычно валяются около пивнушек. Никакой техники не было тогда — все лом, лопата, тачка. Эти «землекопы» каждый день требовали от меня отходы спирта, о существовании которых они от кого-то узнали. Иначе бросали работу и осыпали меня площадной бранью. Землеройные работы продолжались 3 недели. Стерпела все — лишь бы они рыли.

С началом войны немедленно привели в действие мобилизационный план. Завод получил указание работать круглые сутки, было объявлено казарменное положение. Сутки разделились на две смены, а если мы не укладывались в задания, работницы просто оставались на вторую смену, особенно в стерильно-ампульном цехе. Часа четыре поспят в душевой кабинке на плиточном полу, подстелив телогрейку — и снова на запайку ампул. На завод стали приходить дети работниц, и те привлекали их к упаковке ампул в коробочки. Заработки записывали за другими работницами, а потом отдавали деньги матерям ребятишек. Подкармливали детей в столовой. Школьники после занятий иногда заходили домой, брали с собой кого-то из малышей и приводили на завод в ту же столовую, чтобы накормить и своего братишку или сестренку.

…Наши женщины грузили на проходящие в сторону фронта поезда тяжелые ящики с ампулами кетгута и шелк в трубочках. Хорошо, что вокзал был рядом с заводом. А после смены девчата еще шли в госпиталь — он располагался в здании пединститута. И я ни разу не слышала жалоб, что им трудно. У нас у всех была одна общая боль.

…Наконец, когда из Москвы побежала масса народа (шел октябрь 1941 года), в Казань приехал директор столичного дезинфекционного института с семьей. Я сама, без министра, назначила его директором вместо себя, в Наркомздрав позвонила, чтобы прислали приказ о его назначении. Потом, при встрече, министр меня не ругал, наоборот, поблагодарил за смелое решение. Спросил, как жизнь. Я ему рассказала, что у меня двое детей, трех и восьми лет, они завшивели — не каждая мать на двух работах работает... Министр велел мне выдать мыла простого. Я была очень рада. Мы себе варили мыло из отходов кишок, оно было жидкое и неважное…

…Летом мне пришлось попросить в Совмине Татарии выделить заводу делянку в лесу — запасать дрова. Дали нам ее вниз по Волге, около деревни Березовка. Поехали туда двадцать две девчонки и один парень шофер, у которого была бронь. Лес дубовый на горе. Надо его валить, пилить, трелевать и возить по лугам на берег, грузить на баржи. Узнала, что в двух-трех километрах от нас валят лес парни 22-го завода. Пошла туда, стала умолять помочь нам. Ну и, конечно, еще у нас был спирт. Парни очень нам помогли. Баржи я в Москве выхлопотала — уже тогда, когда река подергивалась льдом. Но мы все перевезли и выгрузили на Бакалде. Скользко было на трапах, опасно. Однако девчата безропотно таскали бревна, а во время передышек даже плясали — завидели конец своим мучениям...

Война показала все преимущества нашего кетгута перед его иностранными образцами. В процессе изучения нашей продукции выяснилось: очень многое зависит от сырья, из которого мы ее вырабатываем, методов его консервирования и заготовки. Требуется сырье из молодых животных. Важна и порода овец. Крепкий, эластичный кетгут получается из цигайской породы. Хороши для этого и романовские овцы, гораздо хуже — тонкорунные породы. Видно, поэтому Англия и закупает у нас сырье очень охотно.

…После войны главный хирург Армии Александр Александрович Вишневский говорил мне, что подводя итоги Великой Отечественной войны, с коллегами отметил высокое качество казанского кетгута: «Почитай, тебе будет приятно». Спасибо, если так написали. Сама я этого не читала. Недавно вышла книга о кетгутном заводе (он теперь соединен с фармзаводом). Там нет ни слова о нас, о нашем коллективе…».

Если честно, мне очень хотелось привести замечательные воспоминания Н.М. Крыловой целиком, без купюр — настолько простым и понятным русским языком они написаны (эти записи мне предоставил Л.М. Жаржевский), да и образы довоенной и военной Казани проступают в этих строчках настолько отчетливо, как будто сам только что окунулся в прошлое. Но что поделаешь, пришлось их значительно сократить — формат не позволяет, надо двигаться дальше…

Скажу пару слов о послевоенной истории предприятия. В 1948 году силами специалистов казанского завода «Серп и Молот» на Кетгутном заводе было установлено и введено в эксплуатацию первое конвейерное оборудование, что позволило в разы увеличить производительность труда. Благодаря этому предприятие смогло расширить ассортимент выпускаемой продукции: помимо собственно кетгутных нитей из сырья второго сорта и отходов производства заводчане научились изготавливать различные виды струн для музыкальных инструментов. Казанские струны пользовались широчайшим спросом не только в Союзе, но и за границей — не даром же высочайшую оценку казанской продукции дал великий советский музыкант Давид Ойстрах. Помимо струн из отходов стали готовить техническую сшивку для приводных ремней, клей. Пробовали вырабатывать замшу, компрессорную бумагу и другую продукцию, которую потом стали называть «ширпотребом». Но главным оставался все тот же кетгут.

В 1958 году начинается коренная реконструкция завода. Осваиваются новые технологии, создаются отвечающие мировым стандартам научно-исследовательская лаборатория и конструкторское бюро. В 1962 году приступили к проектированию нового гигантского завода, при этом проектным заданием предусматривался вынос химикофармацевтического и кетгутного производств за черту города — в район строившегося в то же самое время другого промышленного гиганта — завода «Оргсинтез». В 1968 году в районе Жилплощадки были приняты в эксплуатацию производственные мощности на 223 миллиона упаковок готовых лекарственных средств в год, кетгутное же производство еще в течение нескольких последующих лет продолжало функционировать на старой площадке — в Забулачье, в нашей Мокрой слободе.

Только в 1976 году, когда на базе химико-фармацевтического и кетгутного производств было создано новое объединенное предприятие «Татхимфармпрепараты», «кетгутное дело» начало поэтапно выводиться на периферию, и в 1978 году на улице Беломорской, 260 в составе объединенного промышленного комплекса заработал цех биошовных хирургических материалов, прямой наследник Казанского кетгутного завода.