Клоаки Казани: зловонный путь к свалке нечистот и первая канализация

«Вопросы ассенизации» краеведа Алексея Клочкова. Часть 10-я

Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова «Казань: логовища мокрых улиц». С разрешения издателя «Реальное время» публикует отрывки из главы «О трех забытых производствах и некоторых вопросах ассенизации» (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9).

Прогулка по свалкам нечистот

Вопрос складирования отбросов человеческой цивилизации будет существовать, покуда существует человеческая цивилизация. Причем с течением времени его актуальность нисколько не снижается, напротив — она только возрастает. Сегодня во всем мире крупные города буквально захлебываются в собственных отбросах, и это связано отнюдь не только с ростом их населения, но в большей степени — с появлением в последние десятилетия миллионов наименований синтетических упаковочных средств и полимерных материалов, которые практически не поддаются процессу естественного разложения.

Несмотря на то, что Казань — это, конечно, не Мехико и не Нью-Йорк, но даже и у нас вопрос складирования и уничтожения мусора стоит весьма остро. Вспомним, сколько копий было сломано совсем недавно по поводу дальнейшей судьбы Самосыровского полигона или, скажем, строительства мусоросжигательного завода в поселке Осиново! Разумеется, наши предки знать не знали, что такое мусоросжигательный завод и мусороуборочная машина, но по меньшей мере в одном им было точно полегче — на заре XX столетия еще не были изобретены пластиковые бутылки и полиэтиленовые пакеты. Что же касается дореволюционной Казани, то с мусором и прочими нечистотами у нас в ту пору поступали весьма радикально — просто сваливали их в заливные луга за нынешним железнодорожным вокзалом в расчете на то, что очередное весеннее половодье сделает за людей всю грязную работу, что обыкновенно и происходило.

…Что ж, зажав носы, поговорим и о нечистотах! Сюжет наш почти целиком будет построен на официальных бумагах, и хочу заранее его успокоить: все цитируемые документы (не в пример нынешним) написаны очень легким языком, вполне доступным широкой аудитории, так что, обещаю, скучно не будет!

Начнем с «Доклада ревизионной комиссии по отчетам Городской управы за 1885 и 1886 годы Казанской Городской думе и объяснения Городской Управы по сему докладу». В одном из ключевых разделов этого документа рассказывается о незабываемых романтических впечатлениях, которые остались у членов ревизионной комиссии после посещения ими мест свалки нечистот в бакалдинских лугах:

«…Несмотря на отдаленность этих мест от пределов улиц города, при поездке по направлению к этим местам уже на дальнем расстоянии зловоние, распространенное в улицах позади Соболевских бань (т. е. дело было на территории нынешней Привокзальной площади, — прим. авт.), ясно указывает на цель предпринятого путешествия. Несмотря на то, что Комиссия отважилась на это путешествие в холодный октябрьский день, при отсутствии ветра, тем не менее, проехав Соболевские бани, все члены Комиссии были охвачены отвратительным зловонием, густо нависшим над кварталами этих окраин города, среди которых помещается, между прочим, принадлежащий городу так называемый Михайловский дом, не без причины часто пустующий по недостатку квартирантов (снесен в 1894 году в связи со строительством здания вокзала, — прим. авт.).

Трудно объяснить себе причину этого вечно царствующего здесь в улицах тлетворного запаха, так как до места свалки нечистот впереди целая верста. Оттого ли, что мостовые здесь очень дурны, и проезжающие бочки с нечистотами вследствие сильного колебания по мостовой расплескиваются, или, быть может, потому, что тут сосредоточены конторы с вывесками Фурман и Ко, при которых стоит в запасе и на отдыхе весь подвижный состав казанских ассенизаторов.

Допустить же, чтобы нечистоты были сваливаемы здесь где-нибудь близко, нельзя, так как тут же в доме Михайлова живет главный блюститель за правильной доставкой нечистот по назначению. Спустившись по мощеной дороге на луга, Комиссия направилась в сторону Стекольного завода, мимо которого лежит путь к цели ее путешествия. Здесь у Стекольного завода (место нынешнего пляжа «Локомотив», — прим. авт.) имеется сторожевая будка, где живут сторожа, наблюдающие за правильной свалкой нечистот и получающие за это от города 1 116 рублей в год. До этого места мостовая представляется удовлетворительною, но далее, начиная с узенького мостика, она в положительно невозможном виде: огромные колеи, ямы и каменные ухабы заставляют забыть путешественника о не совсем приятной конечной цели путешествия.

С неимоверными усилиями Комиссия, наконец, преодолев все препятствия, взъехала на помост, с которого должна производиться самая свалка. Помост этот стоит одиноко среди обширного луга, перед ним и сбоку пролегает ложбина, переполненная нечистотами, края и берега этой распространяющей страшное зловоние ложбины все облиты густыми экскрементами, и среди них там и сям видны 2 или 3 человека, тихо ходящие по ним и что-то в них как бы разыскивающие.

Оказалось, что люди эти специально занимаются разыскиванием среди нечистот случайно попадающихся в них различных ценностей, и для этой цели нечистоты зачастую не валятся в ложбину, а разливаются по ее берегу. Между тем подобная свалка нечистот еще более усиливает распространение зловония. Мы подробно остановились, описывая эту отрицательную сторону городского хозяйства на тот предмет, чтобы вызвать со стороны Казанской городской думы почин к наилучшему и менее патриархальному способу ассенизации нашего города, которого неудовлетворительное санитарное состояние, несомненно, обусловливается дурным способом очистки нечистот…»

А вот выдержка из «Путеводителя по Казани» врача М. Казанского — тут тоже о вопросах удаления нечистот: «…В 1888 году городской голова С.В. Дьяченко предложил Думе энергическую меру — сделать обязательное постановление, чтобы удаление нечистот из ретирадов и помойных ям производилось лишь с помощью машин и в герметически запираемых бочках, с дезинфекцией их, допуская временно негерметические бочки лишь в слободах. Но Дума, не желая устранить от ассенизационного промысла крестьян и опасаясь монополии нескольких крупных промышленников, не согласилась. В целях ассенизации города в начале 1890-х годов устроено было 22 общественных ретирада, к устройству которых особенно побудила холера 1892 года. В отношении места свалки нечистот Казань по своим топографическим условиям находится в весьма затруднительном положении. Вся прилегающая к городу с северной, северо-западной, западной и юго-западной сторон низина заливается водою. С юго-восточной стороны городские места гористы и в то же время ограничены и скоро примыкают к крестьянским землям.

Издавна местом свалки нечистот служила низина, находящаяся за городом, в расстоянии 700 сажен, близ речки Ички, за стекольным заводом, где нечистоты разбрасывались почти по всему Прилуцкому полю. Местность эта в полую воду затопляется, и тогда все нечистоты уносятся в Волгу. В половодье нечистоты сваливались в Волгу с особого помоста. В 1892 году место свалки нечистот было перенесено несколько южнее, близ Бакалдинской дороги, около Полянинской дамбы, в низине Ямских лугов, которая также всегда заливается в весенний разлив Волги.

Свалка нечистот в полую воду производилась с устроенных на окраине города помостов в особо устроенные баржи, которые отвозили нечистоты на стрежень Волги. Но окраина города загрязнялась, а затем в 1894 году спуск нечистот в воду запрещен был администрацией. В настоящее время вывозка нечистот производится (с 1893 года) в луга за Татарской слободой, вправо от Полянинской дамбы, на расстоянии 950 сажен от ближайших помещений…»

Краткая история казанской клоаки

В своей предыдущей книге я, к сожалению, упустил из виду весьма важный эпизод — оказывается, еще в период строительства первых линий казанского трамвая в Городской думе всерьез рассматривалась возможность вывоза нечистот из города в специально переоборудованных трамвайных вагонах. Выступая в 1897 году в университетской противочумной комиссии, городской голова С.В. Дьяченко высказался об этом весьма недвусмысленно и даже поставил вопрос ребром: «…В ближайшем будущем городу следует понудить Бельгийское анонимное общество к сооружению трамвая с электрической тягой для постоянной вывозки нечистот города на Полигон (иначе за дальностью расстояния и неудобством для проезда на Полигон пути чрезмерно удорожится вывозка нечистот и потому не будет производиться туда)».

Между прочим, в том докладе городского головы прозвучало еще немало дельных предложений по обустройству ассенизационных систем: это и сооружение «осадочных вместилищ, которые бы потом обеззараживались и засыпались», и устройство «ряда широких и глубоких канав, соединяющихся между собою дренажными трубами», и строительство «полигона в семи верстах от города», и, наконец, организация вывоза нечистот «в герметически закупоренных бочках». К сожалению, большинство из этих предложений по известным причинам так и остались нереализованными, но некоторые из них все же частично воплотились в жизнь. Так, уже в 1897 году начали свою деятельность ассенизационные обозы, которыми только за тот год было вывезено из городских общественных зданий и из обывательских домов около 30 000 бочек нечистот, при этом город заплатил за вывозку 85 000 рублей. Нетрудно заметить, что банальная транспортировка фекалий обходилась городской казне в кругленькую сумму, а между тем об обустройстве в городе полноценной канализации оставалось только мечтать!

Существовавшие на тот период в городе локальные ассенизационные системы (вроде пресловутой Черноозерской трубы, дренирующей засыпанное Черное озеро, да водостоков нескольких общественных зданий), разумеется, не в счет — для крупного города то была поистине капля в море. Были еще водостоки-ливневки, предназначенные для сброса талых и ливневых вод — они обыкновенно прокладывались в соответствии с естественным уклоном местности по краю проезжей части улицы.

Одна такая ливневка сохранилась в моей памяти: еще и в семидесятые годы на правой стороне улицы Айдинова была глубокая канава, кое-как забросанная досками, а на перекрестках заключенная в трубу; и по весне, случалось, вода шла поверх нее и мчалась вперед, увлекая в мутных потоках доски, щепки и прочий хлам, прямо в Кабан. В 1892 году специальным распоряжением Городской думы к подобным ливневкам разрешили присоединиться отдельным домовладениям с условием, что в городской водосток с этих домовладений будет сбрасываться только талая вода и вода от ванн. Понятно, что эти ограничения практически сразу стали нарушаться буквально всеми поголовно домовладельцами — в водостоки стало попадать содержимое помоек и отхожих мест. Специальные думские комиссии как могли боролись с этим, но искоренить эту практику оказалось невозможным.

В первое десятилетие нового века инженерами предлагались многочисленные варианты кардинального разрешения ассенизационного вопроса, зачастую попахивавшие прожектерством (наподобие проекта А.К. Енша), но, увы, ни один из этих проектов так и не был реализован — в итоге проблема обустройства городской канализации перешла по наследству к новой власти. После разрухи революционных лет положение с удалением нечистот в Казани из просто ужасного сделалось катастрофическим. Судите сами: парк ассенизационного автотранспорта в 1924 году насчитывал всего четыре автомобиля («Бенц», «Деляге», «Локомобиль» и «Адлер»), вместе с тем емкость ассенизационных баков каждого из них не превышала и 160 ведер. За год эти автомобили сумели вывезти всего только 7 851 бочку жидких нечистот. Для сравнения: конным ассенизационным обозом, состоявшим из тридцати пяти лошадей, за тот же период было вывезено 192 674 бочки. При этом годовой прирост объемов нечистот по Казани составлял в то время не менее 730 000 бочек. Таким образом, в столице Татарской республики оставались невывезенными более трех четвертей нечистот. Что было делать с ними, покуда не будет построена канализация — никто не знал.

И вот тогда от отчаяния и безысходности казанские власти решились на беспрецедентное решение: в наиболее густонаселенных частях города (и в первую очередь в Ямской и Мокрой слободах) стали бурить поглощающие колодцы. К слову сказать, этот достаточно варварский способ удаления нечистот применялся в Казани и раньше, но не в таких масштабах и не с таким размахом. Как видно из самого названия, поглощающий колодец предназначается для поглощения фекальных, сточных и дренажных вод почвой. Обычно он устраивается или в виде ямы большей или меньшей глубины с проницаемыми стенками и дном, или в виде шахтного или бурового колодца. Если просверлить подобный колодец в районе с плотной застройкой, то с течением времени промоина, образовавшаяся на его месте, неминуемо ослабит фундаменты близлежащих строений, отчего последние запросто могут либо обрушиться, либо по меньшей мере покрыться трещинами. К слову, еще относительно недавно в историческом центре подобных «надтреснутых» домов, что называется, было «пруд пруди» — их можно было отыскать едва ли не в каждом дворе.

Но главный вред от поглощающих колодцев заключался не в негативном влиянии на фундаменты, а в чудовищных экологических последствиях. Все дело в том, что шахту такого колодца всегда стараются довести до водоносного горизонта с той единственной целью, чтобы сливаемые фекалии как можно быстрее поглощались водоносным слоем. Проще говоря, поглощающий колодец — это устройство для слива дерьма в родник. При этом влияние поглощающего колодца может распространяться на огромные расстояния — тот же Виктор Гюго в «Отверженных» описывает случай заражения через поглощающий колодец парижского водопровода, когда загрязнение проникло сквозь известковые породы на очень большую глубину. Подобное варварство сегодня считается грубейшим нарушением всех мыслимых и немыслимых санитарных норм и карается очень сурово.

В эпоху раннего СССР о вреде, наносимом поглощающими колодцами окружающей среде, конечно же, знали, и даже пробовали с ними бороться, но поскольку охранника в каждый двор не поставишь, их использование продолжалось в течение всего первого десятилетия советского периода. Только после выхода в 1927 году «Санитарных правил по собиранию, удалению и обезвреживанию нечистот и отбросов в неканализованных населенных местах городского типа», утвержденных сразу двумя Наркоматами — здравоохранения и внутренних дел, подобная практика была прекращена, да и то не везде и не сразу. До сих пор у меня перед глазами стоит расколотый пополам кирпичный флигель нашего старого дома по Большой Красной — дед говорил, что под его стеной у них был скрыт от посторонних глаз поглощающий колодец (оставшийся еще со старых времен), который продолжал работать в течение всех предвоенных лет, невзирая ни на какие запреты…

Между тем строительство первых объектов казанской канализации, начатое в 1928 году, шло своим чередом. К 15-й годовщине Октября были приняты в эксплуатацию Забулачный участок Татарстановского коллектора (по названию улицы Татарстан) и проложенный под Тукаевской улицей Промышленный коллектор общей протяженностью 2,5 км. В последующие годы канализационная сеть стремительно расширялась — ее щупальца одно за другим протягивались к промышленным предприятиям, торговым объектам, общественным, жилым и прочим зданиям. Сточные воды по сотням трубопроводов, как по капиллярам, стекали в главный коллектор, откуда безо всякой очистки сбрасывались в Волгу.

В 1953 году власти дали, наконец, отмашку строительству сооружений механической очистки, но и это благое начинание растянулось на годы — первые очистные сооружения городской канализации производительностью 80 тыс. кубометров в сутки были приняты в эксплуатацию лишь в 1964 году. Увы, в те времена и они не справлялись с очисткой даже половины всех стоков. В 1974 году были введены в строй сооружения биолого-механической очистки с иловыми полями производительностью 300 тысяч кубометров в сутки. Спустя еще семь лет были построены сооружения биологической очистки производительностью 350 тысяч кубометров в сутки, а в 1983 году — сооружения биологической очистки мощностью 100 тыс. кубометров в сутки.

При этом за годы советской власти протяженность канализационной сети Казани возросла почти в 50 раз: в 1933 году она составляла 12,4 км, в 1950 — 49,1 км, в 1960 — 109 км, в 1970 — 220 км, в 1980 — 374 км, в 1994 — 530 км. Соответственно, годовой пропуск сточных вод возрос от 410 тыс. кубометров в 1933 году до 160 862 тыс. кубометров в 1994 году.

Продолжение следует

Алексей Клочков, иллюстрации из книги «Казань: логовища мокрых улиц»
ОбществоИсторияИнфраструктура Татарстан Город Казань

Новости партнеров