Блудливая Казань: индивидуалки, «пароль для своих» и похождения Гришки Распутина

Хотели как лучше, а получилось как всегда

Закрытие в 1900 году большинства официально зарегистрированных домов терпимости на Песках было предварено докладом «О судьбе домов терпимости в городе Казани», с которым непоколебимый борец с проституцией профессор А.И. Елистратов выступил перед членами Общества защиты несчастных женщин. В этом его выступлении прозвучали настолько животрепещущие факты, что городские власти не могли не отреагировать — в результате публичные дома с Дегтярной улицы были перенесены на окраину — в дальний конец Архангельской улицы (современная улица Хади Такташа), за Ботанический сад Университета — нынешний зоопарк.

Передовая казанская общественность ликовала — наконец-то гнездо разврата, давно уже ставшее притчей во языцех, убрано из центра с глаз долой. Но как, наверное, читатель уже догадался, и эта радость оказалась недолгой — взамен ликвидированных официальных заведений (где соблюдался хотя бы маломальский порядок — бордели выделялись красными фонарями и непрозрачными занавесками на окнах) теперь на той же Дегтярной улице неимоверно расплодились тайные притоны проституции, и (что еще страшнее) выросло в разы число проституток-одиночек («бланковок»), не поддававшихся никакому учету.

К слову, блудниц, приписанных к легальным домам терпимости, в Казани звали «билетницами» — им взамен сданного в полицейский участок паспорта выдавался «желтый билет». Проституток же одиночек звали «бланковками», или «бланковыми». Им выдавался документ на право торга телом, который они обязаны были всегда носить с собой и предъявлять по первому требованию полиции. Среди «проституток-бланковок» были в основном женщины «в годах», которые в прямом смысле были выброшены за возрастом из публичных домов. Светлана Малышева приводит слова казанского врача Н.Н. Порошина, назвавшего их «самыми жалкими и несчастными — перебегающими из трактира в трактир». Услуги этих женщин были востребованы лишь представителями самого «дна» общества. Нередко расплачивались с ними лишь «шкаликом водки и луком на закуску». И вот теперь, после того как были закрыты легальные бордели, эта самая низшая каста жриц любви, как потревоженные тараканы, «расползлась» по всему околотку. Верно говорят — свято место пусто не бывает…

В общем, как ни старались власти бороться со злом, а в итоге вышло только хуже — на Песках значительно возросла уличная преступность, а на близлежащих Мясной и Рыбной площадях появились голодные и оборванные «девицы» настолько жуткого вида, что ими брезговали даже самые опустившиеся представители городского «дна».

Наиболее приличные нелегальные «веселые» дома перебрались в это время с Песков на близлежащую Рыбнорядскую улицу, где в огромном домовладении Луппа Марусова (знаменитой «Марусовке», описанной Горьким) традиционно ютились бедняки, студенты, проститутки и уголовные элементы. Сложившееся на момент начала Первой мировой войны в Марусовских трущобах удручающее положение дел с проституцией и прочим криминалом как нельзя лучше характеризует анонимное письмо, зарегистрированное в канцелярии казанского губернатора в ноябре 1914 года:

«Ваше Превосходительство! Сделайте доброе дело, и им Вы себе создадите вечный нерукотворенный памятник и прославитесь на всю Россию. Побывайте лично в Марусовских домах на Рыбнорядской и Старо-Горшечной улицах. Они еще 30 лет тому назад прославились своей грязью и притоном проституток, хулиганов и разного темного люда, но там же гнездятся и честные труженики: бедные чиновники, студенты, курсистки, всякие ремесленники и отравляют свою жизнь: ведь это клоака всяких зловоний и всякой заразы. Недаром их зовут Марусовской трущобой.

Для чего же существуют врачебные инспектора, если у них под носом целых полстолетия, если не больше, в центре университетского города — столицы Поволжья имеется такой очаг заразы и зловония...

После этого уже неудивительны те грязь и вонь, которые до сих пор наблюдаются в большинстве дворов Рыбнорядской и Большой Проломной улиц, а также понятна и та грязь, которая существует в рыбных лавках, а также и в мясных: столы грязные, мясо не покрывается, фартуки у продавцов хуже половой тряпки... Пока у Вас, как у Главноначальствующего, есть особые права и власть — можете все это исправить одним своим словом, и бедняки скажут Вам сердечное спасибо, так как Вы спасете жизнь и здоровье многим…»

«Господин главноначальствующий» — так в военное время именовалась должность губернатора — в поход по трущобам не собрался (да и не губернаторское это дело), а вот казанскому полицмейстеру А.И. Васильеву — пришлось. В сопровождении многочисленной свиты крупных и мелких полицейских чинов он в декабре того же года тщательно обследовал как саму Марусовку, так и «логовища» соседнего Собачьего переулка — современной улицы Некрасова. И вот в ходе этого осмотра «самолично Его Превосходительством» на совсем небольшом пятачке было выявлено целое гнездо неподнадзорных публичных заведений — Печенкина, Солиной, Захарова и др. На владельцев были составлены протоколы, а проститутки выдворены этапом на родину.

Между прочим, Собачий переулок, подобно ручью скатывавшийся с Горшечной горы в низину Рыбнорядской площади, славился в свое время круглосуточно работавшими тайными квартирами разврата, где «для своих» использовался паролевый сигнал, дающий гостю понять — работает заведение или нет. На подоконник выставлялась фарфоровая собачка с болтающейся головкой (подобные фигурки сегодня устанавливают в салонах своих авто на «торпеды» многие автолюбители) — если собачка миролюбиво глядела на улицу, это значило: «Заходите, люди добрые, берите, что хотите!», если же, наоборот, собака выставляла на улицу, пардон, свою попу — «Закрыто для переучета товара». Отсюда по одной из версий и произошло старое название переулка.

О том, как Григорий Распутин прославил Дегтярную улицу

Спустя всего три года после очередной неудачной попытки ликвидации нелегальной проституции в Песках Дегтярная улица вошла в историю России — ее удостоил своим посещением не кто иной, как сам Григорий Ефимович Распутин. «Старец Григорий» (именно так его именовали несмотря на достаточно молодые года) посетил Казань в июне 1903 года после нескольких лет странствований по Святым местам.

Надо отметить, что казанский период сыграл в жизни Распутина достаточно весомую роль и даже в некотором смысле стал поворотным в его судьбе. Здесь Распутин познакомился со многими представителями казанского духовенства и даже в течение некоторого времени проживал в Седмиозерной Богородичной пустыни, где тесно сошелся с ее настоятелем, святым старцем схиархимандритом Гавриилом (Зыряновым).

Интересно, что практически в это же самое время в обители гостила Великая княгиня Елизавета Федоровна, и вероятнее всего, именно от схимника архимандрита Гавриила она впервые узнала о Распутине, и вероятно, она же рассказала императрице Александре Федоровне о «святом старце Григории». В отличие от самой императрицы Елизавета Федоровна впоследствии невзлюбила Распутина и этого своего негативного мнения о нем больше никогда не меняла.

В Казани Григорий Распутин проживал в Суконной слободе в доме учителя IV Казанского городского начального училища и одного из организаторов черносотенного движения в Казани и Казанской губернии Павла Федоровича Мойкина. Не подлежит сомнению, что Распутин имел в Казани определенный авторитет, поскольку был принят в лучших домах — известно, в частности, что он наносил неоднократные визиты к Депрейсам и Чернояровым, находясь при этом на содержании у казанской миллионерши вятского происхождения Прасковьи Дорофеевны Башмаковой. И это повышенное внимание к персоне «святого старца» вовсе не случайно — уже в ту пору слухи о «великом пророке, прозорливом муже, чудотворце и подвижнике по имени Григорий» плыли по всей необъятной России и подкатывались к самому Петербургу.

Само собой разумеется, охочий до прекрасного пола «святой старец» не мог обойти своим вниманием злачные места нашего города. При этом по каким-то неведомым причинам (вероятнее всего, географического характера) Григорий Ефимович из множества возможных вариантов выбрал Пески, где, кстати, им был опробован один из оригинальных способов усмирения «женской гордыни». В 1903 году этот яркий эпизод привлек к себе не много внимания (поскольку в ту пору Григорий Ефимович еще не был столь известной личностью, каковой он сделается спустя короткое время) и до поры до времени был забыт.

Только после убийства Распутина в декабре 1916 года казанские газеты буквально прорвало — в желтой прессе появились сотни статей, комментариев, версий и сплетен под заголовками: «Смерть Распутина», «К убийству Распутина», «Подробности убийства Распутина», «По поводу убийства Григория Распутина» и пр. Даже такие авторитетные издания, как «Казанский Телеграф» и «Камско-Волжская речь», в нескольких номерах дали пространные статьи, в которых помимо обстоятельств собственно убийства приводилось множество воспоминаний, связанных с пребыванием Григория Ефимовича в нашем городе. Тогда-то, уже после смерти главного героя, и открылись пикантные подробности того давнего и к тому времени уже подзабытого случая на Песках:

«…Отец Григорий, находясь в одном из многочисленных казанских публичных домов, расположенных на «Песках», просвещал души женщин и встретил упорное непонимание одной из обитательниц. Обычный посетитель довольствовался бы лишь телом, оставив в покое душу падшей женщины, но не таков был Григорий Ефимович. Сорвав свой пояс, Распутин, бичуя им голую девицу, прогнал бедную проститутку вдоль всей улицы на глазах остолбеневшей публики. В конце концов женская гордыня была Григорием Ефимовичем укрощена, а душа спасена…»

В последующие годы Распутин еще не раз посещал Казань. В 1905 году он познакомился с архимандритом Андреем (Ухтомским) и несколько раз останавливался на ночь в его казанской квартире. Зимой 1906 года он побывал в гостях у предводителя казанского и царевококшайского дворянства А.Н. Боратынского. Этот неожиданный визит в своих воспоминаниях описывает сестра хозяина Ксения Николаевна Боратынская, не слишком жалуя при этом их давнего гостя:

«…20 декабря 1916 года узнали, что убит Распутин. У всех была смесь глубокого удовлетворения с каким-то жутким чувством. Кстати, расскажу о моей встрече с этим выродком. Это было, кажется, в 1906-м году. Анна Дмитриевна Шипова, фрейлина принцессы Ольденбургской, несмотря на свою исключительную моральную чистоту, была убеждена в его святости. Она дала ему наш адрес, когда он, проезжая в Сибирь, останавливался в Казани. При этом она писала Саше: «Прими этого святого человека». Он сидел за столом, когда я вошла в столовую. Я не имела понятия о том, кто это, но сразу поразили его пронизывающие, как бурава, глаза, несмотря на их почти белый цвет. Он как-то весь подергивался, кривлялся, очевидно, изображая юродивого. Все на него смотрели с интересом, тем более что уже стали ходить слухи, что он обладает какой-то гипнотической силой и исцеляет больных. Только одна наша горничная Настя, стоя по своему обыкновению боком, говорила: «Какой это святой — мужик и мужик», — и обращаясь к нему, говорила ему на «ты» не очень-то любезным тоном».

Продолжение следует