Блудливая Казань: Проституционный комитет, офицерские оргии и лидер «венерического рейтинга»

Об исторической миссии городского пожара

Легализация проституции в Российской империи по времени совпала с опустошительным казанским пожаром лета 1842 года, сыгравшим для Казани практически ту же роль, что и пожар 1812 года для Москвы. Пожару этому предшествовали еще два события, которым историки уделяют незаслуженно мало внимания, а между тем они определили ни много ни мало, а будущий облик нашего города.

Так, 15 ноября 1841 года было высочайше утверждено «Положение об устройстве губернского города Казани», которым регламентировалось все городское строительство, а вновь формируемые районы были закреплены за определенными социальными и национальными группами населения. Вторым событием, непосредственно связанным с первым, стало издание в 1840—1841 годах «Альбома образцовых фасадов в новом вкусе», который был издан в Канцелярии главноуправляющего путей сообщения и публичных зданий графа Петра Андреевича Клейнмихеля весьма ограниченным тиражом и всего по одному экземпляру разослан во все губернские города как руководство к действию. Реализация этих двух планов была рассчитана на десятилетия, но на деле все случилось гораздо скорее — пожар 1842 года смешал все карты и в считанные часы подготовил отличную строительную площадку для массового обновления жилой застройки города. Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Начавшаяся после пожара массовая отстройка выгоревших кварталов совершенно изменила архитектурный облик города в соответствии с новыми «образцовыми» проектами. Но главное заключалось в другом — стихийное бедствие (вкупе с работами по ликвидации его последствий и реализацией вышеупомянутых планов) настолько глубоко разворошило «казанский муравейник», что вызвало мощное движение городского населения, и эти по большей части стихийные миграционные потоки самым кардинальным образом перекроили социальное, национальное и досуговое пространство нашего города.

Так, коренное татарское население, ранее локализировавшееся в основном вдоль Евангелической (Татарстан), Захарьевской (Каюма Насыри) и Екатерининской (Тукая) улиц, постепенно стало расселяться и вдоль нынешней Московской улицы, в сторону Мокрой и Ямской слобод. Тогда-то и началось формирование татарской Сенной площади, которая в начале ХХ века будет воспета Тукаем. В свою очередь несколько десятков старообрядческих купеческих семейств перекочевали из Забулачья в правое Прикабанье, где и закрепились на многие десятилетия. Гористая часть города с ее благоустроенными улицами, крепостью, университетом, монастырями и церквями как была, так и осталась средой обитания русского дворянства, купечества и интеллигенции; но после пожара 1842 года и в этой части города начинают потихоньку-помаленьку появляться доходные дома, принадлежащие татарским богатым купеческим семействам.

Городская беднота традиционно селилась в самой неблагоустроенной мещанско-ремесленной части города и в рабочих слободах; в околотках же, прилегающих к городским рыночным площадям, нашли прибежище и вовсе самые обездоленные люди, для которых единственной возможностью выжить была наиболее грязная, по большей части поденная работа, которую могли предоставить только рынки. В итоге рядом с торговыми площадями — Мясной, Рыбной, Мокрой, Мочальной и Суконной — возникли настолько жуткие трущобы (остававшиеся на протяжении длительного времени незаживающими язвами на теле города), что с ними не сумела в одночасье справиться даже не склонная к сантиментам советская власть. Эти-то трущобы и стали рассадниками, где как плесневый грибок распространилась и пустила корни неизлечимая и по сей день социальная зараза, именуемая проституцией.

О деятельности органов надзора над проституцией в старой Казани

Итак, проституция в России была легализована в канун самого знаменитого казанского пожара. В следующем, 1843-м году по инициативе тогдашнего министра внутренних дел графа Льва Алексеевича Перовского был создан Врачебно-полицейский комитет, которому вменялось в обязанность осуществлять надзор за публичными женщинами в пределах всей страны. На протяжении последующего десятилетия регламентировавшая «проституционный вопрос» нормативно-правовая база расширялась и совершенствовалась — один за одним на свет появлялись рожденные в недрах полицейского и медицинского ведомств разного рода правила и циркуляры — «О мерах к недопущению любострастной болезни» (1843), «Правила содержательницам борделей» (1844), «Правила для публичных женщин» (1844) и что совсем уж смешно — «Правила для содержательниц тайных притонов для распутства» (если они и вправду «тайные», то что же тогда регламентировать?! — закрывать надо).

Покуда все эти акты сверстывались, согласовывались и утрясались, минуло долгих восемь лет. Только в 1851 году поднятая в столице волна нововведений докатилась, наконец, до провинциальных городов и была доведена до губернских начальников. В марте 1852 года казанскому полицмейстеру было предписано составить списки публичных женщин и предоставить их во Врачебную управу «для хранения по принадлежности». В последующие двенадцать лет учет казанских проституток осуществлялся медицинским ведомством, а с 1865 года — вновь учрежденным органом контроля над проституцией в городе — Проституционным комитетом. В его состав, помимо медицинских работников, входили и «профильные» полицейские чиновники, а его деятельность курировал сам полицмейстер.

Увы, это благое начинание вскоре сошло на нет — перейдя в 1867 году в ведение Казанского земства, Проституционный комитет перестал созываться, а работа по учету и надзору над проституцией была по большей части пущена на самотек. Только много позже, в 1886 году этот надзорный орган возобновил свою работу под именем Врачебно-полицейского комитета и под председательством все того же полицмейстера. В состав комитета входили также губернский врачебный инспектор, три врача-венеролога, военный врач, два ординатора Земской больницы, а также представители города и Земства. Этот орган продолжал функционировать вплоть до самой революции, хотя (как мы уже знаем из предыдущих глав) его деятельность так и не смогла переломить в лучшую сторону ту поистине чудовищную ситуацию, которая к тому времени успела сложиться в сфере услуг продажной любви.

Тем не менее некоторые свои функции (по большей части — учетные) комитет все же выполнял довольно исправно. Так, в номере от 11 июня 1909 года «Камско-Волжская речь», подвергая деятельность Врачебно-полицейского комитета самой резкой критике, при этом указывает на его несомненные заслуги в обеспечении учета, регистрации и регулярных медицинских осмотров публичных женщин и отмечает, что в противном случае ситуация с проституцией могла бы полностью выйти из-под контроля. Заседания Врачебно-полицейского комитета проводились ежемесячно в здании Казанской земской больницы на Покровской улице (участок нынешней улицы Карла Маркса).

В этом месте следует особо подчеркнуть, что дел у комитета во все времена было просто невпроворот, ибо наша Казань в свое время снискала весьма сомнительную славу как один из основных центров проституции в Российской империи, по численности борделей на душу населения уступая только сибирскому городу Иркутску.

О бедном гусаре замолвите слово

Дать объяснение этому феномену на самом деле весьма просто: 6 августа 1864 года был образован Казанский военный округ, и в городе на постоянной основе был расквартирован крупный гарнизон, включавший в себя две запасные пехотные дивизии, артиллерийскую бригаду, отдельные батальоны (линейные, резервные, местные), большое количество прочих частей, госпиталь и интендантские склады. Иными словами, город был сверх всякой меры переполнен потенциальными потребителями услуг жриц любви, коими во все времена были солдаты и офицеры. А если вдобавок присовокупить сюда еще и совсем немаленький отряд казанского студенчества, становится совершенно ясным, отчего буквально все российские проститутки считали Казань настоящей «золотой жилой» и почитали за великое счастье устроиться здесь на постоянную работу.

Тогдашние острословы называли Казань «городом воинских частей, ученых людей и дешевых бл…й» — и это определение было на удивление метким. Между прочим, шуточка сия успела шагнуть и в новую эпоху — несмотря даже на то, что в 1918 году Казань лишилась статуса окружной военной столицы, в городе продолжали квартировать десятки воинских частей, студенты тоже не перевелись — так что и при Советах жрицам любви работы хватало!

Что уж говорить про век девятнадцатый, когда проститутки (элитные, разумеется), случалось, заглядывали к своим подопечным в гарнизоны как к себе домой. Помните, с каким нетерпением гусары ждали прихода в полк модистки Зины по кличке Жужу из салона мадам Жозефины, которую в чудесном фильме Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово» сыграла Наталья Гундарева?! Так вот, в данном случае великий режиссер нисколько не сгустил красок и не согрешил против истины — бывало и такое.

Хотя, с другой стороны, солдаты (и даже офицеры!) не брезговали услугами и дешевых проституток — с ними и проблем меньше, и начальство не узнает, а главное — не требуется никаких излишних формальностей вроде ухаживаний, цветов и прочей ненужной возни — все происходило строго по принципу, сформулированному еще основоположником марксизма: «Товар — деньги — товар».

Штабные офицеры, как правило, предпочитали частные квартиры или на худой конец Пески, где было все-таки почище, да и географически поближе к своим пенатам — благо, окружные штабные управления, тыловые и интендантские службы кучковались в основном в районе нынешних улиц Горького, Карла Маркса, Большой Красной, Гоголя и Муштари.

Пьяные оргии с проститутками, устраиваемые офицерами казанского гарнизона, вовсе не были редкостью и часто попадали в полицейские сводки. Так, в 1867 году офицеры Либавского полка учинили пьяный дебош и «буйственные поступки» в публичном заведении содержательницы Берг на Успенской улице. Даже вызванный хозяйкой на подмогу пристав Второй полицейской части не смог утихомирить разбушевавшихся защитников Отечества — ему было «нанесено оскорбление при исполнении служебных обязанностей». В чем оно заключалось, это оскорбление, история умалчивает, известно только, что офицеры были примерно наказаны лично командующим округа — их на две недели посадили под замок. Тем дело и кончилось.

Еще более вопиющий случай относится уже к 1909 году, когда группу подгулявших молодых офицеров «застукали» в доме Меркулова (на фешенебельной Большой Проломной!), где они развлекались с «крестьянкой» Анной Ямщиковой. Когда после долгих уговоров и пьяных препирательств полицейские, наконец, вскрыли дверь, их взору представала совсем уж неприглядная картина — в середине большой комнаты стоял укрепленный на деревянной треноге фотографический аппарат, с помощью которого доблестные офицеры, очевидно, делали «веселые картинки», по очереди фотографируясь с совершенно обнаженной девицей. По этому факту был составлен протокол, а что было дальше с теми офицерами и как их наказали — неизвестно.

Не в пример офицерскому корпусу солдаты, зажатые в тиски воинской дисциплины, вели себя гораздо тише — да и не больно разгуляешься на отпущенное солдату нищенское денежное довольствие. Их уделами традиционно были Мокрая и Ямская слободы, благо совсем рядом, буквально в шаговой доступности (в районе нынешних улиц Нариманова и Ямской) помещались солдатские казармы. Все солдат здесь устраивало — и «социально близкий» контингент (не забудем, что жрицы любви, как и солдаты, в большинстве своем были выходцами из деревни), и расценки, а главное — все здесь происходило как-то «по-мокрински» тихо, без лишних слов и ненужной романтики. Вместе с тем в Мокрой куда проще было подцепить «нехорошую болезнь», нежели, скажем, на тех же Песках.

Посещение «мокринских» проституток (как работавших в борделях, так и одиночек) было, по сути, единственной доступной формой досуга для солдат и фабрично-заводских рабочих — последние, как и солдаты, обитали в рабочих казармах в Ямской слободе, только условия их проживания были на порядок хуже. «Волжский вестник» пишет: «…Не дается пощады даже женской стыдливости. Вповалку ложатся мужчины, женщины и девушки; ночью представляется безобразная картина разметавшихся, полуобнаженных в духоте и смраде женских и мужских тел, пересыпанных детьми». Тут как раз про те самые рабочие казармы. Стоит ли удивляться, что в этом человеческом муравейнике уровень заболеваемости венерическими болезнями доходил порой до тридцати — тридцати пяти процентов.

Разумеется, власти как могли пытались бороться с этой напастью. Так, еще в шестидесятые годы позапрошлого века Проституционный комитет наладил (со второй, правда, попытки) регулярное медицинское освидетельствование рядового и младшего начальствующего состава казанского гарнизона и фабрично-заводских рабочих на предмет наличия венерических заболеваний и в первую очередь выявления лиц, зараженных сифилисом. Но увы, с ликвидацией Проституционного комитета и это благое начинание потихоньку сошло на нет.

В последней четверти XIX века заболеваемость «нехорошими болезнями» в казанском гарнизоне превысила все мыслимые и немыслимые пределы и даже установила всероссийский рекорд — об этом «выдающемся военном достижении» Командующий войсками Казанского военного округа генерал-адъютант Григорий Мещеринов доложил отношением от 29 октября 1882 года, адресованным губернатору:

«…Казань, 29.10.1882 г. исх. № 4280/10. Отношение командующего войсками Казанского военного округа и окружного военно-медицинского инспектора — губернатору о распространении венерических заболеваний в войсках округа.

Между нижними чинами вверенного мне округа венерические болезни настолько распространены, что по роду этих болезней войска Казанского военного округа занимают первое место из всех войск военных округов.

Сделав со своей стороны все распоряжения относительно принятия мер к возможному уменьшению заболеваний нижних чинов венерическими болезнями, я прошу в этом деле содействия Вашего Превосходительства по вверенной Вашему правлению губернии и о тех мерах, которые будут приняты, сообщать мне.

Командующий войсками округа генерал-адъютант Г.В. Мещеринов Окружной военно-медицинский инспектор В.Н. Ильинский».

На документе рукой казанского губернатора наложена резолюция «Переговорить с полицмейстером». Вероятно, переговорили, отчитались в военное ведомство (не забудем о том, что командующий округом согласно Табели о рангах занимал гораздо более высокое положение, нежели губернатор), а спустя всего неполных два месяца грянула новая беда — оказалось, что шестнадцать юнкеров, находившихся на излечении в Казанском военном госпитале, больны вовсе не простудой, не гриппом, не ангиной и даже не скарлатиной, а самым что ни на есть вульгарным сифилисом. Причем тринадцать из этих шестнадцати подцепили заразу «от девицы, имени которой они не знают», в одном и том же борделе на Песках — в доме Познанского. Обстоятельства этого совсем уж из ряда вон выходящего случая изложены в очередном отношении, сочиненном начальником штаба округа и заведующим госпитальным отделением:

«…Казань, 25 января 1882 года. исх. № 487/1. Отношение начальника штаба Казанского военного округа и заведующего госпитальным отделением окружного штаба — Казанскому губернскому врачебному инспектору о распространении заболеваний сифилисом среди юнкеров.

Из доставляемых мне главным врачом Казанского военного госпиталя списков больных мною усмотрено, что большинство юнкеров подведомственного мне Юнкерского училища, пользующихся в настоящее время в госпитале, больны сифилисом. Болезнь эта между юнкерами значительно увеличилась только за последнее время.

Желая по возможности предупредить развитие болезни между юнкерами, мною предложено было действительному статскому советнику Ильинскому опросить всех находящихся в госпитале юнкеров, где каждый из них заразился. Из доставленного им сведения оказалось, что из числа шестнадцати человек тринадцать юнкеров заразились на Песках, в доме Познанского.

Препровождая при этом список означенным юнкерам, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство, не признаете ли Вы возможным принять какие-либо меры к ослаблению распространения этой болезни, особенно из дома Познанского.

Начальник штаба, генерал-майор А.Н. Голенковский

Заведующий госпитальным отделением, капитан В.Н. Сафронов».

На этом документе читаются две резолюции: «Во Врачебное отделение…» и «Немедленно, сегодня же просить городских врачей Колонтаева, Борисова и военного врача Рябинина освидетельствовать заявленных в списке и прочих лиц, пользующихся в настоящее время в госпитале, на предмет заражения сифилисом…»

Снова пресловутый сифилис! Современному поколению молодых людей, должно быть, трудно осознать, что эта ужасная болезнь (которая сегодня считается уже едва ли не экзотикой) была самым настоящим бичом позапрошлого (да и прошлого) столетия, ибо в те времена очень трудно поддавалась лечению и имела обыкновение проявляться по прошествии многих лет в самых непредсказуемых формах. Заразиться сифилисом в ту пору было очень легко, ибо каждый двадцатый тогдашний казанец был носителем болезни.

Так, по данным на 1883 год, в мужском сифилитическом отделении Казанской городской земской больницы на амбулаторном излечении находилось ежемесячно от тридцати до сорока гражданских лиц, большинство из которых были крестьянами, но по одному-двум в списках попадались и мещане, и чиновники, и купцы, и дворяне, и даже духовные лица! Отдельной графой проходили студенты — уж их-то в сифилитическом отделении всегда было полным-полно — по проценту заболеваемости эта категория больных в любые времена била все рекорды.

Продолжение следует