Булат Юсупов: «Если я хочу, чтобы Башкирия сохранилась как республика, я должен снять кино о ней»

«Люди, которые уничтожают прошлое, — это изверги»

— Съемки фильма — самый ответственный этап создания картины, и он благополучно завершился. Позади 3 месяца напряженной работы. Что важное вы поняли для себя в период работы над «Первой республикой»?

— Я понял для себя многое с точки зрения ценностных вещей. Когда снимаю кино, понимаю, что для меня неважна история, сюжет. Для меня важен результат, который я хочу получить от фильма. Не финансовый, я ставлю на идеологический результат, хочу раскрыть идею. Если я хочу, чтобы Башкирия сохранилась как республика, я должен снять кино об этой республике. Понять, зачем ее создавали, каково ее устройство. Если Бабич и его современники (Шайхзада Бабич — герой предыдущей картины Булата Юсупова, — прим. ред.) разработали проект БАССР, то на смену им пришли строители. Для меня очень важны и идеологи, и их последователи.

Многие люди были удивлены, что мы вообще такую сложную тему подняли. Я считаю, что историю надо рассказывать. Нет монополии на историю, понимаете? Надо о ней говорить, на ней учиться. Я думаю, то, что я снял, даст движение другим режиссерам тоже эту эпоху рассматривать в своих проектах.

1920-е — 1930-е годы очень интересные — с точки зрения фактов, фактуры, людей, причесок, судеб, да и любви. Не надо из пальца высасывать и все придумывать. Там клад, заходишь в ту эпоху и понимаешь, что все есть. То, что здесь бедные сценаристы, пыжась, придумывают, все есть!

Когда снимаю кино, понимаю, что для меня неважна история, сюжет. Для меня важен результат, который я хочу получить от фильма. Не финансовый, я ставлю на идеологический результат, хочу раскрыть идею

Вот Габдулла Амантай — основатель исторической, культурной, этнографической науки, всей словесности. Он писал книги на башкирском языке, в том числе учебники математики, физики и химии. Сегодня мы уничтожаем язык, а этот человек тогда это создавал. Теперь посмотрите, как это совмещалось, никто не конфликтовал. Все понимали, что это Республика Башкортостан и что надо сохранять и развивать башкирский язык.

Презентацию я хочу сделать в марте к 100-летию республики.

— Когда заходит речь о вековом юбилее Башкортостана, мнения не совпадают, некоторые считают, что отсчет надо вести с 1917 года.

— Мы рассматриваем Башкирскую АССР в контексте СССР. Та республика, которая появилась, стала результатом взаимодействия с красными. И мы, конечно понимаем, что с точки зрения рождения в составе СССР — это март 2019 года. Конечно, с точки зрения России старой, империи, Республика Башкортостан в составе новой демократической России появилась в 1917 году, когда еще не было окончательно ни красных, ни белых, еще неизвестно было, что куда повернется. Но той России уже нет, она через год перестала существовать. Та республика просуществовала год, хотя она была очень активной, очень многое тогда было сделано.

— В фильме очень много исторических персонажей. Как разрабатывали их характеры, много нашли живых черт?

— Мы никогда не воссоздадим всех этих людей точно по архивам. Как выглядели Газиз Альмухаметов, Габдулла Амантай? Мне кажется, не надо делать копии, нельзя снимать картину «Спасибо, что живой», когда создали мумию Высоцкого и она бродила по узбекским городам. Искусство — это отражение реальности в образах, отражение! Кино — отражение того, что мы узнали. Я говорю артистам: как играла Зайтуна Бикбулатова? Никто уже не знает. Это Рушанна Бабич и ее представление о Зайтуне Бикбулатовой. И Муртазин-Иманский, конечно, другой был. Мы сделали прическу похожую, но не стали повторять манеры. Мы только можем по-своему рассказать истории об этих людях.

Все личности были противоречивые, но главное — это их дела. Кто создал передвижную труппу, которая ездила по всему Башкортостану? Это же был энтузиазм, подвижничество, потом весь СССР брал с них пример. Эти люди в свое время были в авангарде.

Кино – отражение того, что мы узнали. Я говорю артистам: как играла Зайтуна Бикбулатова? Никто уже не знает. Это Рушанна Бабич и ее представление о Зайтуне Бикбулатовой

Даут Юлтый был не просто писателем, он был военным, прошел Гражданскую войну, создавал журналы, был писателем, популяризатором литературы. Нинель Юлтыева, которая в нашей картине фигурирует, — человек, который создавал балетную школу, она была заведующей кафедрой Казанского хореографического училища. С тех пор прошло много лет. 10 июля из Санкт-Петербурга приезжала внучка Даута Юлтыя, Наиля Тановна. Она посетила мемориальные места, приходила к нам на съемочную площадку.

Пообщались мы и с внучкой ответственного редактора газеты «Башкортостан» Касима Азнабаева — Светланой Соповой. Все отнеслись с пониманием к тому, что мы делаем. Для них это истории семейные, внутренние. Наше поколение не знает, что им пришлось пережить. Для них удивительно, что мы эти факты делаем общественно значимыми, актуализируем. Но мне кажутся, что эти драмы очень важны для всех нас.

— В Уфе, к сожалению, осталось не так много исторических зданий, с каждым годом их становится все меньше. Были проблемы с подбором локаций, старинного реквизита?

— Конечно, это страшная история! Я считаю, что это беда. Как можно уничтожать памятники, сжигать дома? Люди, которые уничтожают прошлое, — это изверги. 30 — 40-е годы мы снимали в основном только на Советской площади. Мы снимали в нескольких реальных объектах — оперном театре, филармонии. Для многих интерьеров строили декорации. В павильоне построили интерьер парохода.

Массовку одевали — все театры раздели. В этом есть минус, конечно. Чтобы снимать историческое кино, необходима технологическая база. Свои костюмерные, свои реквизиты. Представьте, как стол собираешь на обед из объедков с чужих столов. Нормально? Костюмы оттуда, реквизит отсюда, а можно от вас гримера попрошу? Главным героям мы костюмы шили, да. Для героев второго плана очень часто мы брали на подбор, потому что в театрах очень многие костюмы уже отфактуренные. Пошьешь — они новые, а старина должна чувствоваться в одежде. У меня даже платье было из моего же фильма «Седьмое лето Сюмбель», который я снимал в 2000 году.

Киностудия «Башкортостан» получила от республики субсидию в 9 миллионов рублей на создание нашего фильма. Но нам везде помогали, все открывали двери: «Проходите, друзья, снимайте»

«Раньше мы снимали в каком-то грязном заводском цехе»

— Каков в итоге получился бюджет фильма?

— Киностудия «Башкортостан» получила от республики субсидию в 9 миллионов рублей на создание нашего фильма. Но нам везде помогали, все открывали двери: «Проходите, друзья, снимайте». Например, мы очень много снимали в оперном театре. Огромная благодарность директору Ильмару Альмухаметову, который предоставил нам театр на 15 дней. Мы пользовались их светом, гримерками, даже декорациями. Снимали в филармонии, во втором корпусе Библиотеки им. Валиди, в Уфимском лесотехническом техникуме, огромное спасибо директорам. Так что государство, помимо субсидии, вложилось еще и организационной поддержкой. Поэтому деньги мы тратили в основном на гонорары, декорационные расходы, бензин. Так что, если посчитать все — конечно, бюджет вышел бы не 9 миллионов рублей, а гораздо больше.

И самое главное — я снимал на базе киностудии «Башкортостан», без арендной платы. Снимал, сколько хотел, в павильоне, транспорт тоже был. Это все позволило мне более комфортно выйти из этой финансовой истории.

— Весной у вас было гораздо меньше оптимизма, вы даже опасались, что в случае несвоевременного поступления средств съемки фильма окажутся под угрозой срыва.

— Удалось все разрулить, слава Богу, я старался! Понимаете, мы очень зависимы от времени. Вот сегодня состоялся сбор труппы в Башдрамтеатре перед началом сезона. Значит, актеров я уже не могу брать оттуда, они все будут заняты в театре. В Стерлитамаке тоже сезон начинается — все. Если бы я пролетел по срокам, я бы был зависим от их гастролей, репетиций и т. д. Поэтому я и переживал, чтобы не пропустить июнь — июль, горячую пору, когда артисты свободны. Например, у нас в фильме есть сцена в лодках, эта сцена называлась «закрытие сезона Башдрамтеатра», когда все герои катаются на лодках в озере: Даут Юлтый, Муртазин-Иманский, Альмухаметов, Магадеев и Амантай. Там были задействованы актеры со всей Башкирии, и как мне их всех в графике совместить? Я зависим от них, от их театров, директоров, режиссеров, если шли репетиции, мы звонили, упрашивали. Я боялся не столько за финансирование, сколько за сроки. Если бы я начал снимать в августе, я бы не смог снять многие сцены.

Я зависим от них, от их театров, директоров, режиссеров, если шли репетиции, мы звонили, упрашивали. Я боялся не столько за финансирование, сколько за сроки

— Несколько лет назад башкирские кинематографисты закипали на круглых столах, переживая за судьбу башкирского кино. Что-то изменилось с тех пор? Как, по-вашему, государственная поддержка кино в нашей республике сегодня на должном уровне?

— Я не берусь говорить за отрасль. Моя позиция такая: у меня есть мои творческие задачи и моя творческая судьба. Состоюсь ли я как режиссер и будет ли из меня толк? Я переживаю об этом. А переживать по поводу отрасли должны Министерство культуры, киностудия «Башкортостан», Союз кинематографистов. Пусть они собирают круглые столы и обсуждают. Может, от меня хотят инициативы? Но у меня нет статуса об этом говорить.

У меня история достаточно длинная. Я снимал кино в 1990 году, в 1991, 1996, 2004. И если смотреть в контексте развития, то сегодняшняя ситуация для меня хорошая, более комфортная. Раньше как мы снимали? Три метра пленки заряжает оператор в темноте в кассету. Пленку проявлять надо было ехать в Москву. А если там брак какой-то, царапина, не восстановишь. Да я в таких технических проблемах был, снимая «Долгое-долгое детство», «Седьмое лето Сюмбель»! Камер не было, мы вызывали из Екатеринбурга группу. Проявки нет, нет контроля. Сегодня все смотрят, что снято, все тыкают пальцами в монитор после дубля. Я смотрю, что было вчера, и вижу, что сегодня стало лучше. Да, не лучше, чем в Москве, но лучше, чем вчера, это уже хорошо.

Сегодня у киностудии «Башкортостан» есть свой павильон. Раньше мы снимали в каком-то грязном заводском цехе. Не было современных камер, тон-студии. Раньше одновременно с компьютера запускали звук, и кинопленка крутилась. И вот это совмещение 25 и 24 кадров всегда давало рассинхронизацию. Чтобы цех обработки пленки поставить в Башкирии, нужны были большие деньги. Пленки было мало. Общая экономическая и технологическая ситуация была плохая.

Сегодня все поменялось. Посмотрите, что Рияз Исхаков снимает. Разве это возможно было 10 лет назад? Молодые режиссеры сегодня могут снимать свои картины, не проходя ад пленочного кино. Сегодня есть хороший свет, цифровые камеры, компьютерные технологии. Каждый день можно смотреть отснятое. У меня картина уже смонтирована на 80 процентов. Я отправляю материал, говорю номер дубля, и монтажеры сразу собирают.

Да, естественно, нужны вливания, если есть техническая база, ее все время нужно обновлять. Но меня как творческого деятеля сегодняшняя ситуация абсолютно устраивает.

Сегодня есть хороший свет, цифровые камеры, компьютерные технологии. Каждый день можно смотреть отснятое. У меня картина уже смонтирована на 80 процентов. Я отправляю материал, говорю номер дубля, и монтажеры сразу собирают

В 2006—2007 году произошел такой технологический прорыв. Чтобы фильм на фестиваль отправить, сегодня достаточно нажать кнопку, и он уйдет. А раньше на пленке — яуфы надо было грузить.

Расскажу один случай. В 1996 году мою картину «Стеклянный пассажир» приглашали на Оскар студенческий. И у меня стояла банка яуфа. Завтра у меня показ в Доме актера, а тут комиссия принимает эту картину в Лос-Анджелес. Тогда завкафедрой был Олег Борисович Шухер, и он меня полчаса ругал во ВГИКе возле режиссерской на втором этаже. «Булат, отправляй в Америку!». Я говорю: «Я не могу, я договорился в Уфу».

— И вы выбрали Уфу?

— Конечно. Как нормальный человек я исполнил ранние договоренности. Если у меня там министр придет, билеты проданы, пресса ждет. Так и не поехала в Америку картина. Но если бы тогда были цифровые технологии, я бы просто сделал копию и отправил с флешки фильм в Лос-Анджелес.

«Вы своими скандалами сделали из Бабича изгоя»

— Но вернемся к сегодняшнему дню. К «Первой республике» вы приступили сразу после проката фильма «Бабич». Там некоторые моменты были решены образно, в частности, сцена гибели главного героя — через субтитры. А здесь как — будет сцена расстрела Газиза Альмухаметова?

— Зачем нам убивать людей? Убить легче всего. Многие будут тяжело умирать, редко у кого случается легкая красивая смерть. Бабич для меня живой, действующий герой, он победитель, создавший республику. Я рассказал про 5 лет его жизни, это было важнее для меня, чем то, как его убивали. И потом — никто не знает, как его убили, никто. Есть очень много версий. Я снимал про Поэта, а не про жертву.

На показе встал один народный поэт и сказал: «Вы не показали, как его русские убили». Когда люди начинают спекулировать на национальной теме, что за этим следует? «Плохо, надо запретить. Давайте мы уберем эту тему». Я хотел тогда сказать: «Вы народный поэт, не даете молодому поэту Бабичу и теперь в XXI веке жить. Вы своими скандалами и тогда сделали из него изгоя, и сейчас хотите. То, что он читает стихи на башкирском языке, звучит в башкирских деревнях с экрана — неужели это не счастье?! Вы опять хотите, чтобы его на 100 лет сделали запрещенным поэтом?». Люди не понимают этого. Я хотел, чтобы у зрителей он остался в памяти как поэт и политический деятель, а не как жертва для спекуляций.

«Бабич для меня живой, действующий герой, он победитель, создавший республику. Я рассказал про 5 лет его жизни, это было важнее для меня, чем то, как его убивали». Фото vk.com/babich_kino_ufa

— В «Первой республике» тоже многие моменты будут образно решаться?

— Мы не можем уйти от того, что произошло 10 июля 1938 года. Это ведь уникальная история! Не знаю, как у других национальностей, других республик, но у нас 44 видных деятеля были расстреляны за ночь! И это не просто деятели, это люди, которые создавали театр, нашу культуру. После этого возникнет вопрос: есть ли смысл жить? И вот Касим Азнабаев для меня — тот человек, который, вернувшись после репрессий, сохранил в себе доброту и веру в жизнь.

В «Титанике» тоже много людей потонуло, режиссер потопил всех — и дедушку, и семейную пару, и музыкантов, там 5 тысяч смертей, мы не можем этого избежать, это будет, конечно. Но вопрос в том, на что это работает. Либо на самоуничижение и на эксплуатацию низменных чувств, либо на возвышение. Я хочу, чтобы люди возвысились. Чтобы смысл был в любом случае для их жизни.

— Фильм «Бабич» пронизан поэзией, в «Первой республике» тоже будут звучать стихи, музыкальный фон?

— Я хочу, чтобы был оркестр, симфоническая музыка. Но в «Бабиче» больше было общественной деятельности героя — его воззваний к народу, стремления отдать себя. А здесь момент, когда люди уже хорошо жили, это уже не полевые условия. Это была городская культура — пианино, домашние встречи, беседы, театр. Я хотел показать, что у башкир уже была своя городская культура, свой театр, своя опера, своя хореография.

Были Хашим Мустаев, Файзи Гаскаров, Нинель Юлтыева, «Журавлиная песнь» в конце фильма. Этот балет в 1944 году впервые был показан на 25-летие БАССР. Шла война, а правительство приняло решение сделать праздник. И стихи будут, и музыка, и песни Альмухаметова, и то, как дописывает вторую часть романа «Кровь» первый романист Даут Юлтый. Вот это и есть наша культура. У меня соткалась своя матрица. И это моя матрица.