«Сейчас деревня в руках темных личностей, на местах полное безвластие»

Прежде чем входить в детальную характеристику ноябрьского крестьянского движения, мы находим необходимым предложить вниманию читателей снова статистический материал (см. таблицу ниже, — ред.), чтобы иметь представление как о формах движения, так и о распределении его по месяцам за сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь.

Общий темп движения, как видим, значительно понизился. Один ноябрь дал более полторы сотни случаев, сентябрь и октябрь немногим превысили майское движение. Данные за декабрь мы не считаем достаточно верными, т.к. материал довольно случайный; связь с местами нарушилась и сообщения в архиве весьма малочисленны. Можно считать верным лишь сильное снижение движений, но абсолютный показатель будет изменен при дальнейших архивных разысканиях.

По губернии наибольшее число случаев падает на разгром и захват имений, на порубки леса и захват лесных материалов, на учет имений и взятие их под контроль. Все это вместе с частичным захватом имений составляло за четыре последних месяца 243 случая из 331. Если летнее движение сосредоточивалось по преимуществу на земельных захватах, то осенью центр тяжести надо отнести на захват целых имений. Из уездов особенно сильно выдвигаются Чистопольский, Свияжский и Лаишевский, где имели место почти 2/3 всего числа движений; слабее выступали Казанский, Спасский и Мамадышский уезды и совсем слабое движение было в остальных уездах губернии.

Кроме того, в Свияжском уезде наиболее мощно движения развернулись в сентябре, в октябре было меньше, а в ноябре совсем мало, тогда как в мелкопоместном Лаишевском уезде незначительное в сентябре и октябре крестьянское движение сильно развернулось в ноябре; та же картина и в Казанском уезде. В Чистопольском же октябрь прошел спокойнее сентября, но ноябрь не только дал превышения над сентябрем, но развернул движение, нанесшее гораздо больший урон помещичьему хозяйству сильными разгромами. Эти замечания, построенные всецело на основе цифрового материала, могут быть значительно развиты и пояснены многочисленными протокольными записями, донесениями и записками, в особенности относительно ноябрьского движения. К ним мы и обратимся.

На заседании Губернского земельного комитета 8—10 декабря представитель Тетюшского уезда дал такие сведения:

«В уезде погромы начались с 1 ноября. Первыми разгромлены имения Теренина и Соловьева; владельцы, видимо услыхав о предстоящем переходе имений в ведение Земельных комитетов, не дожидаясь Учредительного собрания, успели до погрома часть скота увести и распродать частным лицам. Затем погромы перешли на другие имения Плотникова, Молоствова, Ашмарина и др.; все они описаны и взяты в распоряжение вол. земельных комитетов. Скот из имений роздан бедным по описи. Племенной скот разобран населением под расписки с обязательством его не продавать и не передавать. В экономии Сверчкова владелец часть орудий и скота перевез в Тетюши, но вол. комитет постановил сел. хозяйственные орудия возвратить в экономию. Остались не разгромлены имения Молоствова и Колсанова, т.к. крестьян удалось уговорить. Порубка лесов беспощадна, особенно в Клянчинской вол.; рубят казенные леса и много помещичьих, т.к. отпуск леса был несвоевременный и не в полной норме. Землю под яровое волостные комитеты распределяют в аренду». Особенно выпукло подчеркивается хищничество помещиков и волокита не без политического смысла чиновников лесного ведомства, с большой готовностью оказывавших поддержку помещикам, но не крестьянам. Чрезвычайно деятельное участие в судьбе помещичьих гнезд проявляли земельные комитеты, бравшие имения под контроль и тем самым содействовавшие их хотя бы частичной сохранности, как, напр., имение Сверчкова; оно хотя и пострадало от разгрома, но не настолько, чтобы потерять всякий признак хозяйственной единицы.

В Спасском уезде события протекали более бурно. Сплошь и рядом там не действовали никакие уговоры, кто бы этим ни занимался. Бывший там с 1 по 15 ноября П.Н. Запольский, делегат-эмиссар исполкома Сов. солд. и раб. депутатов, сообщал в Продовольственную комиссию Военного отдела исполкома следующее: «Погромная волна по Спасскому уезду начинает все шире и шире разливаться: уничтожаются рассадники коневодства, племенного скотоводства и птицеводства, сады, питомники, оранжереи и т.п., даже сжигаются помещичьи дома и начался дележ хлеба.

«При дележе экономии, а также живого и мертвого инвентаря, почти не принимается в расчет равномерное удовлетворение интересов неимущих, богач и здесь старается забрать что получше и ценнее. Одним словом, царит полнейший произвол. Дело доходит даже до того, что, например, в экономии Апанаева отпускные солдаты (они и есть главные виновники происходящего) распродала 40 пудов овса, вывезенного из экономии, а деньги пропили. И им порядочный человек в деревне не говорил ни слова. Деревня, конечно, совершенно бессильна что-либо предпринять против подобных бесчинств кучки сорганизовавшихся главарей. К тому же вернувшиеся с каторги и из тюрем уголовные преступники положительно терроризируют местное население. Сейчас деревня в руках темных личностей; на местах полное безвластие и бездеятельность судебного аппарата. Одним словом, положение в высшей степени плачевное».

«К сожалению, еще некоторые члены уездного и волостных земельных комитетов совершенно не соответствуют своему назначению и даже в некоторых местах сами являлись зачинщиками погромов. Что же касается общественных и демократических организаций и меня, то мы не могли, конечно, равнодушно смотреть на эту печальную картину и позволять гибнуть народному богатству на своих глазах».

Этим заканчивается общая часть докладной записки Запольского. Последний определенно устанавливает, что погромное движение в ноябре проходило под руководством кулацкой части деревни и представителей кулачества, еще удержавшихся в составе некоторых земельных комитетов. Эти зачинщики и «руководители» мобилизовали преступный, деклассированный элемент деревенского населения и с его помощью захватывали себе наиболее ценные вещи, предоставляя своей боевой «дружине» или выпивку или небольшую долю экспроприированного. Относительно солдат-отпускников мы будем говорить ниже. Дальнейшее содержание записки заключается в освещении аграрного движения в отдельных деревнях.

«До сведения уездного продовольственного комитета дошло, что граждане сел Бездны, Тат. Тюгульбаевы, Кошек, Катюшиной и Кузнечихи приступили к разделу экономии, живого и мертвого инвентаря и хлеба». Запольский побывал в этих деревнях с поручением предотвратить разгром экономии Родионова. И что же?

«Жители, вначале сознавая, что все это перешло уже во владение народа и может быть разделено законным путем и только по возвращении солдат с фронта, решили было сохранить в целости, но погромная волна их захлестнула, и бороться с ней у местного населения не хватило гражданского мужества. 6 ноября граждане на сельском сходе вынесли постановление о разборе экономических лошадей, коров, птиц и о разделе хлеба.

После захвата хлеба и скота решили, видимо, «распределить» и все остальное: однако 8 ноября Запольскому удалось повлиять на сход с. Бездны и настоять на том, чтобы имение было сдано под контроль земельному комитету Гусихинской вол. 10 ноября комиссия в составе председателя и члена волостного земельного комитета, сельского комиссара и понятых приступила к описи, в результате чего некоторые «старинные серебряные и золотые вещи» были поделены между членами комиссии, а за счет содержимого винного погребка экономии члены «на радостях и погуляли», за что на сельском сходе подверглись избиению и, видимо, весьма серьезному, т.к. Запольский счел необходимым добавить, что после самосуда «остались все живы». После этого разгрому подверглось все имение. 11 ноября у помещика Апанаева был разобран скот и инвентарь крестьянами дер. Тат. Тюгульбаевы. В дер. Катюшине сходом 20 октября решено было «хранить экономию Кольбицких», но через 2 недели вынесли новое постановление «разделить живой и мертвый инвентарь и хлеб». Запольский уговорил свезти хлеб в количестве 2000 пуд., на ссыпной пункт. А 15 ноября в с. Кошках не только свезли 200 пудов хлеба на ссыпной пункт, но виновники погрома экономии Апанаева собрали весь мертвый инвентарь в один амбар, после чего он был оценен и сдан под охрану «до возвращения защитников с фронта». 11 ноября вместе с имением Родионова, подверглось разгрому и имение Молоствова.

Из записки Запольского о событиях в разных селениях мы получаем достаточные данные для того, чтобы подчеркнуть стихийность погромного движения, когда малейшая тактическая оплошность должностных лиц или незначительный посторонний случай решали судьбу экономии. Во время погромов значительно больший авторитет имел сельский сход, чем земельные комитеты: последние не держали в своих руках инициативу, а скорее следовали постановлениям сельских сходов или регулировали исполнение их, особенно при распределении хлеба, скота и инвентаря. Конечно, это можно принять лишь для самого опасного времени, но когда погромы не угрожали, комитеты прочнее стояли на страже защиты экономии от разрушения. Нельзя приписать решающей роли в погромном движении и сельским сходам, иначе Запольский не стал бы пользоваться каждым случаем, чтобы агитировать перед сходом о необходимости сохранить экономию; мало того, сходы всегда шли по правильному пути, когда решали переброску хлеба на ссыпной пункт, а не по дворам, и когда постановляли охранять экономии. В записке Запольского чувствуется укоризна по отношению к сельским сходам, когда он указывает, что имение вопреки постановлению все-таки разгромлено, «не хватило гражданского мужества». Но это весьма неубедительно. Если сход находил, что лучше раздать населению скот, инвентарь и хлеб, и осуществлял это через земельные комитеты, то это далеко еще не разгром, а разгром обычно следовал за этим актом и начинался по ночам по инициативе кулаков, особенно, если они не имели данных получить желаемое через комитеты.

Казанский уездный земельный комитет в своем заседании 4 и 5 декабря выяснил, что из 76 имений, находившихся в уезде, подверглось разгрому 21; остальные были в полной сохранности. По волостям погромы определились таким образом: в Арской — 6, в Собакинской и Каймарской — по 4, в Мульминской — 3, в Столбищенской — 2, в Алатской и Кулаевской — по 1-му.

Представитель Казанского уезда в губ. земельном комитете 9 декабря дал нижеследующую картину ноябрьского движения: «С 2-го ноября, когда в уезде хлынула волна солдат, начались погромы. По мере передвижения солдат, первые погромы имений начались в Мульминской волости у землевладелиц Леонтьева, и Арской — у Новицкого, в Каймарской и т.д. Погрому подвергалось все движимое имущество, а местами — даже постройки. Более спокойным оказалось население Кулаевской, Кармышской и частью Чепчуговской волостей, где имения остались в целости, но за спокойствие их в настоящее время ручаться нельзя. Команды солдат, при содействии которых предполагается увезти в город хлеб из экономии, нервируют населению. В общем, положение в уезде тревожное, но не так опасно. Все имения в настоящее время переходят в распоряжение вол. земельных комитетов по описи. Расхищение лесов идет ужасное: крестьяне идут за лесом без надобности, защиты нет никакой. Уездный земельный комитет пришел к заключению ввести конную стражу, но не такую, какая существует в настоящее время, которая торгует лесом (в Алатской волости); не забывают старого и лесничие (Арский лесничий требует с населения в виде налога по 25 пудов хлеба за отпуск леса)». Снова указание на солдат, как на зачинщиков погромов, но едва ли это убедительно, т.к. в других волостях и, надо сказать, в большинстве их погромов не наблюдалось, хотя солдаты там, конечно, были.

Ближайшую причину погромов и тревожного настроения в уезде докладчик сам же видит в продовольственных военных отрядах, а указывая на хищение леса, он же говорит, что хищники и те, кому лес и не нужен; но причину и лесных порубок вскрывает он в спекуляции лесом лесной стражи и в вымогательстве лесничих, которые совсем иначе относились к помещичьей вырубке лесов десятками делянок. Так что погромы шли не от солдат, а от продовольственных военных отрядов, от спекуляции и вымогательства чиновников и лесной стражи и от кулачества. Кроме того, наблюдались случаи чистейшей провокации среди самих помещиков, когда они стремились на ушедшем из их рук имуществе столкнуть крестьян двух сел, не останавливаясь даже перед подкупом несознательного или кулацкого элемента. Такой случай имел место в Кулаевской волости Казанского уезда, когда из-за помещичьего имущества произошло столкновение сел Пестрецы и Кулаева, результатом чего были массовые избиения и поджоги крестьянских жилищ. Такого рода тактику избрал помещик Молотков, когда Кулаевское общество решило разделить его инвентарь бедным крестьянам. Что же происходит дальше? Это нам поясняет протокол Казанского уездного земельного комитета от 4 декабря.

В ноябре же месяце имения перешли от помещиков под контроль вол. земельных комитетов: произведена была новая опись всем имениям и поставлены были управляющие от комитетов. В тех случаях, когда имение оказывалось на замке, волостные комитеты снимали эти замки, производили опись и назначали управляющих; так было, напр., в имении Тюфилина в Ковалинской волости. Новый порядок не установился еще в имении Депрейс в Собакинской волости и в имении Бекренева Кармышской волости, т.к. заведывание имениями помещики сами продолжали; уездный земельный комитет по этому поводу постановил: предложил помещикам сдать имения вол. зем. комитетам по описи, самим же выехать из имения. Комитету предложено немедленно поставить управляющих имениями.

На этом же заседании было принято решение о норме выдачи имущества и скота помещику при выселении его из имения и при приеме поместья в ведение Волостного Земельного Комитета.

«Если помещик имеет в Казани, или где-либо в другом городе собственный дом или квартиру, то ничего из движимого имущества, находящегося в имении, не выдавать, кроме одежды и белья: если же помещик ничего в городе не имеет, то выдать необходимую мебель, как-то: стол, 6 стульев, 2 кресла, по одной кровати на каждого члена семьи помещика и всю одежду и белье. Если помещик имеет в городе лошадь и корову, то из имения не выдавать; если же он в городе не имеет, то выдать 1 корову и 1 лошадь. Все разделы, расчеты и вычеты производить с общего согласия вол. зем. комитета и близлежащих селений, выбранного управляющего имением и члена управы, если таковой присутствует, при чем им предоставляется право увеличить или уменьшить вышеуказанную выдачу помещику из имущества с общего их согласия».

В этом постановлении слышится уже совершенно новый тон в обращении с помещиком, уверенный и более решительный. Этот же текст является началом новой эры законодательства в области регулирования отношений крестьян и помещиков. Причина этого явления заключается в том, что в ноябре месяце произведены были повсеместные перевыборы земельных комитетов после совершившегося октябрьского переворота. Новый состав их много включал большевиков и левых эсеров, которые и дали новый оттенок, направление и темп деятельности земельных комитетов.

Были единичные случаи и немедленного использования помещичьих усадеб под учреждения. Так в селе Никольском Кукморской вол. Казанск. у. сельский сход 10 ноября постановил перевести волостной продовольственный комитет в усадьбу помещика Гернет; в усадьбе было 2 дома со службами, сад при них и ни души жителей. Сами-то помещики наезжали только летом, так что в жилье у них нужды нет; это еще более убеждает туда перенести учреждения, т.к. и управа и почта помещаются в «гражданских домах, которые недостаточно удобны для них. Может быть, желание освободить «гражданские» дома от постоя учреждений и преобладало в решении вопроса, но это нисколько не мешает нам утверждать, что у крестьян была полная уверенность в целесообразности немедленного использования помещичьих усадеб в общественных или государственных интересах.

Значительно шире развернулись события в Лаишевском уезде. Уже 10 ноября из Лаишева сообщалось в Казанский губ. земельный комитет о 26 погромах имений, происшедших в 10 волостях уезда: в Черемышевской — 2, в Аркатовской — 7, в Пановской — 2, в Ключищинской — 3, в Бетьковской — 1, в Масловской — 1, в Анатышской — 1, в Державинской — 7 и в Астраханской — 1266. Погромы начались с 1 ноября в Ключищинской и Аркатовской волостях и с имения председателя Казанского союза сельских хозяев Мельникова.

Представитель от уезда 9 декабря в свой доклад записал такую картину движения: «Развозился скот, движимое имущество и были местами поджоги имений, которое совершалось по подстрекательству темных личностей, предлагавших жечь вороньи гнезда, чтобы более они не заселялись. Одно имение, видимо, сожжено владельцем, т.к. при возникновении пожара было обнаружено, что все из имения было вывезено и выведено: а другие имения сжигались населением, чтобы скрыть следы расхищения. Имений разгромлено много, а в Ключищинской волости с убийством. В Аркатовской волости по уговору делегатов разгромленное имущество свезено обратно, лошади же проданы населению по цене от 200 до 600 руб. В Астраханской волости немного попало в руки богачей. К р. Каме имений разгромлено меньше, т.к. туда посылались для уговоров делегаты. Леса вырубаются беспощадно; семьи с двумя работницами нарубили по 80 деревьев. На объявления не обращают внимания».

Может быть помимо своего желания, докладчик вскрывает настоящих деятелей поджогов и погромов имений. С одной стороны, это те, кому надо было скрыть количество похищенного. Кому же это? Едва ли крестьянину бедняку или середняку, который мог получить часть помещичьего добра через земельный комитет; определенно, что большей частью тому, кто не мог ожидать «законной» доли от комитета, — деревенскому кулаку. Бдительность хотя была и достаточно велика у сходов и комитетов, но в Астраханской волости в «руки богачей» немного все же попало. С другой стороны, сами помещики, заметая следы хищничества своего, в состоянии полнейшего бессилия что-либо предпринять для своего благополучия, решались на наивысшее вредительство по отношению к государственному достоянию. Другие помещики придерживались иной тактики.

Помещик А.В. Симбирин прожил довольно благополучно в своем имении в Анатышской волости Лаишевского уезда до 3 ноября. Паровая пашня и луга переданы в волостной земельный комитет в свое время; 28 июня все имущество было переписано и сдано Симбирину комитетом под охрану и в пользование. 29 августа оно все было цело, но уже стало находиться под ответственностью не Симбирина, а земельного комитета. Хотя бы и с грехом пополам, но собрав урожай в свои амбары, Симбирин сидел довольно спокойно до погромов, которые начались 3 ноября. Поведение помещика А.В. Симбирина во время погрома прекрасно описано в протоколе Анатышского вол. земельного комитета от 9 декабря: его мы и приводим:

«Чтобы имущество его [Симбирина] не подвергнулось разгрому и разрушению, просил [он] соседних крестьян здешней волости вывезти хлеб (рожь) и угнать скот, что именно и было сделано селением Шумково, куда вывезено было 1300 пудов ржи, за которую он, Симбирин, с населения получил деньги по 1 р. 35 коп за пуд: с его согласия скот, лошади и коровы, также были угнаны туда же и проданы им в с. Шумково с торгов 4 ноября и лично получены деньги, овцы также были проданы в дер. Ошняк, куда также с его согласия было вывезено 200 пудов ржи и племенной бык: за все это Симбириным получены с населения дер. Ошняк-Качкалак деньги: также прислал нарочно в волостной продовольственный комитет, чтобы были высланы за рожью крестьяне с. Анатыш и других селений волости, что комитетом было сделано и вывезено в с. Анатыш 1170 пудов ржи, за которые А.В. Симбирин получил деньги по 2 руб. 35 коп. за пуд с его личного согласия с населением. Далее, согласно постановления вол. прод. комитета от 12 ноября, вывезено населением дер. Читы 1024 пуда и дер. Шиланки — 140 пудов; последним предложено деньги за хлеб внести в вол. прод. комитет. Затем, по постановлению вол. прод. комитета от 1 декабря были назначены на 3 декабря торги на продажу скота, лошадей, деревянных построек, земледельческих орудий и пр. Появившееся на торги население этого не допустило и все это распределило через особую из среды себя избранную комиссию по обществам, развезло по себе и распределило, а часть распродало с аукциона. В настоящее время, как известно на месте, в имении А.В. Симбирина находится лишь дом и некоторые прилегающие к нему постройки и часть каменных строений».

Итак, больше 3500 пудов ржи Симбирин продал и получил за них деньги, продал и часть скота. Остальное было разобрано крестьянами после неудавшихся торгов: самая же усадьба пострадала от погрома, довольно сильно, т.к. упоминается только часть не только деревянных, но и каменных строений, которые, как и лес помещика, после погрома охранялись от расхищения нанятыми комитетом караульщиками. Сам же Симбирин, убежав в Казань, стал жаловаться на свое разорение от крестьян и требовал с крестьян денежной компенсации, вследствие чего комитет, протестуя против компенсации, и описал так подробно все действия его во время погрома.

Имения Догель, Манасеина и Макашина пострадали очень сильно, поскольку можно судить по жалобам самих помещиков и их доверенных. Помещика из имений были изгнаны, а крестьяне припугнули убийством всех теx, кто хотел бы предоставить временное убежище им в своих домах. Отметим лишь разгром имения Лабзина татарами села Лебедина Спасского уезда, которые разгромили хутор близ с. Мурзихи. Увезен был весь хлеб, инвентарь, скот и имущество, постройки разломаны, семья помещика принуждена была бежать, «грозили изрубить в куски, если не уйдем». На этом покончим обзор ноябрьских событий в Лаишевском уезде и перейдем к Свияжскому.

Здесь погромное движение не имело того распространения, как в других уездах, и коснулось оно по преимуществу мелких и средних по размеру экономий. Выше мы указывали на тактику крестьянства по отношению к крупным имениям Паулуччи и Гагариной; отчасти тоже, но с некоторым запозданием, проделывается и в других волостях. Например, Ульянковский вол. земельный комитет совместно с волостным земством вынес 12 ноября такое постановление:

«Правление должно быть республиканским. Все земли должны перейти трудовому народу сейчас же и без выкупа. Частновладельческие земли отчуждаются в полном их количестве, недра остаются в ведении государства Имения с высокой сельскохозяйственной культурой должны быть сохранены и переданы земству. Заводы и мельницы сельскохозяйственного значения передаются в руки продовольственных комитетов и земств сейчас же и без оплаты за них денежных сумм. Сады и огороды промышленного характера отчуждаются от частного владения в целом виде, без оплаты, и используются местными земельными комитетами путем сдачи их в долгосрочную аренду. Частновладельческие усадьбы, если могут служить культурным начинаниям, передаются в ведение земств. Скот и инвентарь при отсутствии частновладельческих земель приобретается местным земством без оплаты денежных сумм и передаются за плату местному трудовому населению; деньги поступают в земство. Леса поступают государству с обязательством выделить леса местного значения». В этом же заседании был избран и новый председатель. Такого рода постановления вносили много организующего элемента, но за редким исключением, они выносились уже в разгар погромного движения. Представитель Свияжского уезда в губ. земельном комитете 9 декабря сообщал:

«До переворота все было спокойно; экономии находились в распоряжении вол. земельных комитетов, но затем, вслед за событиями в Казани, начались погромы имений. Скот перерезан, лошади разобраны населением по дешевой цене. В Кушманской волости искалечена владелица имения Сушкова. Леса вырубаются без надобности, некоторые вчистую, напр., в экономии Филипсона порядочный черный лес вырублен весь. В общем по уезду вырублено до половины всего количества частновладельческих лесов».

Эта протокольная запись не вскрывает нам ни причин движения, ни главных участников его. Ссылка на события в Казани может быть принята нами, как и выше было сказано, как один из мотивов и поводов к погромам. Но деревенские события, если похожи были на крестьянскую войну, то мало имели революционного характера, чем особенно отличались октябрьские события в Казани и во всей городской России. 22 ноября в журнал Свияжского земельного комитета занесено следующее сообщение: «крестьяне бывшие владельческие, захватывая земли и имущества бывших своих помещиков, заявляют, что все, чем владел помещик, принадлежит им, и другим селениям они ничего не дадут». Знакомо такое заявление и по материалам весеннего и летнего движения; оно исходило от буржуазного, более зажиточного, даже кулацкого слоя деревни, своего рода «кулацкое обобществление» земли и имущества помещиков. Рядом с заявлением источников, что лес рубится без надобности, приведенное заявление крестьян вскрывает нам довольно определенно первых лиц среди погромщиков. Но причины погромов и беспощадных лесных порубков лежали не только в деревне или в Казанских событиях, они заключались и в правительственной политике, особенно в лесном ведомстве.

Свияжская земельная управа, со слов чиновников лесного ведомства, «не отрицая нужды просителей в лесе на надворные постройки, находит отпуск леса из дачи Бочкова и др. невозможным, т.к. строевого леса в дачах мало и дачи вообще невелики, а у всего окрестного населения таких нужд найдется много. Раз признать отпуск леса просителям возможным, то не будет основания отказывать и другим, и тогда от леса останется одно воспоминание. Кроме того, в настоящее тревожное время отпуск леса из бывших частновладельческих дач вообще недопустим, т.к. охраны нет никакой, и стоит только допустить заготовить одного, как явятся заготовлять сто и пойдет самовольная порубка. Просители прожили без конюшен много лет, проживут и настоящую зиму. Когда установится твердая власть, тогда и можно будет удовлетворить необходимую нужду населения». Комитет с Управой согласился и отпуск леса запретил. Подобное отношение к нужде крестьян, отразившееся в протоколе комитета от 22 ноября, и старания этих же учреждений на курьерских достать разрешение лесохранительного комитета на порубку лесов помещикам, о чем мы сообщали выше, составляют вполне достаточный материал, чтобы судить о причинах порубок и погромов. Но опять-таки надо подчеркнуть, что Свияжский уезд был одним из спокойных в ноябре месяце благодаря энергичным мерам, принятым волостными органами.

Чистопольский уезд в сентябре и октябре считался краем довольно спокойным и уравновешенным, по выражению Чистопольской управы. Но спокойствие было перед грозной бурей. 10 ноября в Казань летело сообщение такого содержания: «В уезде широкой волной разливается анархия, вследствие агитации темных безответственных лиц. Анархия проявляется в целом ряде грабежей, погромов и поджогов экономий с полным уничтожением и расхищением всего живого и мертвого инвентаря и проч. имущества.

«Бороться с этим движением имеющимися в распоряжении земельных комитетов средствами не представляется никакой возможности, т.к. движение уже приняло стихийный характер». Единственной рациональной мерой к сохранению экономии признавалась передача их в заведывание земельных комитетов и земств; к этому приглашались все помещики: многие из них согласились на эту меру, но было уже поздно. Там, где эта передача состоялась раньше, до начала погромов (в Свияжском уезде и в Аксубаевской волости Чистопольского у.), экономии так и остались целы, а где эта передача комитетам производилась во время погромов, она не достигала цели. Это иллюстрировал многими примерами Чистопольский представитель в губ. земельном комитете 9 декабря. В своем докладе он дал полную картину погромного движения в ноябре месяце, перечислив 36 случаев погрома и лишь 3 случая передачи экономии в комитеты.

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Из истории крестьянских движений в Казанском крае в 1917 году. (Очерк третий по архивным материалам). Часть 3

Доклад, читанный в общем собрании Общества археологии, истории и этнографии 6 ноября 1927 года

Опубликовано в издании «Известия Общества археологии, истории и этнографии» (Казань, 1928. Т. 34. Вып. 1/2. С. 4–98)