Екатерина Гороховская: «Я чувствую, как татарский ТЮЗ сейчас переживает подъем»

Теплые воспоминания о Казани

— Екатерина, ваши спектакли ставились во многих городах — Санкт-Петербурге и Калининграде, Саратове и Екатеринбурге. Расскажите, как состоялось ваше знакомство с Казанью?

— Первый раз меня в Казань пригласили Олег Лоевский и Инна Яркова. Это была первая лаборатория творческого объединения «Угол», где я сделала эскиз к спектаклю для самых маленьких. Тема лаборатории звучала так — спектакль вне театрального пространства. На улице Баумана мы его сделали, в самом сердце города. Это было 6 лет назад, я работала с актерами Казанского ТЮЗа. В Казани, к сожалению, эскиз не прижился. Я сама поставила по этой пьесе спектакль в театре «За Черной речкой» в Санкт-Петербурге, потом вышел спектакль в Няганском театре, его сделал Артем Устинов. Эта сказка навевает мне теплые воспоминания о Казани.

— Но ведь вы ставите не только спектакли для детей? В вашем портфолио и «Любовные письма», и другие не менее серьезные постановки для взрослых…

— Да, я работаю и для взрослых, с классикой и с современной драматургией.

У нас было упражнение — придумать репертуар на актера или труппу, чтобы они могли развиваться, расти. Теперь автоматически, когда я встречаюсь с актерами, как бы нюхаю воздух вокруг, и название приходит само

«Режиссура предчувствий»

— Какому зрителю отдаете предпочтение?

— Нельзя сказать, что я оказываю предпочтение спектаклям для детей, но они мне кажутся более важными. Это мое личное поле боя. Приходит время определенного материала. Допустим, приезжаешь в какой-то театр ставить детский спектакль, а там прекрасно раскладывается на актеров «Гроза» Островского. Говоришь об этом директору, а он — «Приезжайте, делайте!». Это такая закалка театроведческого факультета, который я закончила. У нас было упражнение — придумать репертуар на актера или труппу, чтобы они могли развиваться, расти. Теперь автоматически, когда я встречаюсь с актерами, как бы нюхаю воздух вокруг, и название приходит само.

— Мне кажется, это такой очень женский, интуитивный подход к работе.

— Мой мастер Григорий Михайлович Козлов так и называл режиссуру мою и моей однокурсницы Маши Романовой — режиссура предчувствий.

— Вы ведь не просто так выбрали именно сказку «Мио, мой Мио!». Чем она вам близка?

— Это одна из моих самых любимых книг с детства. Может, поэтому мне немного страшно ставить ее — такая ответственность. Я прочла ее в 12 лет, когда лежала в больнице. Именно тогда и столкнулась в полной мере с детским одиночествам. Книга потрясла меня: меланхоличная, бесконечно грустная, но при этом светлая история. Потом я ее перечитывала много раз, и главная ее мысль — «как бы ты ни был юн или слаб, ты сможешь. Ты сможешь, если сердце твое мужественно, а помыслы благородны».

Кого смущает женщина-режиссер?

— У вас двое сыновей, 18 и 11 лет. Как они относятся к вашему творчеству? Они поклонники ваши или критики? Вы думаете о них, когда работаете над новым спектаклем?

— Всегда. В последний раз, помню, после спектакля принесла домой коробку конфет, которую мне подарили. Дети говорят: «Наконец какая-то польза от твоей работы!». Практическую пользу они имели в виду. А старший, когда маленьким был, спрашивал: «Мам, что у тебя за работа? Ты все уходишь и уходишь, а денег все нет и нет…». Они смотрят, поддерживают и терпят — моя профессия кочевая. Как моряк дальнего плавания — режиссер ездит по другим городам. Это очень трудно, много приходится разбираться с материнским чувством вины, ведь «мама» и «режиссер» — это два разных человека, в принципе…

Как моряк дальнего плавания — режиссер ездит по другим городам. Это очень трудно, много приходится разбираться с материнским чувством вины

— Поэтому женщина-режиссер — все еще редкость?

— Сейчас уже нет, очень много умных, состоятельных, талантливых женщин занимаются режиссурой. Это такая тенденция времени.

— Я имею в виду в Казани…

— Наверное, так и есть. Может, с менталитетом как-то связано? А так уже давно женщина-режиссер никого не смущает.

Казанский «дуэт» Мио и Като

— Получается, вам часто приходится быть в разъездах, и сейчас вы живете на два города?

— На самом деле, нужно приехать на постановку и потратить на это хотя бы 2 месяца. Но у меня дети. Поэтому я стараюсь работать немного быстрее: сначала плотно здесь 2 недели, потом к детям домой, и вновь на работу. Однако на постановку «Мио, минем Мио!» я приехала, если можно так сказать, всерьез и надолго.

— Вы давно начали работу над спектаклем?

— С хореографом «Мио» Николаем Куглянтом и художниками мы приехали в июле на несколько дней — на худсовет, сдачу эскизов, оформления. В спектакле много пластики, «жизнь тела» в нем очень важна. Мы провели трехдневный тренинг для актеров, фантазировали, много говорили про книгу Астрид Линдгрен, читали инсценировку. В результате работы сделали распределение ролей из тех артистов, 3кто продержался все 3 дня. Кто действительно очень хотел участвовать, тот и вошел. Это, признаюсь, практически все.

— Сразу вспоминается экранизация сказки Владимира Грамматикова. Этот фильм 1987 года стал результатом совместной работы кинематографистов разных стран. Только у одного российского актера была в нем значимая роль — Игорь Ясулович сыграл старика Эно. Кому из артистов Кариевского театра у вас достались главные роли?

— Булата Гатауллина я сразу выбрала на роль Мио — и внешне, и по характеру, и по всем психофизическим данным он подошел идеально. Кроме того, я смотрела на видео «Сказки Хикмета» и другие его актерские работы в театре, везде отметив его как юного, но уже профессионального артиста. Он действительно мой Мио. Его главным оппонентом, рыцарем Като стал Эльдар Гатауллин. Мне нравится, что в нашем спектакле Като будет не этаким большим злым дядькой, закованным в латы. Это, скорее, воплощение современного зла — утонченный, пресыщенный, немного гламурный человек, у которого нет больше чувств, которому все надоело. Он не знает ни любви, ни привязанности, тотальный эгоизм. И у нас возникает дуэт двух молодых людей — один сознательно выбирает путь добра, а второй — зла.

Для меня это просто необходимая именно сегодня история. Она рассказывает о том, как человеку найти внутренние силы, чтобы стать самим собой, преодолеть зло, суть которого — эгоизм

«Когда поет птица Горюн»

— Как вы относитесь к утверждению, что это депрессивная сказка?

— Каждый читает свое. Для меня это просто необходимая именно сегодня история. Она рассказывает о том, как человеку найти внутренние силы, чтобы стать самим собой, преодолеть зло, суть которого — эгоизм. Ведь у Буссе-Мио, никому не нужного, одинокого и заброшенного ребенка, сбываются все мечты: он получает дом, любящего отца, лучшего друга, волшебную лошадь, которая летает…

— И королевство в придачу?

— Да, но при этом он отправляется в Страну Чужедальнюю на битву с рыцарем Като. Никто не обещает ему победы, но он не может быть счастлив, пока несчастливы люди вокруг, пока все дети Страны Дальней не вернутся домой. Тема очень важная, ведь мы обычно слышим другое: люби себя, ты никому ничего не должен, займись собой, «это моя территория комфорта». В этом есть, конечно, здоровое зерно, но есть и серьезный перегиб — эгоизм того самого Като, когда собственные чувства важнее всего. Мио становится настоящим принцем только тогда, когда он готов рискнуть своим благополучием ради других. «Как я могу строить шалаши в саду своего отца, пока поет птица Горюн?».

— Но вы обещаете зрителям своего эпического фэнтези счастливый конец?

— Конечно!

«Забить театр классами — не моя история»

— Ставить «Мио» в Казани — ваша инициатива или вам предложили приехать для этой постановки?

— Мне позвонила директор театра Гузель Рамзилевна Сагитова. Мы познакомились, она предложила сотрудничество, и мы стали говорить о том, что нужно театру, — о формате спектакля и возрасте аудитории. Я сразу сказала, что работаю для всей семьи, то есть я противник только детских спектаклей. «Забить» театральный зал школьными классами и считать, что задача выполнена — это не моя история. Потом Гузель спросила — есть ли у меня мечта. Вы знаете, у меня нет такого «режиссерского портфеля», то есть списка пьес, которые я хотела бы поставить. Но вот «Мио» был такой мечтой. Спектакль ставится при поддержке гранта правительства Российской Федерации в рамках федерального проекта «Театры — детям».

Вы знаете, у меня нет такого «режиссерского портфеля», то есть списка пьес, которые я хотела бы поставить. Но вот «Мио» был такой мечтой

— Насколько вам было комфортно работать в Казани?

— Очень рада, что я здесь. Во-первых, я чувствую, как татарский ТЮЗ сейчас переживает подъем — по уровню спектаклей, отношению к работе всех цехов и служб, актеров и руководства. Во-вторых, здесь яркая, сочная и какая-то детская энергия чувствуется — открытость в самом прекрасном смысле слова. Все это очень мне импонирует — я как бы вышла из болотистого Петербурга, где все вяло, медленно, скучно, с сомнениями и бесконечной рефлексией. Здесь же все честно, сочно, глубоко и быстро.

Каким будет казанский «Мио»

— Возвращаясь к фильму Грамматикова и гранту, выигранному вами. Известно, что эта кинолента стала самой дорогой прижизненной экранизацией произведений Линдгрен. Ваша постановка в большую сумму вылилась?

— Это, конечно, недешевый спектакль. Не могу сказать, что это что-то запредельное, но волшебная история требует и соответствующего воплощения. Мы не стремимся поразить зрителя спецэффектами. Есть у нас одна задумка, о которой говорить пока не буду.

— То есть сюрпризы ожидаются?

— Вы же понимаете, что драматический театр никогда не переплюнет фильмы студии «Марвел», скажем. То, что мы можем предложить — только сила живой энергии и живого чувства. Мы не делаем шоу, но все будет красиво. У нас работает замечательный художник Анвар Гумаров — главный художник театра имени Комиссаржевской в Санкт-Петербурге, мы не первую работу с ним делаем на выезде. Мне кажется, что он нашел выразительный, простой и емкий образ. Часть декораций была сделана в Санкт-Петербурге, часть здесь, в Казани, мастерами театра. Совсем скоро мы начинаем монтаж декораций. Совершенно потрясающая работа художника по костюмам Фагили Сельской, которая только что получила «Золотую маску» за костюмы к спектаклю «Мы, герои» Красноярского театра драмы. Свет будет делать Евгений Ганзбург — это большой художник, один из старейшин в плане почета и опыта, не возраста. Музыку специально для спектакля пишет Юлия Колченская, моя давняя коллега и прекрасный музыкант. Мелодии прозвучат и вживую, и в записи, будут песни — кариевцы прекрасно поют.

«Я полюбила татарский язык»

— Спектакль будет идти на татарском языке. Тяжело ли вам было справляться с «трудностями перевода»?

— Легко! Во-первых, все прекрасно в театре говорят по-русски. Во-вторых, мне вообще языки даются легко. Я хорошо знаю текст, русскую инсценировку — наизусть. Но и без нее я прекрасно понимаю, когда и о чем говорят на сцене. Бывает, ребята заигрываются, говорят что-то, но я тут же останавливаю: «Мы же убрали эту фразу». Они мне: «А откуда вы знаете?». Я полюбила татарский язык, почувствовала его красоту и мощную силу. Единственное, что мешает — некоторые фразы, короткие на русском, по-татарски звучат длинно. Но и тут мы находим оптимальное решение, тем более, что замечательный перевод Назифы Каримовой это позволяет.

Я полюбила татарский язык, почувствовала его красоту и мощную силу. Единственное, что мешает — некоторые фразы, короткие на русском, по-татарски звучат длинно

— Судя по молодежному сленгу, который проскальзывает в тексте, вы перенесли героев в наше время?

— Мы стараемся вообще не делать никакой привязки к конкретному времени,чтобы зритель понимал, что эти события могли произойти в любом месте в любое время. Во все времена и в любой стране мальчик в свое время становится мужчиной, а это значит, что он учится принимать решения и нести ответственность за свои поступки — это и значит быть взрослым.

Детское одиночество — тема всегда актуальная

— Одинокий ребенок — в процессе работы Мио ассоциировался у вас с Гарри Поттером?

— Очень часто. Это вообще довольно популярная тема — мальчик остался без родителей или ищет свою семью. Вот интересно подумать — почему это так интересно и так много об этом написано? Я как-то проснулась с мыслью о «Мио»: «Мир в порядке, когда у ребенка есть дом, когда его обнимают любящие руки». Это было важно во все времена. Согласитесь, сиротой можно быть и при живых родителях. Когда они заняты, распихивают ребенка по кружкам или просто суют в руки планшет — так проявляется их забота.

— Но сказки и истории популярны, когда у них есть счастливый конец. Вспомните экранизацию романа Гектора Мало «Без семьи», где мальчик Реми находит семью, но его друг вновь отправляется в одинокие скитания. Многие поколения обиделись на автора фильма Владимира Бортко, ведь он рассказал, как это сделал писатель, о взрослой жизни детей.

— Я очень плакала над этой книгой. Но ведь и жизнь тоже не перепишешь. Люди, которые понимают и сердце их отзывается, они эти книги и читают, переживая невыносимую боль. А книги-то может написаны для того, чтобы растолкать равнодушных. Я думаю, если после нашего спектакля у взрослых зрителей возникнет желание обнять своего ребенка, сходить с ним куда-то еще или просто посидеть в тишине вместе, это будет для меня хорошим подарком. Я буду считать, что наша миссия отчасти выполнена — если взрослые вспомнят о том, что у них есть дети, которые остро нуждаются во внимании, заботе и любви.