«Аль-Марджани»: как Екатерина помогла татарам отстоять мечеть перед казанскими властями

Если вторую мечеть, вскоре названную Апанаевской (ул. К. Насыри, 27), выстроил один купец Якуб бин Султангали, то первую возводили, можно сказать, всем миром. По сведениям, записанным Ш. Марджани, в этом святом деле приняли участие 62 человека, которые собрали в общей сложности 5 тысяч рублей. Причем мулла Абубакир бин Ибрагим, муэдзин Исхак бин Ибрагим, Муртаза бин Юсуф бин Каныш и некий Якуб пожертвовали для строительства мечети личные земельные участки с находившимися на них жилыми усадьбами. Впоследствии имена главных благотворителей были выбиты над входом в храм.

К сожалению, нам до сих пор не известен автор проекта этого великолепного здания. По одной из версий, им был замечательный русский архитектор В.И. Кафтырев, работавший в Казани во второй половине XVIII века. Вполне вероятно, что к работе по возведению храма могли быть привлечены московские зодчие и строители. Ш. Марджани в своем рассказе о мечети второго прихода, строившейся одновременно с Первой соборной мечетью, говорит о специальном приглашении Якубом Султангалиевым московского мастера для устройства металлической крыши. К весне 1768 года был заготовлен строительный бутовый камень и кирпич, причем Ш. Марджани указывал, что в поисках необходимых материалов один из строителей — мулла Абдрашид бин Юсуф аль-Каргали — добрался до Астрахани. Летом того же года началось и возведение обеих мечетей.

Строительство храмов вызвало резкое неприятие со стороны духовных пастырей Казанской епархии. Уже в мае 1768 года архиепископ Казанский Вениамин в своем донесении просил Святейший Синод удержать татар «от построения в той слободе мечети» и «переводу из оной всех тутошних татар в деревню Поповку дабы они при одном, а не в разных местах были». Призыв к столь жестким мерам был вызван тревогой из-за активной подготовки слобожан к строительству мечетей, их уверенности в своих правах. Архиепископ писал, что в бытность его 4 мая в Старотатарской слободе к нему на школьный двор (территорию Новокрещенской школы, — прим. авт.) приходили слободские татары — «Давыд Сулейманов со товарищи» — и заявляли о наличии у них высочайше утвержденного разрешения на строительство тех храмов. На требование Вениамина предъявить ему указ татары ответили отказом.

Для казанского архиепископа главным аргументом к запрещению строительства мечетей представлялся сам прецедент возведения храмов вблизи православных церквей: «ежели те мечети, а особливо подле самого школного двора назначенная ими татарами построены будут, то по таковой близости во время их суевернаго татарского молбища происходимое по их закону противное христианскому благочестию действие, как в школах, так и в церкви слышимо быть может, что не токмо обучающимся в тех школах новокрещенским детям соблазнительно, и учению их будет вредно, но и Божией церкви и ея службе весма противно, новокрещены же жительствующие в той слободе, а паче те, коих имеется из тутошних татар видя таковое каменных мечетей устроение, каковаго у тех татар напредь сего никогда не бывало, приходить могут в соблазн же и развращение, а татара почтут себе то за лучшее, что они вместо имевшихся у них деревянных двух мечетей будут иметь ныне четыре, из которых состоящия от них неподалеку две деревянныя мечети в поселенной их же на монастырской деревни Поповки земле новой татарской слободе уже и в построении имеются».

Строительство мечетей было завершено к 1771 году. В приводимых К. Насыри легендарных сведениях указывалось, что храмы строились с большой поспешностью, «желая как можно скорее использовать благоприятный случай, предоставленный царицей Екатериной I«I. Но спешка привела к тому, что при закладке здания было неточно определено направление на Мекку, поэтому кыбла в обеих мечетях оказалась несколько смещенной. (Мечеть должна быть обращена фасадом к святыне мусульман Каабе в городе Мекке). Когда дело дошло до возведения минарета, городские власти, обеспокоенные его высотой, написали Екатерине II: «Ты хоть и дала мусульманам разрешение на строительство мечетей, но они строят очень высоко». На это царица ответила так: «Я определила им место на земле, а в небо они вольны подниматься по своему усмотрению, потому что небо не входит в мои владения».

Несмотря на уже завершенное строительство, тяжелый маховик бюрократической машины еще продолжал свое движение. В ответ на обращение казанского архиепископа Вениамина Святейший Синод отправлял в Казанскую епархию один запрос за другим. 28 апреля 1771 года Вениамин, отвечая на очередной из них, писал: «в самом городе Казани в прежде бывшей старой татарской слободе во общем жительстве татар и новокрещен между двух святых церквей: а имянно, первой Захарии-Елисаветинской расстоянием в пятидесяти четырех (где и отведенной под новокрещенской школной двор земли несколко под оное строени занято), а другой Четыре-Евангелистовской расстоянием в шестидесяти пяти саженях; и в русских селений, в 768-году построены сверх прежде поставленных в новоучрежденной татарской слободе (которая как от города, так и от старой татарской слободы расстоянием почти в полуверсте) двух деревянных, в вновь две ж каменные мечети, без всякия им в оных нужды, а по каковому указу или чьему дозволению оныя построены, о том мне не известно, ибо хотя я и требовал от бывшаго господина губернатора словесно, чтобы сообщил о том ко мне письменно, однако того не получил; а построенные оныя каменные мечети суть притчиною великого соблазна, не только новокрещенам, паче же обучающимся при новокрещеннских школах новокрещенским малолетним детям, но и самим старороссийским людям: на коих мечетях устроены каменныя высокия башни, и на тех повсядневной от учрежденных к тем мечетям мулл к созыву их в те мечети для молбища необыкновенный крик и вопль происходит; коим мечетям за силу прежде состоявшихся имянных указов, и Правительствующего Сената определений, о особливо при тех церквах, и при самом жителстве христианском быть весма непристойно и не подлежит… а при том оные ж некрещенные татара у жительствующих в той старой слободе у новокрещен дворы дорогою ценою скупают, а новокрещены под видом ползы получаемой с татар денег, в самом деле для того что от церкви и от священника следовательно и от словословия Божия удалится, выходят в другие мне неведомые места, протчии ж новокрещены в проданных своих домах обще с татарами жительствуют, о чем не точию соблазн имеют, но и в вере развращаются…»

Синод 24 июля 1772 года потребовал от Сената рассмотреть еще раз все обстоятельства строительства мечетей в Казани и удостоверить наконец существование Высочайшего повеления. Через год, 14 июня, в соответствии с определением Сената генерал-прокурор и кавалер князь Александр Алексеевич Вяземский сообщил в Синод о результатах доклада по данному делу Екатерине II. 29 мая 1773 года он получил от императрицы высочайший отзыв, в котором окончательно были расставлены все точки над i. В нем говорилось, что «как Всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, то и Ея Величество из тех же правил сходствуя Его Святой воле, и в сем поступать изволит, желая только, чтоб между подданными Ея Величества всегда любовь и согласие царствовало, а в прочем бывший губернатор Квашнин Самарин дозволение строить каменные мечети зделал в сходственность данного большого наказа 494, 495, и 496 статей».

В документе приведены ссылки на статьи «Наказа», данного Екатериной II Комиссии для сочинения проекта нового Уложения 30 июля 1767 года. Содержание их представляет большой интерес, так как именно в них в характерном для эпохи «просвещенного» абсолютизма псевдолиберальном духе было сформулировано идеологическое обоснование нового политического курса самодержавия в религиозной сфере. Выражалось это кредо в следующих положениях:

«Ст. 494. В том великом государстве, распространяющем свое владение над /с/ толь многими разными народами весьма бы вредный для спокойства и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозволение их различных вер;

Ст. 495. И нет подлинно иного средства, кроме разумного их законов дозволения, православною нашею верою и политикою неотвергаемого, которым бы можно всех сих заблудших овец паки привести к истинному верных стаду;

Ст. 496. Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца, и отводят их от заматерелого упорства, утушая споры их, противные тишине государства и соединению граждан».

Данные статьи, представлявшие собой компиляцию из сочинений французских просветителей, выражали стремление самодержавия сгладить существовавшие в российском государстве религиозные противоречия и преследовали четко выраженные охранительные цели.

17 июня 1773 года последовал выход уже упоминавшегося указа «О терпимости всех исповеданий и о запрещении архиереям вступать в дела, касающиеся иноверных исповеданий». Недвусмысленная позиция высшего лица государства вынудила Священный Синод 16 октября того же года разослать указы во все епархии с требованием «отныне преосвященным архиереям в дела, касающиеся до всех иноверных исповеданиев и до построения по их законом молитвенных домов, не вступать, а предоставлять оное все на рассмотрение светских команд, преосвященные же архиереи, так как и светские команды должны прилагать в силу государственных законов старание, чтоб от того между подданными Ея Императорского Величества не могла быть никакого разногласия, а паче б между ими любовь, тишина и согласие царствовало».

Тем не менее в Казани обнародовать этот указ не торопились. 18 мая 1775 года Правительствующий Сенат доводит до сведения Синода результаты слушания челобитной казанского слободского служилого татарина Исая Измайлова, в котором утверждалось, что «и поныне с духовной стороны происходит старание о уничтожении их (мечетей, — прим. авт.) не только по представлениям в Святейший Синод, но и оттуда уже и в Правительствующий Сенат… и они опасаются, чтоб о уничтожении тех мечетей не последовало никакого повеления». Доверенный от слобожан просил Сенат довести до сведения Синода и казанского губернатора текст реально существовавшего, по мнению Измайлова, указа императрицы. В результате казанскому губернатору секретным указом все же был направлен высочайший отзыв, данный Екатериной II в мае 1773 года.

Таким образом, становится очевидным, что история строительства двух каменных мечетей в Казани, борьба слободских татар за свои религиозные права явились катализатором, отправной точкой, формальным поводом для осознания необходимости внесения изменений в государственную политику самодержавной России по отношению к мусульманской проблеме, послужили толчком для признания ислама терпимой религией.

Продолжение следует