Фотомарафон «100-летие ТАССР»: журналисты заводской газеты «Приборостроитель», конец 1960-х

Еврейский вопрос

... Я продолжала искать постоянную работу, все равно какую — корректора или литсотрудника, только бы поближе к журналистике. И узнав, что на одном из предприятий в типографию требуется корректор — здесь выпускались инструкции к приборам — я отправилась к главному конструктору завода, в чьем ведении находилась типография. Он долго изучал мой «красный» диплом, читал принесенные статьи, а потом сказал: «Я бы хоть сегодня взял вас на работу. Но дело в том, что вы — еврейка, и я — еврей. Боюсь, меня просто не поймут». С тех пор, когда я слышу, что евреи — это такой народ, который помогает друг другу, мне хочется выть от несправедливости этого утверждения.

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Примерно в это же время партийными органами было принято решение о создании заводских многотиражных газет на двух предприятиях, расположенных в одном из промышленных районов Казани. По штатному расписанию редакция газеты должна была состоять из редактора и литературного сотрудника, причем один из них должен быть русским, а второй — татарином. Штат редакции одного завода был уже полностью укомплектован, и я отправилась наводить справки на другом. Услышав, с чем я пожаловала, секретарь парткома завода замахал руками: «Я этим не занимаюсь. Редактор уже есть, пусть он сам и выбирает». «А как фамилия редактора?» — спросила я. «Зильберман», — ответил секретарь парткома. И я поняла, что мои шансы равны нулю. Но так как других вакансий в ближайшем будущем не предвиделось, а работа была ой как нужна, я поинтересовалась, где можно этого самого Зильбермана увидеть. «Понятия не имею, — ответил секретарь парткома. — Жду, когда он сам появится».

Пришлось взять на себя роль «красного следопыта». Сначала я отправилась в городское справочное бюро. Там сказали, что Зильберман из старой квартиры выписался, а в новую еще не прописался. Узнав от кого-то, в каком районе города живет его мама, я несколько дней дежурила на почте и застала наконец доставлявшую ей письма почтальоншу. Ну, а узнать у мамы, где проживает ее сын, труда не составляло.

Чужие дети в пустой квартире и встреча с Зильберманом

Будущего редактора газеты Ефима Григорьевича Зильбермана я застала у дверей его квартиры в старом доме барачного типа, притулившемся в ряду таких же строений на окраине города. Он держал на руках маленького ребенка, мальчик постарше жался к его ногам, а за спиной стояли упакованные чемоданы и коробки, было видно, что семья готовилась к переезду. Я начала было объяснять, кто я такая, зачем пришла и попыталась сунуть ему принесенную папку со своими статьями, но вместо этого у меня в руках тут же оказался маленький ребенок, а Зильберман, подхватив один из чемоданов, быстро проговорил: «Все потом, потом. Приходите через две недели в девять утра на конечную остановку трамвая. А сейчас мне надо на вокзал, иначе опоздаю на поезд». Дверь захлопнулась, и я осталась в квартире с двумя маленькими детьми.

Помню, что младшему все время приходилось менять пеленки, а старший требовал, чтобы я с ним играла в прятки. Через несколько часов пришла женщина, которая должна была сидеть с детьми. Оказалось, что сам Зильберман срочно выехал к умирающей теще, где уже несколько дней находилась его жена. Я «сдала» детей, попросила передать Зильберману папку со статьями и уехала домой.

Дома я высчитала, какое через две недели будет число. Возможно, я бы не поехала на остановку трамвая — настолько приблизительно и неубедительно все это прозвучало — но мне все равно надо было получить обратно свою папку. Можете представить себе мое удивление и мою радость, когда, едва выйдя из вагона, я увидела Зильбермана с видавшим виды потертым толстым портфелем (позднее точно такой же я видела у Михаила Жванецкого), в распахнутом плаще, с развевающейся на ветру шевелюрой, который кричал мне: «Ну где вы ходите? Мы уже три дня как получаем зарплату!».

Позднее, много раз пересказывая эту историю, Зильберман не уставал повторять, что он ни за что не взял бы в редакцию появившуюся у него в дверях кралю в сером берете «набок», которая заявила с порога: «Возьмите меня на работу, нам с мужем нечего кушать». «Но я, — добавлял Зильберман, — человек объективный, и статьи ее все же прочитал. Хотя потом долго выяснял, кто из нас — русский, а кто — татарин».

До сих пор непонятно, как райком партии утвердил в 1958 году нас с Зильберманом, но факт остается фактом: я проработала в «Приборостроителе» вплоть до отъезда на ПМЖ в Германию.

Неожиданное решение с «пропиской» редакции

А пока мы с Зильберманом и секретарем парткома отправились в путешествие по заводу в поисках помещения для редакции. Обойдя все производственные мощности и административные здания, мы убедились, что никакого, даже самого маленького закуточка, где можно было бы поставить столы с пишущей машинкой, просто нет . «Ну что ж, — сказал секретарь парткома, — идем на запасной вариант». Мы отправились в небольшой коридорчик, за которым вытянулся во всю длину производственного здания инструментальный цех, и остановились у небольшой двери, на которой красовалась буква «М». Запах, идущий оттуда, и снующие время от времени туда и обратно мужчины не оставляли сомнения в назначении помещения.

Секретарь парткома дождался, пока внутри никого не было, и жестом предложил войти. «Унитазы срежем, — сказал он, — перегородочку поставим, вот вам и два кабинета.» «А как же мы? — возмутились столпившиеся у полуоткрытой двери инструментальщики. — Пока с одного конца цеха в другой до туалета добежишь, всякое может случиться...».

«А вы до последнего не терпите», — последовал дельный совет. И уже на следующий день на месте буквы «М» появилась табличка «Редакция газеты «Приборостроитель». Редактор занял кабинет с окном, а я — стол за перегородочкой, благо возвели ее не до потолка, и недостатка в дневном свете не ощущалось. Несмотря на тесноту, это было замечательное время. Через пару месяцев к перегородочке притулился еще один столик — для фотокорреспондента и художника, рыжеволосой Тамары Тамаровой.

«Колючка» не колет, «Сверло» не сверлит

В тесноте, да не в обиде шла подготовка к выпуску первого номера: писались статьи, формировался авторский актив, осваивалась заводская типография. Хорошо помню свой первый репортаж с критикой цеховых стенгазет: «Колючка» не колет, «Сверло» не сверлит». Наконец, 1 ноября 1958 года, поздно ночью печатная машина выдала первый номер газеты. Это событие стало настоящим праздником для всех, кто в нем участвовал, и запомнилось на всю жизнь: «Какой был день тогда? Ах, да — среда...». Меня доставили домой на дежурной машине, и вся семья читала ночью пахнущий типографской краской листок.

Прошел год, и мне надо было оформлять декретный отпуск. Малыш должен был появиться на свет в январе, но почти весь декабрь я с трудом втискивала себя и свой огромный живот в переполненный автобус и ехала на завод, так как не могла найти для замены подходящего сотрудника . Наконец, уговорила знакомую пятикурсницу, убедив ее, что написание диплома вполне можно совместить с работой в редакции.

13 января 1960 года у меня родился сын. Уже через месяц я вышла на работу, пятикурсница занялась своим дипломом, а заботу о малыше взяла на себя моя мама.

Газета стала полноправной частью заводского коллектива: значительно увеличилась в объеме — в начале 80-х она стала выходить на 12 полосах. В ней появились литературная и сатирическая страницы, печатались очерки и интервью, статьи на «моральные» темы, рассказы и стихи, ее ждали, читали, каждый номер обсуждался и в цехах, и на оперативных «летучках». В редакцию пришли новые сотрудники — молодые талантливые журналисты, поэты и художники, работать было весело и интересно. И я бы ни за что не ушла с завода, если бы муж вслед за своим научным руководителем не уехал в Свердловск...