«Алдаровщина»: как царские чиновники планировали сократить численность башкир

Период независимости

По окончании Прутского похода (1711), едва не стоившего жизни Петру I, П.М. Апраскин писал своему брату адмиралу Ф.М. Апраксину, пытаясь с его помощью обратить внимание правительства на башкир: «…милосердием божиим с салтаном турским у царского величества мир утвержден и о том радуемся (…). Ныне же в такое от босурман успокоение зело способно нам здесь з домашними злодеи, з башкирцы, управитца, которые неотложно в своей измене и бунтах стоят и непрестанные от них имеем опасности и разоренья…». К имеющимся у него войскам, насчитывавшим около 7 тысяч человек, он просил прислать с Украины еще два полка драгун и два полка солдат, чтобы «привесть их в прямое подданство и учинить данниками прямыми», ибо башкиры «пред всеми здешняго краю, пред калмыки и кубанцы, несравнительно богаты и живут много лет без всякого смирения и в местах обетованных, на многих тысячах верстах».

«Места обетованные» не одному ему кружили голову. Феномен мятежной Башкирии, отказывающейся признавать центральную власть, заставлял задумываться над решением башкирского вопроса многие умы тогдашней России. В 1725 году по «инструкции» генерал-майора В.И. Геннина в Башкирии под видом торговца побывал кунгурский бургомистр Юхнев, который должен был выведать примерную численность башкир, «которые могут воевать», их вооружение, материальное положение и т. д. В своем «Секретном уведомлении о башкирском деле» он предлагал следующий вариант: «…чтоб они впредь не бунтовали, надлежит их сколько можно вывесть в Русь и розделить, и от того в Руси людей умножитца и бусурманы примут христианскую веру и потому Башкиры (т. е. Башкирия, — прим. авт.) будут от них пусты и на такой доброй земле можно впредь русских поселить».

Русский дипломат, астраханский и казанский губернатор А.П. Волынский в 1730 году писал, что от башкир следует «осторожность иметь паче всякого внешнего неприятеля». Поэтому он полагал, что было бы «лутче, естьли б каким политическим способом их оттуды убавить хотя до половины...». Среди мер по сокращению численности башкир он предлагал стравить между собой с одной стороны башкир, а с другой, казахов и каракалпаков, наводнить Башкирию войсками и при этом полностью разоружить башкир. Однако, чтобы разоружить башкир или депортировать их, нужно было сначала привести их в состояние полной покорности, а это уже само по себе было довольно сложной задачей для правительства. Поэтому новая война в Башкирии, которая окончательно склонит чашу весов на ту или иную сторону, становилась неизбежной. Алдар-батыр, пожалуй, был единственным из башкирских лидеров, кто прекрасно осознавал эту фатальную неизбежность.

Русско-турецкая война 1710—1713 годов закончилась для Московского царства неудачно. Тем не менее было ясно, что турки уже не в состоянии разгромить русскую армию, а в глобальных геополитических расчетах Стамбула не было места для башкир и других мусульманских народностей, смотревших на Османскую империю как на свою метрополию. Турция была слишком далеко, чтобы Башкирия могла присоединиться к ней территориально или чтобы турецкие войска смогли дойти до Южного Урала. Несбыточность этих надежд наглядно показали неоднократные обращения башкир к османскому султану в ходе «Алдаровщины« и предыдущих восстаний, которые не имели реальных последствий, кроме султанских деклараций как халифа и повелителя правоверных о мусульманском единстве. Именно поэтому Алдар-батыр, оценив сложившуюся ситуацию, решил, что Башкирия сможет уйти в «свободное плавание» только через интеграцию со среднеазиатскими ханствами.

Главную ставку он делал на перспективного казахского султана Абулхаира, являвшегося в известной степени его учеником, прошедшим вместе с Алдар-батыром через огонь башкирского восстания 1704—1711 годов. Известно, что будущий хан Младшего жуза участвовал в сражении под Юрак-тау и был там ранен. Англичанин Джон Кэстль, лично встретившийся с Абулхаир-ханом в 1736 году, писал: «До того, как стать ханом, он был султаном, и все его дети имеют этот титул. Когда во время войны с джунгарскими калмыками им лично был взят в плен их предводитель Контайша и в последнюю войну [русских] против башкирского Алдара он очень отличился, то Малая орда избрала его ханом».

Репутация отважного воина, приобретенная молодым султаном в ходе алдаровщины, сыграла определяющую роль в избрании его ханом Младшего казахского жуза. По нашему мнению, башкирским ханом он был провозглашен в 1712—1714 годы, а казахским ханом он стал только в начале 20-х годов XVIII века. Но даже будучи султаном, Абулхаир обладал значительной военной силой, имея под рукой 20 000 воинов. Поэтому, опираясь на войско Абулхаира, Алдар-батыр решил организовывать нападения на русские форпосты у границ Башкирии и этими антиправительственными акциями вновь поднять башкир на борьбу за отделение от Московии. У Абулхаира он нашел то, чего ему так не хватало, — ханской власти, которую он собирался распространить и на башкир.

В 1715—1717 годах казахи и башкиры, ведомые Абулхаиром и Алдаром, совершили серию нападений на Закамскую засечную линию и даже взяли штурмом крепость Новошешминск. Однако затем были отбиты отрядом полковника Суяза. Русский историк XVIII века П.И. Рычков писал, что в 1717 году «один киргизский владелец, тысячах в 10, под закамский пригород Новошешминск подступал и, взяв оный, многое число людей в полон побрал, но оные добрым поступком полковника Суяза отбиты». Кем был этот «киргизский владелец», объяснил в 1735 году в своем «Рассуждении» начальник Оренбургской экспедиции И.К. Кирилов: «…известной новоподданной Абулхаир-хан был салтан, а ханом назван и призван бывшим бунтовщиком Алдаром для общего с ним воровства. И как за Камою от полку Суязова разбит, то, возвратившись, титуловал себя ханом, в чем бухарский хан утвердил по их обычаю данною ханскою печатью».

Тем временем в башкирском обществе окончательно возобладали примиренческие настроения. В 1719 году через дворянина Д. Молоствова, бывшего уфимского воеводу, который был командиром башкирского отряда во время Азовского похода 1696 года, башкиры обратились к правительству с предложением о восстановлении подданства. Причиной подобного решения, по мнению Б.А. Азнабаева, был внутренний конфликт в башкирском обществе, который возник на почве разногласий относительно судьбы «сходцев», то есть казанских татар (чувашей), оказавшихся в Башкирии еще в XVII веке и особенно во время «Алдаровщины». Припуская «сходцев» на условиях арендной платы или иных условий, башкиры-вотчинники приобретали в их лице зависимое крестьянское население, эксплуатация которого приносила немалую материальную выгоду. Однако последствия подобного приобретения выразились в сокращении свободных земель и угодий для нужд самих башкир. Если многоземельные башкиры Ногайской дороги были не прочь и в дальнейшем принимать к себе беглецов из Казанского уезда, то малоземельные башкиры Осинской и Казанской дорог требовали от соплеменников прекратить эту практику. Урегулировать внутренний конфликт могло лишь посредничество русских властей.

В то же время желание башкир вновь принять русское подданство могло диктоваться более фундаментальными причинами. Кочевые социумы XVIII веке (калмыки, казахи, каракалпаки, ногайцы, джунгары), окружавшие башкир, в их глазах уже не были столь привлекательными. А ведь именно к этим образцам суверенного существования за неимением иных примеров обращался лидер самостийников Алдар-батыр. В этой ситуации тяжелая и часто несправедливая длань русской монархии, основанная в значительной степени на рационально-легальном господстве, казалась башкирам меньшим злом, чем ханская власть, апеллировавшая к устаревшей традиции кочевого вождества и сакральности «золотого рода» Чингисидов. Кроме того, как замечает Б.А. Азнабаев, гипотетическое ханство могло разрушить структуру башкирского общества: «Любой хан начал бы свое правление с выстраивания иерархии родов, в которой оседлые башкиры-вотчинники неизбежно заняли подчиненное положение». Вероятно, поэтому большинство оседлых северо-западных башкир резко выступало против ханской идеи.

Переход под российский протекторат

В 1720 году в Башкирию приехал командир Рязанского драгунского полка, граф, полковник И.Г. Головкин, сын канцлера Г.И. Головкина, который занялся выводом беглых казанских татар (чувашей-мусульман), мишарей, чувашей-язычников, марийцев и других, а в 1722 году подданство башкир формально было возобновлено принесением шерти (присяги, — прим. ред.) от имени представителей всех четырех дорог. Алдар-батыр, ставший в некотором смысле парией для большей части соплеменников, был даже вынужден уйти из Башкирии. В 1721 году он появился в ставке Абулхаир-хана. Несмотря на нежелательное для него миролюбие, внезапно овладевшее казахским ханом под впечатлением поражений, понесенных от джунгар, а также хивинского похода 1717 года князя А. Бековича-Черкасского, башкирский лидер не оставлял надежд на помощь своего старого боевого товарища в борьбе с Россией. Как сообщали очевидцы, «приезжал к их киргиз-казацкому хану Уфинского уезду, Нагайской дороги, Бузерской (Бурзянской, — прим. авт.) волости башкирец Олдарка батырь с сыном своим и с товарыщи пять человек, назвався послом, и просил де он Алдарка у хана силы, чтоб со оными идти войною на русских людей…».

Алдар-батыр говорил Абулхаир-хану, что «де их братью башкирцов и киргис-казаков воевать будут русские люди, которое войско пришло ныне в Уфу, и чтоб ему Алдару к пребудущей весне он хан дал 7 000 войска и прислал к нему Алдару в Уфинской уезд, на Нагайскую дорогу, в Бурзенскую волость, с чем бы ему Алдару для разорения идти под его императорского величества городы». (Рапорт генерала Кропотова был процитирован в 1722 году, когда Петр уже стал императором). Хан обещал дать Алдару требуемое будущей весной, а также подарил ему «двести лисиц, полтораста волков, двести корсаков, шесть лошадей». После этого Алдар-батыр, по всей вероятности, отправился домой ждать прибытия союзников. Однако союзники так и не пришли. Тому причиной, вероятно, было стремительное наступление джунгар в 1723 году. Казахи были разбиты и массово бежали на север.

В следующем 1724 году Алдар-батыр вновь попытался поднять восстание в Башкирии, воспользовавшись новыми поводами для недовольства, которые исправно поставляла российская власть. В традиционном месте народных собраний на реке Берсувань близ Уфы он созвал съезд. С.М. Соловьев писал: «У башкирцев было собрание в Уфимском уезде, на озере Берсевен; приехал батырь Алдарко с 700 чел., приехал сын изменника Сеитка (имеется в виду казанский татарин Сеит Аднагулов, о котором в документах сообщается: «…Казанского уезду, деревни Челны беглой чювашенин вор Сеитка, который приходя воровски раззоряет украинные городы…», — прим. авт.), бежавший в 1707 году к киргизам, с ним приехало киргиз 500 чел.; собирались башкирцы и татары отовсюду на это озеро, хотели осадить Уфу, потому что на Уфе трое судей, а они требовали, чтоб оставлен был один, а двоих отдать им, прибыльщики им не надобны». Оказалось, что эти «трое судей» — уфимский воевода И. Шаховский, асессоры А. Лихачев и И. Тюменев — установили такой порядок, что любой башкир-челобитчик должен был давать взятку не кому-то одному, а каждому: «дал одному больше, надобно и другому дать то же, и таким образом между ними судьями несогласием дела наши волочили и скоро не решали…».

Однако, к 1728 году обстановка в Башкирии окончательно стабилизировалась. Под влиянием «увещательных грамот» башкиры решили воспользоваться своим древним правом непосредственного обращения к царю, узнав, что в Москве готовятся торжества по случаю коронации нового императора Петра II. В начале марта 1728 года челобитная о защите вотчинных прав и об учинении розыска по поводу притеснений, перенесенных ими от воевод и прочих чиновников, была доставлена башкиром Еланской волости Яркеем Янчуриным «с товарыщи» в Коллегию иностранных дел в Москву. В результате в конце июля 1728 года был подписан именной указ императора Петра II «Об отделении Уфимской провинции от Казанской губернии, о состоянии оной в особенном ведомстве Сената», в котором, в частности, говорилось: «Указали Мы, по челобитью присланных от вас выборных челобитчиков, башкирцов Яркея Янчурина с товарищи, в помянутую [Уфимскую] провинцию послать воеводу, Нашего бригадира Петра Бутурлина, и быть той провинции в особливом ведомстве Нашего Сената, и о всяких делах писать ему и требовать Нашего указа от того Сената, а Казанскому губернатору той провинции не ведать».

Таким образом, Уфимская провинция была выведена из ведомства Казани, а губернская реформа потерпела в Башкирии сокрушительный крах, поскольку она как особая территория была подчинена непосредственно Сенату. Новому воеводе предписывалось «башкирцам и прочим иноверцам никакого озлобления и обид и налог отнюдь никому никаких не чинить» и провозглашался возврат к отношениям между центральным правительством и Башкирией, существовавшим в эпоху Московского царства: «…и во всем поступать по данным вам от Предков Наших Великих Государей жалованным грамотам». Кроме того, башкиры добились традиционной привилегии непосредственного обращения к монарху: «А когда вы пожелаете для челобитья и всяких своих нужд ехать к Москве или в Сенат, тогда для проезду давать ему (воеводе, — прим. авт.) вам проезжия письма за своею рукою, а воспрещения в том вам не чинить». Взамен этого царь требовал следующее: «…того ради надлежит вам, видя Нашу Императорского Величества к себе милость, служить Нам верно, как деды и отцы ваши служили и положенный ясак платили и беглых русских, мордвы, чуваш и черемис и никаких народов людей, подданных Наших, не принимать и не держать».

Алдар-батыр и казахское подданство

В течение 20-х годов XVIII века Российская империя сумела взять под свой контроль все очаги нестабильности, которые сотрясали государство на протяжении многих лет. Некогда свободное Донское казачье войско в 1721 году было подчинено Военной коллегии. После смерти Аюки-хана в 1724 году Калмыцкое ханство стало управляться наместниками из числа его потомков, назначаемыми правительством. Мятежная Башкирия под названием Уфимской или Башкирской провинции к 1728 году полностью умиротворилась и перешла под ведомство Сената. Однако вооруженная борьба башкирского народа — «Алдаровщина» — помешала правительству включить край в систему губернского управления в качестве типовой территории. Башкирия не только восстановила статус-кво, заставив вернуться Российскую империю к модели взаимоотношений XVII века, но и добилась снижения фискального бремени. Поэтому решающая битва за Башкирию еще была впереди.

К 1730 годам мусульманские государства, располагавшиеся по периметру российских границ, уже не представляли серьезной опасности. Напротив, резко усилившаяся Россия сама стала представлять для них прямую и явную угрозу. В 1737 году на территорию Крымского полуострова вступила русская армия и нанесла ханству катастрофический разгром, после чего судьба этого последнего осколка империи Чингисхана была предрешена. Победа фельдмаршала Миниха над казавшейся незыблемой твердыней Гиреев должна была оставить неизгладимое впечатление на все мусульманские народы империи, привыкшие смотреть на Крым как на своего старшего брата и покровителя.

Судьба Казахского ханства определилась еще раньше. В 1723 году джунгарский хунтайджи Цэван-Рабдан заключил мир с маньчжурским (цинским) богдыханом Китая Юнчженом и, сосредоточив основные силы на западном направлении, нанес сокрушительное поражение казахам и каракалпакам. Казахи, отступая на северо-запад, заняли вотчины башкирских кланов Ногайской и Сибирской дорог, располагавшиеся по рекам Иргиз, Уил, Эмба, Илек, Орь, Уй, Тобол, Яик. И хотя затем Абулхаир-хан и другие предводители сумели оттеснить джунгаров обратно, они уже не собирались покидать занятые башкирские земли. Башкиры и яицкие казаки ответили на это серией набегов. И.В. Ерофеева пишет: «В условиях жесткой конфронтации с северными соседями пред казахами Младшего и Среднего жуза встала проблема официального закрепления за ними плодородных пастбищ по нижнему и среднему Яику, где открывался путь к заманчивым пастбищным угодьям по его правобережью и имелись большие возможности расширения связей с русскими рынками».

В этой ситуации у Абулхаир-хана окончательно созрела мысль принять русское подданство и тем самым решить сразу две проблемы — защитить себя от нашествий джунгар и узаконить явочным порядком захваченные башкирские земли. Д.А. Сафонов пришел к мысли, что «причина такого решения более чем понятна — он пытался обеспечить себе район, своеобразный страховочный вариант, куда смог бы отступить, если бы джунгары одержали верх». С высоты сегодняшнего дня можно с уверенностью сказать, что Абулхаир-хан своим дальновидным решением приобрел для будущего Казахстана огромные территорию, ныне входящие в Актюбинскую, Кустанайскую, Западно— и Северо-Казахстанские области.

Однако Абулхаир-хан действовал на свой страх и риск, не спрашивая согласия остальных казахских ханов, султанов и старшин. Для реализации своего плана он привлек своего старого товарища Алдар-батыра. Видя, что его вооруженная борьба с Россией окончательно зашла в тупик, он взялся помогать хану. Летом 1730 года он прибыл в ставку Абулхаира, находившуюся на реке Иргиз (на территории нынешней Актюбинской области), в бурзянских вотчинах, уступленных им хану. Неизвестно, о чем беседовали главные политические деятели и полководцы двух народов, однако 8 сентября 1730 года из-под их пера вышло письмо на имя императрицы Анны Иоанновны следующего содержания: «Наше заявление к Вашему величеству состоит в том, что с подданным Вам башкирским народом, который находится за Уралом, у нас близких отношений не было. Желая быть совершенно подвластным Вашему величеству, я посылаю своего посланника вместе с Вашим подданным Алдарбаем. Этот Алдарбай требовал посланника от нас к Вашему величеству, и поэтому, мы Абулхаир-хан, с подвластным мне многочисленным казахским народом Среднего и Малого жузов, все преклоняемся перед Вами, являемся Вашими слугами и все вместе с простым народом желаем Вашего покровительства и ожидаем Вашей помощи, чтобы с подданным Вам башкирским народом, находящимся за Уралом, жить в согласии». Письмо было написано так, что вся ответственность за важнейшее решение в жизни казахского народа перекладывалось на Алдар-батыра, который якобы буквально заставил Абулхаир-хана принять русское подданство. Без сомнения, это было лукавством, имевшим целью отвести от Абулхаира ожидаемый гнев казахской знати.

Абулхаир-хан среди всех среднеазиатских правителей был наиболее «вестернизированным». Он много лет жил среди башкир Уфимского уезда, был знаком с административной системой России и не понаслышке знал о силе русской армии, с частями которой неоднократно скрещивал оружие в ходе башкирского восстания 1704—1711 годов. Вероятно, под впечатлением своих наблюдений он решил трансформировать казахское общество и, главное, географически сместить казахские жузы — Младший и Средний — поближе к границам Российской империи.

И.В. Ерофеева пишет: «Многочисленные размышления над этими проблемами постепенно привели хана к безрадостному выводу о значительном отставании казахских жузов в военно-техническом, институциональном, технологическом и прочих отношениях как от могущественного северного соседа, так и от некоторых других, менее крупных центральноазиатских государств». Переходя под протекторат Российской империи, Абулхаир-хан рассчитывал укрепить и централизовать ханскую власть в казахских жузах, причем «особенно благодатную почву для ассоциативных размышлений и разного рода умозаключений предоставил Абулхаиру исторический прецедент феноменального усиления личной власти и возвышения международного престижа калмыцкого Аюки-хана, находившегося под российским протекторатом…». Феномен «приволжского самодержца» убедил его в необходимости ускоренной модернизации властных отношений в казахской степи, чтобы стать «абсолютным монархом».

Взявшись за дело, башкирский батыр доставил казахских послов Сеиткула Куйдагулова и Кутлумбета Коштаева к уфимскому воеводе Бутурлину, а 1 августа 1730 года все они в сопровождении еще двух известных башкир Кара-Табынской волости Таймас-батыра Шаимова и Кидрас-тархана Муллакаева отправились в Москву. Императрица Анна Иоанновна подписала указы о принятии казахов в русское подданство и приказала снарядить ответное посольство к казахам, во главе которого был поставлен «переводчик ориентальных языков» татарский мурза Мамет Мамешевич Тевкелев (после крещения — Алексей Иванович). Русскому посольству, прибывшему 4 июля 1731 года в Уфу, Алдар-батыр сообщил, что Абулхаир-хан ждет их между реками Иргиз и Тургай. Русскую миссию сопровождали 10 солдат, 10 уфимских дворян, 10 казаков и более 100 знатных башкир — тарханов и князей — Ходжамыш Бекхужин, Уразай Абызанов, Кидрас Муллакаев, Шима Калтырчаков, Куджаш Рахмангулов, Ака Камакаев и другие. Таким образом, башкирская знать полностью поддержала предприятие Алдар-батыра.

Продолжение следует