«У людей стирается грань, где можно и где нельзя шутить»

— Ваше дело — создавать настроение. Это сложно?

— Наверное, да, но со временем учишься делать все на автомате, так что если вы скажете мне сейчас: «Айрат, тут ведущий не пришел, проведи мероприятие», — я сразу встану и проведу. У меня в голове уже огромный запас сценариев, я точно знаю, как зайти в настроение людей.

— Вы всегда были весельчаком?

— Нет! Я три года служил в театре Качалова, хотел стать таким… Смоктуновским. Так получилось, что меня позвали на шабашку на корпоратив как аниматора. Я понравился организаторам, и они стали приглашать меня и на другие мероприятия. Позже я работал клоуном-аниматором с детьми — меня звали Привет Приветович Приветов. Так понемногу и начал. Первый мой банкет был в Доме чая на Баумана на день медика. Я готовился очень серьезно, распечатал шутки про медиков, тосты — и пошло-поехало. Я ходил по кафешкам и говорил, что я суперведущий, что надо меня приглашать, хотя, честно говоря, мало что знал. В 2002 году я ушел из театра и считаю, что где-то с 2004 года началась моя новая карьера — ведущего.

— Почему не остались в театре?

— Потому что в театре я получал зарплату 2400 в месяц, целыми днями пропадая там. Когда театр летом уходил в отпуск, я работал на заправке на Абжалилова, получая по 2 рубля с заправленной машины, а когда эту практику прекратили, стал работать дворником: в 6 утра ехал из Кировского района, чтобы к 7 быть на заправке. Там кое-как убирался до 10, потом ехал на репетицию, потом — в Вальфдорфскую школу, где преподавал танцы и актерское мастерство, а вечером несся на спектакль. Когда я женился, я занял костюм у своего коллеги-актера, а лакированные ботинки взял из театра. Потом родилась дочь, надо было кормить семью. Но когда меня позвали работать ведущим, я думал, что еще год послужу в театре в ожидании роли, я считал, что это точно должно произойти. Но какое там! В общем, ушел и начал делать первые шаги в казанским шоу-бизнесе.

Сейчас, слава богу, все больше людей пересматривают свое отношение к алкоголю, и не только верующие. А у меня появился и другой формат мероприятий, я работаю на разогреве больших международных мероприятий, чемпионатов

— А сейчас вы ведь самый высокооплачиваемый в Казани ведущий?

— Не знаю.

— Но в топе?

— Да, слава богу. Просто сейчас на алкогольных мероприятиях я не работаю, я от них отказался. А когда они у меня были, каждую среду, четверг, пятницу, субботу и воскресенье я вел свадьбы, гонорар ставил по полной — 40 тысяч за банкет. Коллеги удивлялись. А когда я по воле Всевышнего отказался от алкогольных мероприятий, их число стало сильно меньше. Но сейчас, слава богу, все больше людей пересматривают свое отношение к алкоголю, и не только верующие. А у меня появился и другой формат мероприятий, я работаю на разогреве больших международных мероприятий, чемпионатов.

— Ведь для актеров это обычный путь — идти работать ведущим, но только многие это воспринимают как вынужденный шаг, как шабашку, как что-то несерьезное. Вас не огорчало, что пришлось уйти из театра в шоу-бизнес?

— Нет! Тогда действительно мы это называли шабашкой, сейчас для меня это работа. Обидно мне не было. Я благодарен Всевышнему, что я разносторонний человек, ведь очень много актеров не умеют работать с публикой, не умеют импровизировать. Они тушуются, видя людей перед собой, а не где-то далеко в зрительном зале. А меня жизнь покидала, и теперь я умею все. Месяц назад мне позвонили и предложили провести утренник. Я задумался, как так, давно их не вел, да и вообще я с бородкой. Но решил проверить себя, оделся Человеком пауком, и целый час дети играли со мной, как загипнотизированные! Энергию, конечно, всю высосали! Но я обрадовался, что, оказывается, база моя никуда не делась, что по-прежнему могу работать с разной публикой.

— Юмор — это универсальная вещь?

— Я стараюсь делать программу универсальной. Я разрабатывал такие конкурсы, чтобы они подходили всем. Чтобы и на вашей свадьбе, и на празднике коллектива отеля по случаю выигрыша ими звания лучшего в России, и на мужском дне рождения мои фишки заходили. У меня есть один конкурс, который заходит в любой компании, рвет весь зал, начинают танцевать и маленькие залы, и целые стадионы. Но, конечно, если на празднике президент, я что-то убираю и делаю все более сдержанно.

— А что ж вы президента не заставляете потанцевать, он же обычный человек…

— Ну, когда на мероприятии президент, там никто не расслабляется. Но уж если расслабился он… Вы знаете, вот это, наверное, отличает мастера, что он чувствует людей. У меня это получается, поэтому не раз были конфликты с организаторами, которые говорили: «Делай так!» А я отказывался, потому что это не зайдет, и оказывался прав. Я с людьми и общаюсь с ними глаза в глаза. Даже если по программе Киркоров, я могу почувствовать, что он выйдет и публика его не примет так, как могла бы. Лучше я доработаю свою " движушку", чтобы публика приняла его или другую щдезду лучше. Поэтому «серьезных дяденек» лучше не трогать. Я их обычно назначаю в жюри. И только когда чувствую, что «серьезный» готов, я аккуратно подсоединяю его к веселью. Про меня, конечно, говорят, что «Загриев и президента заставит танцевать», но я никогда не рисковал его поднимать, зато к веселью присоединялись другие важные люди. А для меня лучшая оценка работы, когда мне говорят: «Он вообще не остается так долго! А тут, обалдеть, уже 2,5 часа сидит!»

Ну, когда на мероприятии президент, там никто не расслабляется

И смешно, и стыдно

— 1 апреля — это праздник?

— Нет. Это придуманная фигня. У нас много псевдопраздников, думаю, это от пустоты душевной. Тот же День святого Валентина — зачем он? Ты ведь можешь признаваться в любви каждый день, зачем для этого ждать даты? Что дает людям 1 апреля? Раньше я, может быть, понимал. В институте для меня это было шабашкой. Все знали, 1 апреля Загриев скачет скоморохом по Баумана. Да, это был день шуток и розыгрышей, мы придумывали с друзьями приколы, возвращаясь с репетиции по пешеходке. Например, такой. Идем-идем, резко останавливаемся, смотрим наверх и кричим: «Стой, не прыгай, дурак!» Нам было смешно.

— Ужасная шутка. Но смешная. Почему людям так нравится смеяться над таким?

— Не знаю, я вот тоже всегда думал: ну как так, вот есть передача «Сам себе режиссер», в ней показывают, как девочка каталась на качели и упала головой вниз. А там ведь еще гэги на заднем фоне. Вроде и самому смешно, но стыдно. Вот кто-то упал — смешно, а человек, может, ногу повредил.

— А что тогда для вас хороший юмор?

— Хороший юмор, когда шутят по-доброму, когда и человеку еще и сам над собой посмеется. Эти границы нужно чувствовать. Слава богу, люди приглашают меня, потому что знают, что я шучу по-доброму. Я харизматичный и умею перевоплощаться так, как нужно аудитории. А еще я даю посмеяться над собой, иногда это надо! Иногда ведь бывает так, что хочется дать в рыло. Иногда ведущего посылают! Но ты понимаешь: такая у тебя работа, нужно поставить гостя на место, но так, чтобы все еще над этим по-доброму посмеялись. Например, если сравнить юмор Comedy Club и «Уральских пельменей», для меня последние — пример хорошего юмора. Это мой юмор, он добрый, несмотря на то, что они и подкалывают, и пошлость пропускают. Comedy жестче.

— А кто для вас пример хорошего юмориста?

— Я работал с покойным Трахтенбергом, мне очень понравилось. Он действительно был очень остроумный. Как он импровизировал, как схватывал — было очень интересно наблюдать. Мне нравится Павел Воля, Дмитрий Нагиев, Иван Ургант. Очень нравится британец Джеймс Корден, я даже не совсем понимаю, о чем он шутит, но он делает такие вещи, что весь зал падает со смеху. Наберите в интернете — это очень смешно!

Хороший юмор, когда шутят по-доброму, когда и человеку еще и сам над собой посмеется. Эти границы нужно чувствовать. Слава богу, люди приглашают меня, потому что знают, что я шучу по-доброму

— Ну британцы шутят так, как нашему Comedy Club не снилось. Как так вышло, что мы более зажатые, чем эти чопорные островитяне?

— Не знаю, менталитет у нас другой. Вот, например, был я на конкурсе «Шоумен года», само название говорит: ты должен шоуменить, качать зал. А публике этого не надо. Им нравится, когда кто-то стоит перед ними с пошлыми шутками, как стендапер, и достаточно. В Москве отдельная публика, она больше любит просто сидеть и смотреть концертную программу на сцене. Сколько я вел мероприятий в столице, всегда старался качать народ. Они удивлялись, не понимали, но им нравилось — какой-то наглец заставляет их шевелиться!

«Мне говорили, что я пиарюсь, а жизнь продолжается. А я думаю, иногда надо брать паузу»

— Люди ожесточенно спорят по поводу юмора, ваше мнение: над всем можно смеяться? В последнее время…

— Да, у нас бардак в последнее время. У меня есть ощущение, что у некоторых людей нет ничего святого. Та же ситуация с Кемерово, где объявился пранкер, который, как принято говорить, ловит хайп. Это за гранью. Еще мне не нравится, когда пытаются унизить кого-то, когда тот, кто шутит, ставит себя выше остальных. У людей стирается грань, где можно и где нельзя шутить. На днях подумал, что наверняка появилась какая-то шуточка про пожар. Когда-нибудь она вылезет. Была ведь у нас в Казани история с поселком Дальний, где измывались над задержанным. А потом появилась шутка про человека, который предлагает полицейскому взятку, а он говорит: «Можно деньгами, но только не шампанским!» Можно и посмеяться, казалось бы, но я в этот момент думаю: «Ну ё-моё! Это ведь судьба человека, а каково его близким?» Конечно, если ты будешь думать так над каждой шуткой, загонишься. Но все же есть вещи, где нужно тормознуть. Я раньше по своей неграмотности тоже шутил о религии из серии «православный забегает в мечеть…» Я думал, что это смешно, а сейчас думаю: «Я, Раббым! Зачем же я так?» Но это все желание быть смешным, мол, я даже такой анекдот знаю! Бывает, конечно, юмор на грани, как про эту женщину-депутата (Валентина Петренко, — прим. ред.), у которой огромная прическа, а в ней же как будто птички сидят. Это очень смешно!

— Очень. Но это как раз хороший пример — вот мы и насмехаемся над человеком…

— Но она же сама знает, что если она здесь появится, мы, взрослые, будем сдерживать смех. А дети побегут за ней и закричат: «Смотри, у нее там аист, наверное, живет!»

— Кстати, наверное, хорошая формула определить, хороша шутка или нет — посмотреть на детскую реакцию.

— Да, конечно! Дети ведь не думают долго!

«Может быть, я сужу со своей колокольни, но мне очень сложно смотреть, когда человек в эти дни выкладывает фоточки со своего дня рождения, с банкета». Фото Олега Тихонова

— Вы сами упомянули Кемерово. На этой неделе как-то затянулся вопрос, будет ли объявлен траур, нужен ли он. Вы сами как решали для себя этот вопрос, в том числе в эфире? (Айрат Загриев ведет передачу на радио)

— Во вторник еще не было траура, мы просто читали новости, не делали шуток и скетчей. Когда траур объявили, вообще не выходили в эфир. Конечно, непонятно даже, как быть. Вот сегодня траур, а завтра уже шутки и юмор. Но у меня в глазах этот папа, который потерял троих детей, жену, сестру, папа с глазами, налитыми кровью, когда ему сказали, что он пиарится. Каждый ведь представил своих детей. Но ты понимаешь, что как бы это не звучало, надо жить дальше. Понемногу начинаешь смеяться и шутить. Может быть, я сужу со своей колокольни, но мне очень сложно смотреть, когда человек в эти дни выкладывает фоточки со своего дня рождения, с банкета. Когда произошла трагедия в питерском метро, люди выкладывали фотографии веселья, в то время как шли новости о том, что люди в искореженных вагонах умирали. Я психанул, помню, написал злой пост: «Ну как же так, почему вы ждете, что вас это коснется?! Проявите солидарность, возьмите паузу».

Было очень много негатива в мою сторону. Люди говорили, что жизнь продолжается, а я пиарюсь, что незачем всем сидеть и горевать, что родным все равно. Конечно, нельзя судить девушку, которая проводит свой день рождения, но я думаю, что артист может отменить концерт, как Шнур, который сказал: «Да пофиг!» Как, действительно, выйти на сцену в такой момент?! Я понял тогда, что лучше не лезть к людям, не умножать злость, поднять руки и помолиться за пострадавших. Это будет твоей помощью. Не нам судить. Каждый пришел в мир один, уйдет один и отвечать будет один — никто не вступится. Сейчас, когда я вижу много несправедливости, когда я вижу, как кто-то ворует миллиардами, а у кого-то не хватает на хлеб, я решаю проявить терпение, как бы высокопарно это ни звучало.

— Вполне оптимистично звучит.

— Да, но я, конечно, не призываю все время ходить и думать о смерти и возмездии. Есть, конечно, люди, которые говорят: «Живем один раз, куражимся!» Это тоже перебор. Но хочется, чтобы эта жизнь не проходила в депрессии. Наоборот! Есть такая молитва: «Господи, избавь мое сердце от печали». И мне она очень нравится. Ну елки-палки, если ты в унынии, ты же ничего не видишь! Каждому нужно делать так, чтобы жизнь становилась лучше. Кто-то для этого уколы делает, кто-то подшипники, а кто-то — смешит.