«Для человека, который находится внутри мифа, его верования — это царство истины»
Медиакультуролог Светлана Шомова — о политических и социальных мифах, или Почему человеку проще верить в Сталина-отца народов
Мифы пронизывают каждую сферу нашей жизни — будь то вред или польза прививок, поступление в вузы, подвиг 28 панфиловцев или легендарный залп «Авроры». Мифы упрощают нашу жизнь, а также являются удобным инструментом для манипулирования общественным сознанием. О том, что такое миф и в чем его коварство, «Реальному времени» рассказала медиакультуролог Светлана Шомова.
«В сказку могут не верить, но в миф верят безусловно»
— Светлана, что такое миф?
— У этого понятия множество определений. Для многих людей само слово «миф» — это отзвук из прошлого, из детства, из далеких времен, когда родители дают вдруг в руки книжку, или взрослые советуют в библиотеке со словами: «Это очень интересно, почитай!». И перед тобой оказывается синий том Куна «Мифы и легенды Древней Греции»: читаешь и не можешь оторваться — боги, герои, циклопы, Медуза Горгона, золотое руно, подвиги Геракла… Это то понимание мифа, которое раньше всего приходит к ребенку: миф — это предание, повествование, легенда.
Однако между мифом и легендой, мифом и сказкой, мифом и преданием есть разница. Мифы — это не просто выдумка, они объясняли мир. У любого древнего сообщества (мы лучше всего знаем древнегреческую и римскую мифологию, но мифы у каждого народа свои) были свои предания, объясняющие мироустройство: у кого-то Земля стояла на черепахе, у кого-то — на китах, у кого-то это было первоначальное яйцо, из которого появились первые живые существа… Откуда взялись небо и земля, как появилась жизнь и как она устроена, что за цветок Нарцисс и кто и за что был превращен в него… Об этом мифы рассказывали людям.
При этом от сказки миф отличается достаточно сильно. Сказка рассказывается в часы досуга, для развлечения, и все — и слушатели, и рассказчик — знают, что это вымысел (разве что совсем наивные дети об этом не догадываются). В основе мифа, конечно, тоже лежит вымысел, но он принимается на абсолютную веру.
Исследователи говорят, что миф — это ложь, которая имеет сверхзначимый характер для человека. В сказку могут не верить, но в миф верят безусловно.
При этом он коварен тем, что вымысел, иллюзия — с одной стороны, и правда, факты — с другой очень тесно сплавлены и переплетены в нем, так, что иногда их невозможно отделить друг от друга.
Если оставить в стороне представление о мифе как о выдуманном повествовании, то второе понимание мифа — это некритически воспринятые воззрения, некие стереотипы, в которые человек верит, в которых ему не приходится сомневаться. Но есть и другие понимания мифа. От Юнга идет понимание мифа как воплощения коллективного бессознательного. И очень часто сегодня говорят о том, что мифы, мифологемы — это часть общественного сознания, того, с чем живет общество. Об этом говорит огромное количество прилагательных, которые есть у слова «мифы»: политические, медицинские, социальные и так далее.
— А что такое миф в вашем восприятии?
— Для меня лично миф — это оболочка, скорлупа, плотная, плохо пробиваемая, внутри которой заключены представления человека о реальности. Внутри этой скорлупы бьется человеческая мысль, а иногда вовсе даже не бьется, свернулась себе калачиком, уютненько так поживает, очень хорошо себя чувствует, и ей не нужны никакие новые горизонты, свежее дыхание ветра. То есть у человека есть собственная сконструированная картина мира, и ему даже не очень важно, насколько она близка к реальности. Я бы сказала, что для человека, который находится внутри этого мифа и верит в него, его верования — это царство непререкаемой истины.
При этом миф практически не поддается никакой верификации, проверке. Как любая религия, он не подлежит логическому осмыслению. Истинного верующего переубедить невозможно — ты можешь какими угодно логическими выкладками и документами что-то доказывать, но если человек внутри этого мифа существует, то вырваться за его рамки очень сложно. Потому что это внерациональная штука. Миф образен, он апеллирует к эмоциям, к вере, а не к разуму.
— Можете привести пример?
— Вот, скажем, пожилая женщина, ей почти 90 лет. Это реальная женщина, я ее хорошо знаю. Очень трудолюбивая, честная, добрая, по большому счету — прекрасный человек, проживший тяжелую жизнь. И лучшие ее воспоминания — это СССР времен Сталина. Не только потому, что это ее молодость, но и потому, что они хорошо отвечают ее представлениям о том, как должен быть устроен мир. Любимое изречение этой женщины: «Мы жили бедненько, но ровненько». «И все шло к лучшему, — говорит она. — Да, всем было трудно и тяжело, но мы знали, что завтра будет легче. Сталин — отец народа, при нем жизнь была человечной, справедливой». Когда-то давно я пыталась ее в чем-то переубеждать, какие-то документы цитировала, рассказывала о миллионах расстрелянных. Ответ был один: «Ваши журналюги чего только сегодня не понапишут».
Самое трагическое, что на самом деле судьба этой женщины вполне располагала к тому, чтобы держать глаза открытыми. Она родом из Сибири, большую часть жизни прожила неподалеку от печально знаменитого Колпашевского яра, где в свое время обнаружились массовые захоронения: во время паводка на Оби всплыли останки тысячи расстрелянных жертв политических репрессий… Но эти факты не вписываются в ее картину мира, ее сознание не принимает эту историю. И не примет никогда, потому что сознание человека умеет противиться всему, что противоречит его мифу: Сталин — все равно отец народов, СССР — все равно самое справедливое общество, и если некомфортно верить в обратное — человек и не поверит.
То есть я бы сказала, что у мифа очень высокая энергия сопротивления. Все, что пытается ему возразить, отвергается человеком как заведомая ложь.
«Люди всю жизнь живут с ощущением, что невозможно без денег поступить в хорошее учебное заведение»
— Это зависит от возраста?
— Нет, совсем не зависит. У молодых тоже могут быть мифы, например, связанные с тем, что происходит на Украине. Существует масса родительских мифов о том, что можно, а чего нельзя делать с детьми-грудничками (споры о прививках, например), и даже авторитетные заявления врачей не могут эти мифы преодолеть. У автолюбителей — великое множество мифов по отношению к ГИБДД. У родителей, особенно в провинции, существует много мифов о том, можно или нельзя сегодня поступить в университеты, особенно московские, престижные, «первого ряда». Еще раз: миф так силен потому, что определенное количество фактов и подтвержденного практикой опыта в нем сопрягается с иллюзией, вымыслом.
Конкретный случай из моей собственной биографии. Я выросла в городе Иваново, там до сих пор живут мои родители. После школы я с первой попытки поступила на факультет журналистики в МГУ, что во все времена многими оценивалось, как большая жизненная удача. Мне помогли золотая медаль, приличные знания и определенный авантюризм характера…
С тех пор прошло много лет, но до сих пор некоторые родительские друзья говорят им: «Ну ладно, дела давние, признайтесь, наконец, сколько вы заплатили, чтобы дочка в МГУ поступила?» Понимаете, люди живут всю жизнь с ощущением, что ни при каких условиях, никогда, ни за что невозможно без денег поступить в хорошее учебное заведение. Это были еще советские времена, но и в ту пору, и сейчас многие живут с мифом под кодовым названием: «В МГУ без денег не поступишь». Я знаю массу людей, которые честно, без всяких взяток, поступают и в МГУ, и в ВШЭ, и даже в МГИМО. Но при этом у изрядного количества наших соотечественников в голове есть схема, конструкция, что как ни старайся, будь хоть семи пядей во лбу, ты не станешь студентом такого вуза. При этом бороться с этим мифом невозможно, потому что он содержит определенную долю правды: действительно, семь пядей во лбу — никакая не гарантия поступления. Должны совпасть и другие обстоятельства: удачный билет на экзамене, сильная нервная система, смелость, определенное везение, наконец.
«И в ту пору, и сейчас многие живут с мифом под кодовым названием: «В МГУ без денег не поступишь». Фото msu.ru
— А возможно ли выбраться за пределы мифа?
— Выбраться «за пределы» мифа трудно. Есть зарубежные медиаисследования, изучающие, с чем связано доверие человека к тому, что пишут СМИ. И выясняется очень любопытная вещь. Человек склонен верить медиа, если они рассказывают ему примерно то, о чем он и сам думал раньше. И в этом случае человек признает: «Надо же, оказывается, газеты и телевидение могут говорить правду». Но как только газеты или телевидение начинают говорить что-то, что не вписывается в представления этого индивидуума о мире, он сразу вспоминает определение «журналюги» и убеждается, что верить никому нельзя.
То есть, когда мы читаем что-то о войнах в Чечне, в Сирии, на Украине, о Путине, о поступлении в университеты, о чем угодно — когда мы читаем что-то, что в принципе совпадает с нашими стереотипами и нашими мифами, мы склонны в это верить. Как только что-то противоречащее — то нет.
Поэтому вырваться за пределы мифа сложно — так уж устроены человеческое сознание и мышление. Однако — возможно, если человек приучен искать разные знания, сравнивать сведения из разных источников, критически относиться к любой информации и различного рода стереотипам, в том числе своим собственным.
Когда мы ведем курс по медиаграмотности для наших студентов, то задаем им простой вопрос, хотя часто он оказывается для них непростым: «Что опаснее для современного читателя или зрителя — его собственная предвзятость или предвзятость СМИ, журналистов?» Большинство студентов уверены, что опаснее, если редакция ангажирована и пытается вместо объективных и разносторонних фактов подавать аудитории те, что соответствуют редакционной политике. Но на самом деле это не совсем так. В конце концов, всегда найдутся иные медиа, показывающие проблему с иного ракурса. Гораздо сложнее справиться с собственной предвзятостью и собственными стереотипами, чем с чужими. И с собственными мифами тоже.
«Мифы делают жизнь проще и понятнее»
— То, что вы сказали о мифе, создает представление о нем, как о некой страшной, давящей конструкции, лишающей людей критического мышления…
— Мифы действительно могут быть опасны. Но это только часть правды, потому что миф — очень неодномерное и неоднозначное явление. У него есть и важные позитивные функции. Например, миф, как любая иллюзия, служит своего рода амортизатором при столкновении с жестокой реальностью. Как говорят многие исследователи, миф — это своего рода компенсаторный механизм для человека, который сталкивается со сложными реалиями жизни, ударами судьбы, безжалостной исторической эпохой.
Мифы и иллюзии, внутри которых мы живем, как бы адаптируют нас к недружелюбию внешнего мира. Мифы делают жизнь проще и понятнее, помогают действовать в рамках заданных схем, снимают уровень психологического напряжения.
Если возвратиться к пожилой женщине, о которой я говорила, то, конечно, ей гораздо проще верить в то, что жизнь была правильной, страна — человечной, а Сталин был отцом народов, чем признать, что она жила бок о бок с совершенно страшными вещами и закрывала на это глаза. Пусть реальность искажается при таком восприятии, но это позволяет человеку жить дальше.
— Но есть, наверное, люди и институты, которые могут использовать эту склонность человека к мифологизации в своих корыстных целях?
— Да, если обществу и человеку миф иногда помогает приспособиться к реальной жизни, то, например, для власти, для политиков, для каких-то корпоративных структур, которые в чем-то заинтересованы, миф может служить инструментом манипуляции. Человек бессознательно привыкает к некой искаженной реальности, лишь бы жизнь казалась проще. И заинтересованные в этом лица могут использовать миф вполне себе инструментально. Как писал Кастельс еще в середине XX века, новые политические мифы не возникают спонтанно. Они представляют собой искусственное творение, созданное умелыми и ловкими мастерами. И самое важное — мифы могут создаваться так же и в соответствии с теми же правилами, как и любое другое современное оружие: пулеметы или самолеты. То есть миф — это коммуникационное оружие, с помощью которого выстраиваются разного рода идеологемы, совершаются пропагандистские манипуляции и осуществляется информационная война.
— Можете привести пример?
— Есть популярные мифы, которые используются в политической коммуникации. Например, мифы о золотом веке. Скажем, Дональд Трамп очень активно их применяет; его «сделаем Америку снова великой» как раз и означает, что при Обаме все было плохо, а при нем Америка вернется к былым золотым временам.
«Сделаем Америку снова великой» Дональда Трампа как раз и означает, что при Обаме все было плохо, а при нем Америка вернется к былым золотым временам
«Как только вы слышите слова «все знают», следует насторожиться: вполне вероятно, что за этим кроется некая мифологема»
— Советское прошлое, наверное, богато на мифы?
— Как и прошлое любой страны. Однажды я увидела в газете письмо читателя, начинавшееся фразой: «Все знают, что знамя Победы над рейхстагом водрузили Егоров и Кантария»… Вот эта конструкция «все знают» не только указывает на факт, который кажется общепризнанным, но и служит отличным воплощением мифа. Как только вы слышите слова «все знают», «все говорят» или «все уверены», следует насторожиться: вполне вероятно, что за этим кроется некая мифологема.
Современные историки довольно много об этом писали — при том что Егоров и Кантария, безусловно, героически воевали, прошли войну и действительно установили над рейхстагом красное знамя, — они не были первыми. Знамен было несколько, и несколько групп сумели осуществить этот символический акт полной победы над врагом… Тогда зачем был сконструирован миф с этими конкретными героями? Его идеологическая подоплека вполне понятна. Егоров и Кантария — русский и грузин, воплощение двух великих народов — русского («титульного») и грузинского, к которому принадлежит Сталин. Такая «связка» была удобна, красива, хорошо смотрелась — вместе с постановочными фото — в передовицах газет. Механизм конструирования мифа тоже ясен. В него вплелись элементы правды и вымысла, и вместе они образовали вот этот причудливый сплав пропагандистского повествования. Знамя победы над рейхстагом действительно существовало, но не одно. Егоров и Кантария были там, но оказались не первыми… Кстати, если я не ошибаюсь, к чести этих людей, они никогда сами не подчеркивали свою преимущественную роль в этой истории. Однако от них уже ничего не зависело: сконструированный путем монтажа, приукрашивания политических реалий миф вошел во все школьные учебники. И кто станет теперь разбираться в том, какие солдаты были «самыми героическими», чье знамя было самым первым?
— Но этот миф, видимо, далеко не единственный…
— Конечно. И мы видим сейчас, что общество зачастую раскалывается надвое, когда речь идет о событиях военного времени, — например, о подвиге двадцати восьми панфиловцев. Существует достаточно большое количество источников, которые подвергают сомнению именно этот сюжет. При этом героизм советского народа в Великой Отечественной войне абсолютно безусловен, его не оспаривает никто из тех, кто оспаривает правдивость данного конкретного события. И мы знаем об огромном количестве подлинных, подтвержденных различными документами подвигов. Но они либо не столь эмоционально окрашены, не столь «удобны» для информационного распространения, либо не столь хорошо вплетаются в ткань официальной идеологии — именно поэтому всех, кто позволяет себе усомниться в истории о двадцати восьми панфиловцах, объявляют непатриотами.
А ведь на самом деле умение сомневаться с отсутствием патриотизма никак не связано… Очень жаль, что у нас сегодня эти две вещи «разводятся» по разные стороны баррикад.
— Вы уже начали разговор о лингвистических мифах, когда сказали, что фразой «все знают» порой прикрывается миф. Есть другие примеры?
— Вы наверняка слышали известное выражение: «залп «Авроры». Опять же, существует достаточно большое количество документов, подтверждающих, что это был одиночный и при этом холостой выстрел. По некоторым архивным данным, сами моряки «Авроры» позже говорили о том, что если бы это был «залп», то от Зимнего дворца просто ничего бы не осталось. Представляете, «Аврора» со своими боевыми орудиями…
Но выстрел, тем более холостой выстрел — не так красиво звучит… И чисто лингвистически он мало-помалу превратился в мощный, торжественный залп. Само слово «залп» говорит о величии события. Эмоциональная окраска выражения оказалась очень яркой, выше окраски нейтрального «выстрел»; это лучше работало на пропагандистские задачи, поэтому и родился миф о «залпе «Авроры».
Таким образом, мы видим, что мифы могут рождаться спонтанно, а могут быть сконструированы специально. Но, как мне кажется, любые мифологемы вообще по сути своей хорошо отвечают человеческому стремлению к «возвышенному обману», к иллюзиям, к преувеличенным образам… Истина суха и неинтересна, а человек по натуре своей склонен к фантазии, к идеалу, а вовсе не к голым, маловыразительным фактам.
Справка
Светлана Шомова — профессор, доктор политических наук, преподаватель Высшей школы экономики. Автор книг «От мистерии до стрит-арта. Очерки об архетипах культуры в политической коммуникации», «Политические шахматы: Паблик Рилейшнз как интеллектуальная игра» и других.