«Даже если ты занимаешься персидской поэзией, тебя все равно спросят, как бороться с исламскими радикалами»

Разница между муллой и специалистом по исламу

В нашей стране можно наблюдать довольно интересный феномен близкого соседства гуманитарной науки и экспертов, находящихся в поле влияния религиозных организаций и отражающих их интересы. Из-за такого слияния иногда создается ложное впечатление о взаимозаменяемости этих сфер: будто бы исламоведение это то же самое, что апологетика ислама, и наоборот. И особой разницы между муллой и специалистом по исламу вроде как и нет. Это проблема, потому что исследователь все-таки должен стремиться к тому, чтобы стоять «над схваткой» и не ассоциировать себя ни с апологетами разных течений ислама, ни с его рьяными критиками, ни с властями предержащими.

С одной стороны, это наше достижение: только в России фактически сложилась прослойка исламской интеллигенции — высокообразованных мусульман с научными степенями, которые воспринимают ислам не только как объект научного интереса, но и как часть личной и общественной жизни. В Нидерландах, например, мусульман в университетах очень мало, поэтому нам можно похвастаться большей открытостью в этом отношении.

С другой стороны, очевидно размываются рамки научной дисциплины, призванной критически рассматривать историю и современность исламского мира. А поскольку в нашей стране именно с критической наукой и экспертизой не все гладко, то стоило бы беречь исламоведение именно как академическую дисциплину, полезную обществу в целом.

«Сегодня с похожей инициативой мы имеем дело в виде Болгарской исламской академии, перед которой стоит задача вырастить «исламских богословов» в России и не отпускать молодежь за границу». Фото Олега Тихонова

Как миссионеры породили классическое исламоведение

Да, собственно академическое исламоведение имеет свои корни в миссионерской и полемической христианской литературе. Исламские тексты в средневековье изучались в первую очередь для того, чтобы их опровергнуть и доказать лживость «религии Магомета». В то же время в основе изучения ислама изначально были филологические приемы, знание языка и контекстов его употребления. Хотя в нашей стране, особенно в советские годы, какого-то самостоятельного исламоведения со своим предметом и инструментарием, по сути, не было, потому что строго академические филологические приемы были общими для востоковедов-классиков: можно открыть сборники статей китаистов, буддологов и арабистов 70-х годов и там не будет большого разнообразия в подаче материала.

Мне кажется полезным разделение, которое существует в современной Германии на академическое исламоведение (Islamwissenschaft) и исламскую теологию (islamische Studien). Правда, ситуация у нас намного сложнее. Если в Германии изучение ислама сегодня неизбежно связано с присутствием мигрантов в Европе, то в России ислам — это прежде всего органичная часть российской культуры. Кроме того, в послевоенное время в Советском Союзе была предпринята попытка создания государственной школы для исламских религиозных деятелей — медресе Мир-Араб в Бухаре и Исламский институт в Ташкенте. Сегодня с похожей инициативой мы имеем дело в виде Болгарской исламской академии, перед которой стоит задача вырастить «исламских богословов» в России и не отпускать молодежь за границу. Несмотря на то, что никому и в голову не приходило отправлять советских востоковедов преподавать в Бухаре, тем не менее достижения советской науки напрямую отразились на судьбе ислама в России. Чего только стоит пара из арабского словаря Баранова и перевода Корана на русский язык «от Крачковского». Кажется, эта парочка есть во всех мечетях и медресе нашей страны.

В то же время престиж академического исламоведения и его символический капитал привлекает некоторых мусульман. Интересно, что корни этого интереса лежат в позднесоветском времени, когда учеба на Восточном факультете была фактически единственной легальной возможностью выучить хорошо арабский язык и научиться читать исламские тексты. В наше время исламоведение является ресурсом легитимации религиозных деятелей в секулярном пространстве, где по старой советской привычке хорошо бы иметь научную степень и ассоциацию с научной исламской темой. Тем не менее чем дальше, тем больше благодаря доступности собственно религиозных знаний «культ» исламоведения сменился его критикой и обличением. Нередко можно услышать, что исламоведы виноваты в демонизации ислама или что они служат государству для обеспечения надзора и насилия над мусульманами. Это большая тема, о ней я предлагаю поговорить в следующий раз, но здесь и сейчас важно зафиксировать: исламоведение является для мусульман одновременно красной тряпкой и желанным статусом.

«Исламоведение как наука — очень абстрактное понятие. Несмотря на попытки коллег заключить эту область знания в башню из слоновой кости и обвинить в ереси тех, кто «не по праву» претендует на высокое звание исламоведа, эта наука включает в себя практически бесконечный набор дисциплин и тем, не ограниченный профильным образованием». Фото Олега Тихонова

Почему самые мракобесные персонажи вдруг оказываются «известными исламоведами»

Исламоведение как наука — очень абстрактное понятие. Несмотря на попытки коллег заключить эту область знания в башню из слоновой кости и обвинить в ереси тех, кто «не по праву» претендует на высокое звание исламоведа, эта наука включает в себя практически бесконечный набор дисциплин и тем, не ограниченный профильным образованием, изучаемым регионом и жанром публикаций. Сегодня исламоведом может оказаться любой, кто что-то публично говорит об исламе. И, увы, в публичном пространстве самые мракобесные персонажи вдруг оказываются «известными исламоведами». Такие сложности связаны как раз с резкой политизацией ислама в мире вообще, и на постсоветском пространстве в частности. Даже если ты тихонько занимаешься персидской поэзией в Мавераннахре, тебе все равно позвонят и спросят, как бороться с исламскими радикалами.

И наконец о политике. Религиозная политика использует в своих целях как собственно теологическое изучение ислама, так и светское исламоведение. Причем когда дело доходит до политических игр, то обывателя легко ввести в заблуждение: опытный в этом деле политик может считать себя в праве говорить о пользе и вреде исламоведения, определять его предметное поле и то вставать на его защиту, то безжалостно критиковать, при этом не имея никакого отношения ни к религии, ни к науке. «Правда» и «ложь» здесь не имеют значения, главное — достижение политической цели.

Такие политические игры, конечно, не на руку ни мусульманам, ни ученым, потому что дискредитируют как одних, так и других. Единственное средство для противодействия таким поползновениям — критический взгляд и деконструкция. На то ведь и ученые, чтобы изучать и называть все своими именами.