Юлдуз Халиуллин: «Я с «крыши мира» с болью в сердце наблюдал, как распадается великая сверхдержава — СССР»

Как умирающий Брежнев обидел Индиру Ганди

— Юлдуз Нуриевич, расскажите для начала, что за книги вы здесь презентуете?

— Сюда меня пригласили на празднование 25-летия Академии наук Татарстана, в мероприятиях участвовал с удовольствием. К моему юбилею в трех издательствах Москвы и Казани вышло пять книг. После моей отставки с дипломатической службы мною было издано 10 книг, а это — дополнительные. «Восток глазами дипломата» — это перепечатка книги 10-летней давности. 10 лет назад я после 40 лет службы в системе Министерства иностранных дел СССР и России вышел в отставку. Через год после этого у меня вышла книга «Восток глазами дипломата», которая была здесь опубликована — в издательстве «Магариф». Сейчас переиздал без всяких изменений, даже все фотографии остались.

— Разве за 10 лет на Востоке ничего не изменилось?

— На Востоке за 10 лет, может, что-то и изменилось. А это у меня книга воспоминаний. Что изменилось за это время на Востоке, освещено в других изданиях. Мне эта книга ценнее — 40-летие моей дипломатической службы в восьми странах Востока — Индонезия, Пакистан, Шри-Ланка, Непал, Бангладеш… После развала СССР работал в Казахстане, Киргизии в посольствах старшим дипломатом.

На Востоке за 10 лет, может, что-то и изменилось. А это у меня книга воспоминаний. Что изменилось за это время на Востоке, освещено в других изданиях. Мне эта книга ценнее — 40-летие моей дипломатической службы в восьми странах Востока — Индонезия, Пакистан, Шри-Ланка, Непал, Бангладеш…

— И ведь ваша дипломатическая деятельность не ограничивается странами Востока. Вы какое-то время работали в Румынии…

— В Румынии работал четыре года. Это не связано с Востоком. Меня хотели еще раз отправить в Индию или Пакистан. Я отказался в связи с тем, что дочь должна была пойти в школу. Тогда наших детей не разрешали отдавать в какие-либо другие школы, кроме советских школ при посольствах. Ни в Индии, ни в Пакистане тогда не было 10-летних школ. Я сказал: «Поеду в любую другую страну, где есть 10 классов». Мне предложили Румынию. Румынский язык я изучал «пассивно» — для того, чтобы читать газету Scînteia [«Скынтея» (рум. «Искра») — печатный орган Компартии Румынии. — прим. ред.]. Там читать особо и нечего было. А работал я по существу с дипкорпусом. Тогда в Румынии при президенте Чаушеску очень «зажимали» информацию. Я ходил, беседовал с другими иностранными дипломатами на русском, английском, использовал другие языки. Даже создал индодипломатический клуб говорящих на индийских языках. Я его возглавлял, у нас было 20 дипломатов — из посольств Индии, Бангладеша и Шри-Ланки. Так я поддерживал свои индийские языки — урду (государственный язык Пакистана) и хинди (язык Индии).

— Сколько языков вы знаете?

— Полдюжины получается примерно. Основные языки — урду и хинди. Пришлось выучить индонезийский, поскольку меня направили в Индонезию. Английский, само собой, знаю. Ну французский, турецкий, татарский.

— У Румынии при Чаушеску были весьма напряженные отношения с нашей страной. Как в таких условиях приходилось работать советскому дипломату?

— Я приведу один сюжет. В 1982 году совершенно неожиданно в Бухарест приехала премьер-министр Индии Индира Ганди, буквально на сутки. Никто не знал, даже сам посол Индии об этом узнал в самый последний момент. Нужно было срочно выяснить, во что бы то ни стало, для чего Индира Ганди приехала в Бухарест. Тогда послом там был член ЦК КПСС Дрозденко. Он мне поручил: «Вам карты в руки. Выясняйте, для чего?». Я тогда ответил, что даже посол индийский не знает цели визита. Тем более, Румыния никакой информации не давала. На следующий день после ее отъезда в посольстве Нидерландов устроили прием только для послов. Наш посол Дрозденко вручает мне приглашение. Якобы, он неважно себя чувствует. Говорит: «Поезжайте, выясняйте». Мы с женой поехали на узкий прием. Ждем индийского посла. Индийский посол прибыл с большим опозданием. Все на него набросились: указания, наверное, были у каждого из своих столиц — выяснить, для чего приехала Индира Ганди. Мы с женой наблюдаем за этим процессом и переговариваем на татарском языке, кто куда отойдет, чтобы подойти к нему. Супруга заметила, что около индийского посла остался лишь посол Индонезии — наш общий знакомый, генерал в отставке, которого мы знали по Индонезии. Мы быстренько туда пошли. Жена сразу поздоровалась с послом Индонезии. Он должен был на нее обратить внимание. Пока они разговаривали, я прихватил индийского посла и выяснил, для чего и с какой целью приехала Индира Ганди.

Хуже всего было во время распада СССР в 1991 году. Тогда я был временным поверенным в делах СССР в Королевстве Непал. То есть, с крыши мира с болью в сердце наблюдал, как распадается великая сверхдержава. Я должен был объяснить руководителям этой страны, что происходит в моей стране, чтобы не потерять те хорошие дружественные отношения между СССР и Непалом во время таких серьезных изменений

— И для чего?

— Оказалось все очень просто. Перед официальной поездкой в США Индира Ганди должна была посетить Москву, встретиться с Брежневым. Она хотела показать, что Индия имеет равносторонние отношения с двумя ведущими державами — СССР и Соединенными Штатами Америки. Должны были принять Ганди в Москве. В это время наш престарелый руководитель Брежнев заболел. И, ничего не объясняя, отменили ее поездку в Москву. В отместку она решила посетить Бухарест — столицу недружественного нам государства. Я быстренько написал проект шифротелеграммы. И таким образом мы информировали Москву, о чем шла речь.

Взгляд с «крыши мира» на распад Советского Союза

— Вы прожили в восьми странах. Не трудно ли было перестраиваться к новым условиям?

— Приходилось перестраиваться. В Пакистане я прожил почти 10 лет. Сначала работал вице-консулом в Карачи, а потом консулом. Привыкать, конечно, надо — не только к политическим условиям, но и климатическим.

— Расскажите, как вы встретили бурные события 1991 года, происходившие в нашей стране?

— Хуже всего было во время распада СССР в 1991 году. Тогда я был временным поверенным в делах СССР в Королевстве Непал. То есть, с крыши мира с болью в сердце наблюдал, как распадается великая сверхдержава. Я должен был объяснить руководителям этой страны, что происходит в моей стране, чтобы не потерять те хорошие дружественные отношения между СССР и Непалом во время таких серьезных изменений. Я запомнил эти дни — 18, 19, 20, 21 августа, во время ГКЧП. Я каждый день встречался с премьер-министром Койралой. Я по часам помню 19 августа 1991 года. В пять часов утра я проснулся от небольшой тряски — в Гималаях сейсмическая неустойчивость — это обычное явление. Проснулся, смотрю — жена с дочерью спят. Значит, они не почувствовали. Выглянул на балкон: не вышли ли люди? Никто не вышел: видимо, пропустили или не почувствовали. Дальше спать уже было нельзя, взял манго — свой любимый фрукт — съел и пошел купаться в бассейне. В шесть часов позавтракал. Посольский городок единый: и живем, и работаем там же. В семь часов пришел туда, должен написать шифротелеграмму. Перед этим, за день, меня проинформировал индийский посланник о предстоящих индийско-непальских переговорах на высшем уровне, которые должны были состояться в Дели. Я написал, должен был вызвать шифровальщика и передать, чтобы направил сообщение в Москву. Я не успел нажать кнопку, как заходит шифровальщик с бумагой. Стало быть, к руководителю у него есть очень важное сообщение. Он передает мне указание ГКЧП: что-то состоялось в Москве, Горбачев временно отстранен от исполнения обязанностей, к власти пришли такие и такие люди. «Немедленно информируйте правительство страны пребывания. Объясните обстановку». А мне в 9 часов нужно ехать в аэропорт, провожать китайского посла, который после четырех лет пребывания в Непале уезжает. Все послы должны прощаться с ним прямо в аэропорту. А что мне делать? Надо срочно информировать. Конечно, я мог позвонить секретарю премьер-министра, и он бы меня принял, потому что у меня с ним были хорошие отношения. Но решил немного задержаться, пришлось с опозданием поехать прямо к самолету, чтобы меня не расспрашивали, что происходит в моей стране. А что касается выполнения поручения, я сделал это гораздо позже.

Я бы сказал, что Россия в некоторой степени в связи с давлением со стороны западных стран, особенно со стороны Вашингтона и Брюсселя, должна расширить свои связи с восточными странами с Китаем, Индией, вообще со странами БРИКС

Меня принял премьер-министр Койрала. Он сказал: «Мы очень серьезно восприняли демократические преобразования, которые проводил Горбачев». Он не стал расшифровывать. Я у него спросил: «Не собираетесь ли перед отъездом в Дели выступить в парламенте?». Он ответил: «Собираюсь». Я: «О чем?». Он: «Как раз о том, о чем мы с тобой говорили. Я должен дать оценку тем процессам, которые происходят в вашей стране». Я не унимался: «А вы не могли бы меня информировать?». Он вытащил из кармана документ и попросил снять копию. Я получил информацию до того, как он объявил в парламенте официально. Это был такой эксклюзив. Но я был озабочен, потому что там было написано: «Мы надеемся, что Горбачев вернется». Потом он меня принял и на второй день. И на третий он принял у себя в резиденции, чтобы я ему сообщил, что Горбачев вернулся. У него в тот день была температура 40 градусов — малярия. Но все равно принял. Вот такие хорошие отношения.

«С уходом лидера особо ничего не меняется»

— Юлдуз Нуриевич, эксперты отмечают, что Россия все больше поворачивается на Восток. Какова роль Татарстана в этом процессе?

— Сложный вопрос. Я бы сказал, что Россия в некоторой степени в связи с давлением со стороны западных стран, особенно со стороны Вашингтона и Брюсселя, должна расширить свои связи с восточными странами — с Китаем, Индией, вообще со странами БРИКС. Эти страны по населению практически составляют половину человечества. Но пока это аморфная организация, она только создается. Речь идет о возможности развития торгово-экономических и политических связей, которые могут расширяться. Но каждый член этого союза добивается своих определенных интересов. Что касается Татарстана, то это часть Российской Федерации. Куда смотрит Москва, туда и должна смотреть Казань. На праздновании 25-летия Академии наук Татарстана мне было приятно наблюдать, что здесь были представлены многие академии Российской Федерации. Здесь были ученые от США до Якутска, от Петербурга до Ашхабада. Это свидетельствует о том, что Татарстан имеет хорошие научные связи, которые могут способствовать развитию экономических и торговых отношений. Президент Татарстана посещает многие регионы мира, с которыми заключает договоры, чтобы развивать торгово-экономические и научные связи. Что касается политических, то это вопрос Москвы.

Центральной Азией интересуются все ведущие державы — не только Китай, Россия и Индия, но и Соединенные Штаты, поскольку она связана своими обязательствами на Ближнем Востоке. Каждый хочет укрепить свои позиции в этих странах. Надо держать нам ухо востро

— Вы некоторое время работали в Средней Азии…

— Я там недолго работал: год в Киргизии, два года в Казахстане.

— Вы следите за происходящими там событиями?

— По возвращении из Средней Азии я написал книгу о том, какие изменения там происходят, как мы теряем свои позиции, которые были завоеваны в течение нескольких веков. Прежде чем напечатать, отправил на рецензию в Институт востоковедения, получил неплохие отзывы. Но мне не понравилось и я рукописи сжег. Больше к этому вопросу не вернусь, потому что это сложные вопросы. То, что наблюдал 15 лет тому назад, — это одно. Что происходит сейчас — это другое.

— Как после смерти Ислама Каримова сложится обстановка в регионе? Как изменятся узбекско-российские и узбекско-киргизские отношения?

— С уходом одного лидера особо ничего не меняется, независимо от того, каким бы лидер ни был. Страна остается, связи остаются, они будут развиваться. Конечно, личность лидера имеет огромное значение. Назарбаев, например, имеет большую популярность в странах Востока и Запада, умеет поддерживать отношения с ними, и мы имеем очень хорошие отношения с Казахстаном. У Казахстана экономические возможности неплохие. На территории в 3 млн кв. км проживает 18 млн человек. Примерно такая же территория Индии, где проживает 1 млрд 100 млн человек. Вы понимаете, какое соотношение и как можно осуществить эти связи? Казахстанцы продают углеводородное сырье, поддерживают отношения с Западом и Китаем.

На здесь есть еще каспийская проблема. 25 лет статус Каспия не определен. Мы знаем, там крупные источники нефти и газа. После распада СССР не удалось каким-то образом договориться, кому какая часть принадлежит — России, Казахстану, Туркмении, Ирану и Азербайджану. Здесь эти проблемы не разрешены.

— На кого ориентируются элиты в странах Средней Азии — на Россию, Китай, США, Иран или арабов?

— Ориентация должна быть равномерной, хотя и может меняться. Центральной Азией интересуются все ведущие державы не только Китай, Россия и Индия, но и Соединенные Штаты, поскольку она связана своими обязательствами на Ближнем Востоке. Каждый хочет укрепить свои позиции в этих странах. Надо держать нам ухо востро.

Дипломаты находятся под тройным наблюдением — спецслужб своих, чужих (страны пребывания) и совсем чужих, допустим, Англии, США. Любые нарушения в таком тройном измерении сразу оказывают воздействие на статус дипломата. Многие дипломаты этот стресс не выдерживают и вынуждены уходить со сцены

Три измерения дипломатов

— Вы какое-то время работали в Пакистане, Бангладеше — в странах, где население исповедует ислам. Приходилось ли вам иметь дело с разными силами, в том числе и радикальными в этих государствах? Скажем, талибы на вас не выходили?

— Я старался не иметь. В те времена, когда я работал в Пакистане, — в 60–70-е годы, была другая обстановка. Например, Наджибуллу — будущего президента — я знал. Он тогда был в ссылке. Я с ним встречался в культурном центре СССР в Карачи. А так поддерживал отношения с политическими деятелями Пакистана — в стране пребывания. Это надо соблюдать. Дипломаты, находясь в той или иной стране, живут в трех–четырех измерениях. Во-первых, в отношениях должны быть вместе с гражданами своей страны с колонией. Во-вторых, в стране пребывания должны соблюдать все национальные традиции, обычаи, привычки, полностью включиться в эту страну. В-третьих, они должны соблюдать правила дипломатического корпуса, где находятся десятки–сотни стран. То есть, дипломаты находятся под тройным наблюдением — спецслужб своих, чужих (страны пребывания) и совсем чужих, допустим, Англии, США. Любые нарушения в таком тройном измерении сразу оказывают воздействие на статус дипломата. Многие дипломаты этот стресс не выдерживают и вынуждены уходить со сцены. Но даже после отставки я все-таки не полностью отошел от такого подхода даже в условиях свободы. Но тем не менее, пишу свободно.

После выхода с дипломатической службы я написал ряд книг. Например, у меня вышло пятое издание «Лауреат Нобелевской премии Абдус Салам». Это выдающийся пакистанский физик, единственный физик в стране, кто получил премию. Я с ним встречался полвека тому назад. Я с ним обменялся несколькими мнениями, это было несколько минут, собрал справки, но сохранил память о нем. Первую книгу издал о нем в 2006 году в Москве. Тогдашний президент [АН РТ. — прим. ред.] Ахмет Мазгаров, прочитав эту книгу, решил переиздать ее здесь, в Казани. Кстати, второе издание было гораздо лучше: с фотографиями. Благодарен Мазгарову и Булату Хамидуллину, который этим занимался. Третье издание вышло на английском языке в самом крупном ядерном центре СССР — в Дубне. Они предложили мне издать на английском языке, я перевел на английский, они издали. Презентация этого издания состоялась в Лондоне в Imperial College London, в том самом университете, где 40 лет работал профессор Абдус Салам. А потом меня пригласили друзья Абдус Салама в США: там в трех городах прошла презентация в Нью-Йорке, Филадельфии и в библиотеке Конгресса в Вашингтоне. Пятое издание вышло только что.