Расул Таспенов: «Не могу сказать, что я какой-то крутой воин»

«Я стараюсь побольше в этой жизни хорошего сделать»

— У нас в гостях Расул Таспенов, боец спецназа «Ахмат» в октябре 2022-го — январе 2023 года. Контракт был заключен на 3 месяца, добровольно на участие в СВО. Не по мобилизации, правильно?

— Да, все верно.

— Поехал именно с «Ахматом», потому что просто не успел за «Тимером» и «Алгой», так ведь?

— Да.

— Я просто знаю, мы ранее уже общались с Расулом, поэтому так сам рассказываю. Изначально у вас было желание пойти именно с нашими татарстанскими ребятами, но не удалось. Они просто убыли раньше, чем удалось доделать все документы. Из-за чего? Из-за бюрократии?

— Из-за бюрократии, медосмотров, всех этих документов. Я же пришел в военкомат. Осенью 2022 года объявили мобилизацию. Я думаю, так. Значит, людей не хватает. Нужны люди. Надо идти. Подумал, подумал. Через пару дней пошел в военкомат. Пришел и говорю: я хочу пойти воевать. Они говорят: ну давай военный билет. Я говорю: у меня нет военного билета, Я же шкерился, прятался от военкомата, бегал. Меня вызванивали после окончания университета: когда вы придете в военкомат, отслужите? Я говорил: у меня семья, ребенок намечается, я бизнес налаживаю, поэтому не пойду. Вот война будет, тогда пойду, а просто так ходить там бордюры красить — не хочу, и картошку чистить тоже не хочу.

Пришел я в военкомат, «военника» у меня нет. Но есть справка, в которой написано, что я не проходил военную службу, не имея на то законных оснований. Прямо вот такую справку мне дали. Да, она у меня до сих пор на память лежит. В общем, направили меня на медосмотр. Я говорю: расскажите условия контракта, что там и как, на какой срок. Тогда было на полгода, по-моему. Говорят: можно заключить контракт с «Алгой» или с «Тимером», вместе с нашими ребятами поедешь. Я решил: все, точно еду.

Побежал быстрее медосмотр проходить. Тогда для будущих контрактников медосмотр был без очереди. Но ведь все эти медицинские учреждения у нас по городу разбросаны. Там флюорография, здесь тест на ВИЧ сдают, там еще что-то, туберкулезный диспансер, наркологический. Потом еще несколько дней ждешь результаты анализа.

— Но это осень 2022 года. Это после мобилизации, потому что сейчас ситуация уже другая, все поменялось, они ускорились.

— Да. У меня в итоге медосмотр затянулся где-то на шесть-семь дней. Хотя добровольцы тогда проходили всех врачей без очереди. Собрал все, вернулся. Говорю: все собрал, когда выезжаем. А мне говорят: ты знаешь, «Тимер» и «Алга» уехали буквально позавчера. Блин, ну как быть? Говорят: есть другой вариант. Сейчас собираем другой батальон, поедешь с ними. Я говорю: ну все, ок, без проблем. Пришел через два дня, а мне говорят: тут такое дело, контракт теперь минимум на 11 месяцев.

— С Минобороны.

— С Минобороны. Но я же в армии не был, не знаю, насколько там все сложно.

— Но зато наслышан, наверное.

— Наслышан. Думаю, на полгода я бы еще вытерпел, выдержал. Но 11 месяцев, я же вообще не подготовлен. Мне нужен какой-то пробный вариант что ли. Попробовать свои силы за короткий период. Боюсь, не выдержу, я психологически может быть не выдержу… Говорю им: я подумаю. Идти-то все равно охота, а другого варианта тогда я не знал.

— А почему охота?

— Я много видел и роликов, и фотографий, и информации читал о том, как люди там живут на юго-востоке Украины. Потом я своими глазами увидел и убедился, что там живут даже не так, как наши самые бедные люди. Здесь не хочу никого обидеть. Наши самые бедные люди в Татарстане живут гораздо лучше и комфортнее, чем там средний класс. Там тепла нет вообще. Здесь даже у наших бездомных есть теплотрасса, а там нет и этого. И они так живут. И постоянно еще идешь на работу или по каким-то своим делам и думаешь, вернешься или нет, вернутся ли домой твои дети? И так каждый день.

Я на все это насмотрелся. Мне просто по-человечески жалко их. Я стараюсь побольше в этой жизни хорошего сделать. Может, на том свете зачтется. Делаю все для того, чтобы улучшить как-то наш мир.

— Это из-за веры или из-за религии?

— Я не религиозный фанатик. Моя вера где-то в голове, в глубине души. Я в жизни много делал чего плохого, как все. Каждый человек делал плохое. И вот, я думаю, надо сделать что-то хорошее. Плюс — мои дети будут мной гордиться. Плюс — я президента нашего очень уважаю. И раз он сказал надо, значит, надо. Я и пошел.

«Судимость есть? Нет. Образование? Три высших»

— И тот самый пунктик про то, что пойдете служить, когда начнется война?

— Да, это как пунктик. Если бы не пошел, сам бы себя обманул. И это все-таки регалия — был на войне.

Так вот, когда я домой вернулся подумать по поводу 11 месяцев контракта, начал искать информацию. А в то время никакой информации еще не было. Знал про «Ахмат», но нашел только один номер телефона, по которому дозвониться не смог — всегда было занято. У меня есть один знакомый военный в Санкт-Петербурге, рассказал, что хочу поехать на СВО, но не могу найти телефонов. Он мне скинул три номера. В итоге по одному из них я дозвонился.

Говорю: можно ли поехать с вами? Да, без проблем. Служили в армии? Нет. Почему? Бегал. Физподготовка какая? Занимаюсь с 2000 года боксом, бегом, стрельбой. Иногда хожу в тир пострелять на Восстания.

— Чуть подробнее об этом. С 2000 года бокс. Может быть есть разряд? Титулы?

— Все мои соревнования были закончены в 2006 году.

— Это были юношеские соревнования или уже взрослые?

— Взрослые. Я успел выполнить норматив кандидата в мастера спорта. Был в сборной КФУ.

— КМС по боксу — это значит, что уже не так страшна дедовщина, как подумает обычный зритель или читатель вашего интервью.

— Ну, может быть. Сейчас уже занимаюсь просто для себя. В общем, сказал «Ахмату», что спортом занимаюсь, увлекаюсь стрельбой. Судимость есть? Нет. Образование? Три высших.

— Три высших?

— Первое высшее — биологический факультет КФУ, второе — государственное муниципальное управление в КНИТУ и степень МВА.

«Нам директор гимназии посоветовал вести дневник, потому что это развивает память»

— Поговорим о вашем дневнике. Задать самый частый вопрос от его читателей. Как получилось, что вы так много пишете о том, что поели и как поспали, а не о военных действиях?

— Хороший вопрос. Во-первых, до того, как я уходил добровольцем, очень много говорили о том, что наши солдаты голодают. Что им не привозят провизию, что у них нет обмундирования. Я это опроверг. Во-вторых, я писал дневник в заметках в телефоне. Когда обычно мы сидим в телефоне? Когда сидишь кушаешь, потому что появляется свободная минута. Что ты будешь писать? Что делаешь, то и пишешь. Когда ложишься спать, тоже берешь телефон и пишешь. Вот и я писал. За весь период службы у меня яркое воспоминание о том, что очень хочется есть. Потому что постоянно тратится энергия, перемещаешься, на нервяках.

— Это только у вас или у всех бойцов так? Не обращали внимание?

— Не обращал. У меня было так. Съел банку тушенки, а она как будто пропала куда-то, ее нет. Так же про тарелки каши. Закинул первую — и ее нет и как будто не было. Только у второй тарелки начинаешь чувствовать вкус. От нервов хочется есть. А поспать хочется, потому что постоянный недосып. Сидишь дежуришь, потом полчаса поспал. Потом стрельба, информация о наступлении, опять встаешь, дежуришь. Очень сильно хочется спать и есть. Потом стало еще хотеться согреться, потому что стало очень холодно.

— А вы вели дневник до участия в боевых действиях или это первый опыт?

— Дневник вел в школе. Нам директор гимназии посоветовал вести дневник, потому что это развивает память. Я тогда писал, что происходило.

— Вы тоже там писали: «мама приготовила суп, съел две тарелки»?

— Нет, там только значимые события, потому что о еде в детстве не особо думал.

— По фигуре и по занятиям спортом можно понять, что вы не повернутый на еде человек.

— Совсем нет. Еще один момент, почему я начал вести дневник на СВО — это связь. Она появлялась редко, и когда мы с женой имели возможность пообщаться, она спрашивала, что там происходит. А я и вспомнить не могу, что было, что мы делали и когда. Думаю, буду записывать происходящее, что можно рассказать жене и матери, в смски. А когда связь появится, отправлю ей разом весь талмуд. Она почитает. Начал писать: сделали то-то, то-то поели и т. д. Потом уже начал писать подробно.

Я не писал многие вещи. Потому что боялся — вдруг нас в плен возьмут. Некоторая информация была не для публикации. Что-то я своим ребятам отправлял на татарском языке. Укропам было бы тяжеловато понять, о чем речь. А мои ребята читали, переводили. Большую часть опасной информации просто не писал, удалял. Потом уже где-то вспоминал, дополнял дневник после возвращения на гражданку, поэтому кое-где там есть неточности по датам.

— Командование как относилось к этому? Все-таки смартфоны в зоне боевых действий, мягко говоря, не приветствуются.

— Все носят, просто отключают на них связь. Ставишь режим «самолетика», отключаешь GPS во всех приложениях. Честно говоря, связь там не ловит, интернет в то время был заглушен по всей Луганской республике. Работал только Wi-Fi. С сослуживцами сидим где-то в окопе, время появилось, я начинаю писать в заметки. Все: что ты там пишешь? Ну-ка зачитай что-нибудь. Я говорю: вот, с Близнецом сидим в окопе. Он: о, про меня тоже? Про меня что-нибудь напиши! В общем, когда видели, что я что-то пишу, контролировали только чтобы я не записывал и никуда не передавал никакой секретной информации.

«Когда полдня было тихо, мы уже начинали нервничать»

— В одной из частей вашего дневника, который мы опубликовали, можно обнаружить рассказ о том, как ваши соседи по передовой «вагнера» атаковали позиции врага.

— Они часто ходили на штурм. Захватывали позиции, оставляли там часть своих сил, потом возвращались к нам за припасами. Мы часто выполняли задачу огневого прикрытия для них.

— Но ведь это тоже часть боевой задачи штурма. Комментаторы вашего дневника пишут, что, мол, судя по вашим воспоминаниям воевали только «вагнера», окапывались только «вагнера», а Расул сидит в окопе и ест свой бомж-пакет.

— Я не военный аналитик. Если такая работа называется штурм, значит это штурм. Мы больше прикрывали. Наши штурмовики в «Ахмате» штурмовали городскую застройку. В лесополосе или в поле очень сложно — там в основном везде мины и тебя еще очень хорошо видно. Лишний шаг очень сложно пройти. Поэтому, наверное, редко были штурмы, но когда были, готовились они очень долго.

Пишут в комментариях, что мы не окопались нормально. Это передний край. Бывало так, что, например, из-за обстрелов мы не могли вырыть новый или расширить свой окоп — гуськом ползешь к лесополосе, прячешься за дерево и уже там разминаешь мышцы, вытягиваешься в полный рост.

— Я видел разные форматы дневников. И штурмовика, и художественные произведения пишут, пропаганда, информация. Ваш дневник, он как-будто бы написан для семьи. Родственники бойцов, на мой взгляд, как раз больше думают не о том, как и что там их родной человек штурмует или обороняет и сколько крови пролито, а о том, как и что он поел, как он поспал, тепло ему или холодно. На этот счет много комментариев. Вам просто говорят спасибо за то, что вы написали именно об этом.

— Развею фейк о том, что солдаты вечно голодные, есть им нечего. За всех сказать не могу, но на наших позициях мы были сытыми, еда была. Если кто-то говорит, что солдаты голодают, им нечего есть, ничего им не завозят, на нашем примере можно увидеть, что это не так.

— Диванные военные аналитики в комментариях пишут, что вы сидите в окопах, никто никуда не двигается, что такие бои навсегда. Но это пишут те, кто там не был. Там же не просто сидишь и считаешь проценты от контракта? Каждый день и каждое дежурство что-то происходит. Попытки наступления предпринимал и враг.

— Да, постоянно. Когда полдня было тихо, мы уже начинали нервничать. Значит, готовятся. Раз готовятся, надо сработать на опережение. Что-то устроить, не думали о наступлении на наши позиции. Есть разные действия, которые для этого можно инициировать. Не буду их оглашать.

«Кто считает, что это легко, пусть едут, посидят, покушают, поспят в окопе»

— Зачитываю комментарий читателя. «Тут написано, как будто охраняют забор какой-то на заводе. За пять дней не высовываются днем из окопа. Я бы взял видеокамеру, через провод к планшету. Сиди, смотри кино про войну». Вот, люди пишут, советы вам дают про войну. Очень много таких.

— Когда сидишь в окопе, наблюдаешь за сектором. Смотришь, смотришь постоянно. Ночью начинаются галлюцинации. Как будто кто-то идет. Это ветка или человек? Чтобы не сойти с ума, меняешься с напарниками. Лишний раз пострелять чревато тем, что враг вычислит твою позицию. Артиллерия стреляет, минометы, а ты просто смотришь, чтобы никто не пошел штурмовать нас.

— Вы очень много писали о том, какая там была еда. И многие комментируют, что еда у вас была так себе. Но даже у себя в дневнике вы пишете, что у всех подразделений было свое «меню».

— Да, у нас, например, в еде не было свинины. Но говядина, конина — много. У «вагнеров» готовые каши. У кого-то варенье даже есть. Мы менялись. Нам наше приелось, им их. Постоянно так.

— Пишут еще, мол, вот, посидел, поел, поспал, теперь пишет истории, такой великий воин. Как вы сам себя определяете? Три месяца — стоит оно того?

— Кто считает, что это легко, пусть едут, посидят, покушают, поспят в окопе. Телефон есть, кому надо дам. Сейчас минимальный срок, если не ошибаюсь, четыре месяца. Если считают, что можно так, на расслабоне. Это первое. А второе, каким-то воином я себя не считаю. Когда спрашивают, убивал ли я, отвечаю, что один раз нечаянно одного убили. Придумывать какие-то истории про то, как я в одиночку перерезал вражеский взвод, я не буду. Потому и говорю: сидел в окопе.

— Бывают такие сказочники?

— Я не могу определить. Может быть, это сказка, а может и быль. Перепроверить эту информацию я не могу. Мы убили одного снайпера, это точно подтвержденный случай. Мы стреляли еще, может быть, еще кого-то лично я убил или ранил, я этого не знаю. Не могу сказать, что я какой-то крутой воин.

— Другие комментаторы пишут, что это слишком тяжело. Что теперь всю жизнь будут сниться блиндажи. Вам снятся?

— Когда я домой приехал, месяца три-четыре я чутко спал. Жена рассказывала, что я вскакивал, когда она переворачивалась на другой бок. Часто снилась ротация, что меня везут в КАМАЗе, что копаю окоп. Сейчас редко, может быть раз в две недели что-то подобное приснится… Отпустило. Там был три месяца и месяца три-четыре здесь отпускало.

— Многие путают добровольцев с мобилизованными. И порядок службы. Вы с ними пересекались?

— Нет. Я только однажды по рации слышал, что они что-то там накосячили.

— Такая характеристика расстроит родственников…

— Нет, там кто-то из них просто позицию оставил. Что-то они там натворили. Все уладили. На нашем направлении я их не видел.

— Многие люди, когда они сидят дома, сытые и в тепле, фантазируют о том, как они на передовой будут стрелять из пулемета в режиме 24/7 на протяжении всей своей длинной, как они думают, жизни. Вы, когда туда поехали, испытывали тоже иллюзии о собственной храбрости?

— У меня есть друг, он относительно долго занимается страйкболом. У них есть команда, они участвуют в состязаниях. Он мне говорит: Расул, ты же не знаешь тактики. Я говорю: не знаю. А как же тогда? Но там же научат. Я писал про сборы на базе Института спецназа в Гудермесе. Мы оттуда уехали быстро, но если бы я чувствовал, что не готов, я бы там еще дольше остался и учился. Мне просто самому хотелось быстрее поехать. Кроме того, есть же более опытные товарищи, которые подскажут. Кроме того, меня никто никогда не пустит в атаку первым, потому что я в военном деле не силен.

— Не было иллюзий у вас, в общем…

— Не было, не думал я о том, что пойду и буду там всех убивать. Единственная иллюзия — я тоже думал, что все там штурмовики и постоянно идут в атаку. А когда уже пришел, то мне сказали: какой ты штурмовик. Опыта никакого нет. Иди сиди в окопе.

— Только в «Ахмате» так или везде?

— Как в других местах, я не знаю. Не могу ничего сказать.

— У вас людей берегли, так?

— Да. Просто так без подготовки никого никуда отправлять не будут. Это заблуждение, я не знаю, откуда люди этого понабрались.

«Какая мышиная лихорадка, если тебя в любой момент могут пристрелить?»

— Вы ничего не писали про медицину, кроме того, что большое количество разных таблеток есть в наличии. А врач, лазарет? Об этом ни слова в вашем дневнике не было.

— Я замечал — в каждом призыве, когда партиями приходили люди, всегда находились пять-шесть врачей. У нас уже в нашей последней партии бойцов был ветеринар. Но это передний край, там при ранении оказывается только первая помощь, никаких сложных медицинских манипуляций. Операцию никакую не проведешь.

— А вы и так этому обучены все.

— Остановить кровь, наложить шину, мы все этому и так обучены, а потом раненого эвакуируют уже в госпиталь.

— А если обострение каких-то болезней? Вы писали о простудах на передовой.

— Если ребята болеют, то врач как правило там тоже не нужен. Любой знает, что от температуры надо выпить парацетамол и пропотеть. От кашля, от диареи есть таблетки. Врач не нужен. Всегда находился с нами хотя бы один врач. Ну или ветеринар.

— Что иногда тоже весьма неплохо. А что касается санитарных условий: вы писали в дневнике о том, что в окопах живут мыши. Моя жена, например, их очень боится. Ей кажется, что если мышь рядом пробежит, то каждого в радиусе 10 метров ждет мышиная лихорадка и мучительная смерть. А вы так легко пишете. Один раз печенье доели после мышей.

— Я задумывался об этом там. Какая мышиная лихорадка, если тебя в любой момент могут пристрелить? Мыши — это не такая большая проблема. Однажды, помню, прилег после дежурства в блиндаже. А по жердям сверху слышу, бежит мышь. Фонарик включаю — ползет надо мной по бревну. Сорвалась и на меня упала на спальник. Я ее пнул, она ударилась о потолок и убежала. Когда мыши понадкусывали наши припасы, мы, как правило, отрезали это место, а остальное ели. Но то самое печенье и хлеб мы с Татарином съели прямо так. Наступает момент объедков.

— Не потому что нет еды, а потому что нет смысла ее тащить с «нуля»?

— Да, можно связаться и попросить провизию. Но из-за двух дней не хочется связываться с этим. Мышиная лихорадка — это не худшее, что может там с тобой случиться. Поэтому такого страха, как здесь, там от этого всего нет. Там не только мыши, там много диких и брошенных домашних животных. Лисы ходят — они разносчики бешенства. Копаешь окоп, подходят впритык, стоят рядом. Тоже контуженые, ничего не боятся.

«Там такие же люди, всегда можно договориться»

— Многие вещи, которые вы писали в дневнике о боевых действиях на своих позициях, я лично сам редактировал — убирал из дневника перед публикацией. И вы тоже не все рассказывали.

— Нельзя говорить, как идет наступление, как идет подготовка, чем и как комплектуется подразделение.

— Люди, которые вместе с вами служили, рассуждают также, как вы? Попадались вам заряженные убийцы, которые рвутся в атаку?

— Таких не было. Были на панике. И были два хама. А так, все люди адекватные, все понимают, где можно рисковать, а где нельзя. Если ты чувствуешь в себе, что окоп — это не твое, хочешь идти наступать, без проблем. Идешь к командиру, говоришь: у меня зашкаливает адреналин, хочу в штурмовики. Там есть отряд штурмовиков. Есть отряд разведки, можно пойти в разведчики. Там тоже такие же люди, всегда можно договориться.

— По поводу договориться. Есть такой пользователь в нашем канале в «Дзен» «STORY про ИСТОРИЮ» такой интересный. Он тоже служил, тоже по контракту и, видимо, тоже в «Ахмате». Он оставил интересный комментарий по поводу вашей расчетливости, когда вы планировали провизию для себя, и про свой опыт безвозмездной помощи другим бойцам, без бартера. Этот момент заметили многие, я тоже заметил, когда редактировал ваш дневник.

— Это не бартер. Там все не так происходит. А просто: мужики, есть у вас ваша каша, которую вы не особо любите? Есть. Давайте поменяемся? Возьмите нашу тушенку, мы ее уже не можем видеть. Мы им банок пять, все что есть, они нам свою кашу. То есть по-товарищески, а не как на базаре. Мы их печеньками угостим, они нас вареньем. «лайнера» вообще при ротации домой ездили, там затаривались продуктами, которые обычно не входят в сухпайки, а разнообразия хочется. Я в дневнике просто, может быть, неправильно выразился.

А по поводу расчета продуктов, хочу сказать, что первые выхода три нам завскладом готовил два больших пятидесятикилограммовых мешка продуктов на пятерых. Но в последствии мы от этого ушли. Например, мне не нужны определенные продукты. Например, сливочное масло, расфасованное в контейнеры по одной порции. Мыши очень быстро прогрызают, портится очень быстро это масло. Это я не ем. Хотите, берите себе. Я брал воду, хлеб, тушенку и бич-пакеты. Кто-то брал что-то другое. Поэтому и делали расчет продуктов. Чтобы лишнее не брать, но чтобы все нужное для каждого бойца при себе было. Когда приходишь на позицию, ешь только свое, но когда заканчиваются продукты, без проблем — берите.

У нас были новички. Вот они очень сильно не рассчитали воду. Я им сказал: берите по полторашке на каждого в день и еще одну полторашку на всякий случай каждый. Они вроде как взяли, все нормально. Но два дня прошло, и они идут к нам: есть вода? А ваша где? Кончилась. Как это кончилась? Ну, руки помыл, зубы почистил — и все. Ребята, вы что? Здесь не чистит никто зубы и не умывается питьевой водой! Это такая трата воды в землю! Ты умытый, но голодный. Дали им воду, но сказали жестко экономить. Никакого обмена, естественно, не было. Просто мы с Татарином отдали им свою воду и все. Это даже не обсуждается. Либо комментатор неправильно воспринял информацию, либо я неправильно ее преподнес.

— Ну, честно говоря, когда читаешь ваш дневник, возникает такое впечатление, что вы эгоист, думаете только о себе. «Возьму сигареты, поменяю потом на «Сникерсы» и все такое. Есть определенная ушлость у вас.

— Может быть, она и есть, а может быть, я просто это так описал. Как это происходит с сигаретами? Каждому сначала выдавали по пять «Сникерсов» на пять дней. Сладкого очень хочется. Первый раз, когда мне предложили «Сникерс» за мои сигареты, было на выходе. Подошел парень: ты куришь? Нет. А сигареты дали? Да. А давай, я тебе «Сникерс», а ты мне сигареты. Я говорю: давай! В следующие разы уже я предлагал ребятам сигареты в обмен на их «Сникерсы». Они с удовольствием менялись. Потом, может быть, уже дошло до ушлости, когда нам давали по одному «Сникерсу» на пять дней. Я уже менял три пачки сигарет на один «Сникерс». Я не курю, но сладкое люблю.

— А может быть те, кто так пишет, рассуждают опять-таки с позиции человека, сидящего в чистоте, тепле и в окружении любой еды — только руку протяни.

— Может быть… У нас был парень такой, Зима. У него был старенький спальник. Нам всем выдали осенние спальники, а на дворе морозы. Зима где-то нашел теплый зимний спальник. И он мне говорит: я ухожу на дембель, забирай спальник. Я дал ему три пачки сигарет за него. Никакой принудиловки, никаких конфликтов.

— Понятно, это же передовая. Там и застрелить под шумок могут.

— Ссориться, мягко говоря, нежелательно, потому что в любой момент могут пойти на нас в наступление. Меня надо будет прикрыть, а прикроет ли он меня? Может быть, он мне в спину выстрелит.

«Пользовался влажными салфетками, сухой футболкой вытирал лицо»

— Ругали вас в комментариях за то, что вы описываете, что не всегда с собой носили оружие.

— Блин, вот это у меня действительно была проблема. Может, потому что я не служивый. Раза четыре такое было. Думаешь пойти копать: ладно, оставлю в укромном месте автомат. Потом его там забыл. Или идешь в туалет, не берешь с собой, зачем автомат в туалете? Потом, когда к нам пришел новый командир, он уже сказал: увижу без броников, касок и автоматов, поедете на передовую без оружия только с лопатой, раз оружие вам не нужно. Тогда я уже научился всегда в туалет, в баню, хоть и на базе, везде ходить в каске, бронике и с автоматом. Вначале была конкретная проблема — не брал с собой оружие. Это из-за того, что я не военный человек.

— Вы говорите, в баню. Давайте поговорим о гигиене, вы много об этом тоже пишете в дневнике. Как умываться на передовой, если дежуришь там по несколько дней?

— На двух позициях у нас была маленькая речка — говнотечка, которую можно перешагнуть. Оттуда умывались.

— А вдруг там было что-то? Разве так можно?

— А там и было что-то, потому что она текла из озера. А в этом озере утонул танк украинский с экипажем, мазутом, топливом и боезапасом. Об этом все знали. Но умыться, руки помыть мы все равно ей пользовались. Я старался этого избегать. Пользовался влажными салфетками, сухой футболкой вытирал лицо.

— Ну правильно, водопровод же не проведешь на фронт. Хотя если бы вы написали в дневнике, что провели водопровод прямо в блиндаж на позиции, вам бы тоже в комментариях за это напихали.

— Водопровод было бы, конечно, удобно.

— И по поводу бани тоже писали в комментариях — почему вам не поставили мобильную баню?

— На передовую даже на машине проехать нельзя.

— А на базе?

— На базе баня была, в которой уши горят, а ноги мерзнут.

— А почему такая, а не нормальная, насколько это возможно?

— Не знаю, не было и все. Вот такую смастерили. Но я писал, что когда был на одной из позиций, там у ребят стоял прицеп с баней настоящей. Правда, в ней не было света, но все остальное было как надо. Кто-то подсуетился. Если бы к нам привезли, у нас тоже была бы, но не привезли. У нас была цистерна, бытовка. Изнутри обшили полиэтиленом, чтобы пар не выходил, и парились.

— Вы же вообще фанат бани, вам писали — что же вы не залезли повыше, под потолок, чтобы ноги не мерзли?

— Там нет для этого условий.

— А топится баня все время?

— Нет, нет. Сегодня, например, вечером приходят люди с передовой, и банщик топит. Человек заведует только баней. Таскает воду, топит. Пришли, помылись. Но чтобы я помылся и через три дня хочу еще раз помыться, такое не приветствуется. Получалось так, что пришел с передовой, помылся и стараешься больше воду не тратить.

«Пойду еще раз только в том случае, если не будет хватать людей»

— Некоторые пишут в комментариях, что ваш дневник — это реклама контрактной службы, пропаганда и так далее, чего я, кстати, совсем не заметил. Как вы ответите на такие комментарии?

— Я не старался писать рекламу. Там есть свои сложности. Мне, например, всегда было холодно. Я привык к теплу. Для меня холод — это было очень тяжело. Если бы я пошел второй раз, я бы точно взял с собой носки или стельки с подогревом на батарейках. Вот это, наверное, офигенная вещь. Такую вещь там можно на квартиру выменять, наверное. Буквально по 20 секунд обувь нагревать и ходить дальше.

Этот дневник, когда люди его читают, могут сделать выводы, что с собой взять. Если ты хотел пойти, такой вояка, но прочитал и понял, каким будет быт, то лучше не ходи. Не скажу, что было невыносимо сложно или наоборот легко. Когда было очень тяжело, я думал: наши деды воевали, у них там никакой тушенки вообще не было, в грязи плавали там, сидели в окопах. Это боевые действия, вообще без потерь боевых действий быть не может.

Я, когда уходил, написал жене подробную инструкцию. Как работу вести, как коммунальные платежи платить. Была вероятность того, что я могу погибнуть. Но я знал, что людей берегут. Это меня успокаивало. Ну и в мечеть я тоже зашел перед отъездом. Мне хазрат сказал: вернешься, обязательно зайди. Я зашел, рассказал, как бывало на передовой. Там очень быстро начинаешь верить в Бога, молиться. Я мало арабских молитв знаю, но там сразу все, что знал, вспомнил.

— Еще комментарий: такое ощущение, что парень где-то в колонии-поселении срок отбывает. Скучает, считает дни до «освобождения». Только работа нерегулярная и не очень понятная.

— Считаешь дни, да.

— Все считают?

— Все считают, у кого есть срок контракта. Скучают по семье тоже все. У кого-то дети, жена, родители. Каждый скучает. Дом часто снится. Когда приезжаешь на базу с боевого выхода, приходят сообщения от жены с фотографиями детей. Дети когда нам писали письма с картинками. Читаешь, так мило это все. Очень трогает. Вспоминаешь, что у тебя тоже дети.

— В комментариях был ряд предложений вам написать книгу на основе дневника. Как смотрите?

— Мне друзья тоже говорили, напиши книгу. Но я думаю, что надо дождаться окончания СВО. Тогда уже можно будет раскрыть некоторые подробности, написать детали. Сейчас тактику раскрывать нельзя, враг может использовать это против нас.

— Многие пишут, спрашивают, почему не поехали во второй, в третий раз?

— Когда я поехал в первый раз, у меня была такая ситуация в жизни. На работе было затишье. Без меня можно было там справиться. Сейчас работы очень много. Еще один важный момент есть. На самом деле весь период того контракта я думал пойти еще раз через месяца два. Мы уже даже с ребятами договорились пойти вместе. Когда я там находился последние дни, ударили морозы. Когда вода замерзла, газ замерз в баллоне, нам было очень холодно, тогда я подумал: нет, я буду отогреваться очень долго. Пока что я сюда больше не пойду. Наверное, пойду еще раз только в том случае, если не будет хватать людей.