Саяр Сиразитдинов: «В травматологии результат заметен сразу»
Как устроена работа травматолога, чем опасны новогодние праздники и ради чего должен работать врач
Саяр Дамирович Сиразитдинов, заведующий приемным отделением №2 Травмоцентра РКБ, чуть было не стал физиком. Но перед окончанием школы все-таки передумал и поступил в медицинский. Теперь, проработав уже больше десяти лет, написав кандидатскую диссертацию, он уверен: врач должен выбирать свою профессию осознанно. Должен понимать: главное в его работе — не отработанные часы и не зарплата, а то, что он каждый день помогает людям. О несчастных случаях и «жарких» новогодних дежурствах, о том, как устроена работа приемного отделения в травмоцентре РКБ, — портрет Саяра Сиразитдинова в «Реальном времени».
«Наверное, попробую стать травматологом»
Наш герой окончил 131-й физико-математический лицей Казани. Как и большинство его однокашников, он «болел» физикой и думал пойти учиться на физфак или мехмат университета. А может быть, даже поехать в знаменитый московский Физтех (и даже задания брал, чтобы подготовиться к поступлению!)… Но по окончании 10-го класса что-то заставило его передумать, и юноша решил стать врачом. Сегодня доктор и сам не может объяснить, что именно произошло. Просто переклинило, как говорит он сам. Возможно, была в этом некая подсознательная причина: отец нашего героя тоже всю жизнь проработал врачом, и юноша решил пойти по тому же пути.
— Наверное, его пример сподвигнул выбрать это направление. И весь 11-й класс, 2004 год, я готовился к поступлению в мед. Пришлось потрудиться: каникул между 10-м и 11-м классом у меня фактически не было. В итоге поступил на лечфак Казанского медицинского университета и стал учиться.
До пятого курса Саяр Дамирович определялся, в каком направлении хочет специализироваться. Но, пройдя хирургическую практику в отделении травматологии РКБ, решил наконец: вот это — мое, хочу работать именно по этой специальности.
— Мне она понравилась. И я решил: «Наверное, попробую стать травматологом». В любой врачебной специальности сложно, но вот в травматологии виден результат практически сразу. А результат должен радовать любого врача! У нас так: вот был, например, перелом, ты провел вмешательство (закрытое, открытое ли), и результат всегда будет. А вот у врачей терапевтических специальностей по-разному бывает. И если, например, пациент с хроническим заболеванием, то терапевт снимает обострение, после чего снова годами наблюдает больного. Мне это не очень подходит к душе — а в травматологии результат заметен сразу. И плюс в травматологии очень много биомеханики — а мне ведь это очень нравилось еще в школе.
В травматологии виден результат практически сразу. А результат должен радовать любого врача!
«Заниматься медицинской практикой без науки — не совсем правильно»
Сначала Саяр Дамирович прошел годовую интернатуру по травматологии и ортопедии, потом — ординатуру (все — здесь же, на базе РКБ), а потом еще и аспирантуру. Кандидатская диссертация доктора посвящена профилактике тромбоэмболических осложнений у пациентов со множественными тяжелыми переломами длинных трубчатых костей конечностей. Доктор объясняет, почему занялся именно этим вопросом:
— К сегодняшнему дню в травматологии и ортопедии научились фиксировать практически все возможные виды переломов. Однако даже если хирургическое вмешательство проходит успешно, есть еще такое понятие, как «травматическая болезнь» (особенно если у человека травмировано множество сегментов). И даже сопоставив все костные отломки, сделав отличную операцию, ты не получаешь никакой гарантии того, что пациент выживет. У него могут возникнуть осложнения, приводящие к летальному исходу. И тромбоэмболические осложнения — одни из них. Поэтому я решил продвигать, изучать эту тему и предложить свое видение профилактики таких осложнений.
Диссертация уже готова, работа уже прошла апробацию на кафедре ортопедии и травматологии КГМА. Сейчас идет подготовка к ее защите: поскольку в Казани нет диссертационного совета по соответствующему направлению, организовываться все будет в Москве. Без науки Саяр Дамирович не видит своего дальнейшего развития: как он справедливо замечает, не зря травмоцентр РКБ имеет статус республиканского научного центра. В нем объединяются наука и практика. Заниматься медицинской практикой без науки нашему герою кажется не совсем интересным и неправильным. Так что он еще параллельно и ассистент кафедры травматологии и ортопедии КГМА, и старший научный сотрудник научно-исследовательского отдела РКБ (а о руководителе этого отдела, Равиле Хабибьянове, «Реальное время» рассказывало совсем недавно).
«Общими усилиями мы пытаемся спасти пациента и вернуть к нормальной жизни»
В приемное отделение №2 травмоцентра РКБ доктор пришел работать в 2012 году. С 2015-го стал заведующим. Признается: заведовать таким отделением — сложно. Потому что оно — одно из самых непредсказуемых. Здесь не бывает плановых приемов, когда доктора хотя бы примерно представляют, с чем могут столкнуться. Здесь ни один день не похож на предыдущий. Кстати, этим еще привлекает травматология своих адептов-докторов: в ней практически нет обыденности и рутины. Новые случаи, новые вызовы валятся как из рога изобилия. На такое разнообразие случаев есть и огромное разнообразие методов лечения: даже один и тот же тип травмы можно вылечить несколькими способами.
Доктор рассказывает: выбор лечения в каждом случае свой. Свои нюансы могут зависеть, например, от возраста пациента. Например, у молодых пациентов относительно легче бывает период восстановления после операции, а вот у пожилого человека он, как правило, дольше. Кроме того, у немолодого пациента есть еще и сопутствующие заболевания, которые могут обостриться на фоне травмы. Так что, помимо лечения собственно перелома, нужно учесть еще и это. При этом в приемное отделение человек поступает, как правило, экстренно, и у него нет с собой медкарты. Так что врачи, принимая его, должны провести обследование: делают не только рентгенографию, чтобы найти поврежденный сегмент конечности, но и назначают дополнительное обследование, показывают смежным специалистам — терапевту, кардиологу. И уже потом, в составе мультидисциплинарной бригады, назначают лечение, соотнося все риски.
Обязательно предупреждают отделение Саяра Дамировича, если происходят чрезвычайные ситуации: через службу медицины катастроф травматологи получают сообщение о том, что может быть массовое поступление пострадавших. В этом случае отделение должно быть оперативно максимально готовым.
В ответ на нашу просьбу вспомнить о примечательных случаях из своей практики доктор отвечает, что помнит практически всех своих пациентов, каждый случай индивидуален и даже в чем-то уникален.
— Но, конечно, сильнее всего запоминаются случаи, когда поступают пациенты с тяжелой сочетанной травмой. С множественными переломами костей конечностей. Когда работаем не только мы, травматологи, но мультидисциплинарная бригада: подключаются торакальные и абдоминальные хирурги, реаниматологи, нейрохирурги. И общими усилиями, кропотливым трудом мы пытаемся пациента не просто спасти, но и по возможности вернуть его к прежней нормальной жизни с минимумом осложнений.
Такие случаи — это высокоэнергетические травмы, связанные с масштабными ДТП, полученные при падении с высоты, реже — производственные травмы.
«Каждый врач — немного психолог»
В отделение травматологии человек поступает чаще всего с сильной болью. Он страдает, и доктор не может на это не откликаться. Но жалость, как рассказывает наш герой, — неправильное определение его эмоции по отношению к пациенту.
— Чувство сострадания, сопереживания его проблеме — вот это, мне кажется, у каждого нормального врача есть. Только так можно помочь справиться человеку с его недугом. Еще, мне кажется, каждый врач — немного психолог. Он должен правильно общаться с человеком, морально его поддерживать, чтобы у пациента был моральный стимул быстрее поправиться.
Бывает и такое, что человек, которому плохо и больно, ведет себя не совсем адекватно и вежливо. В этих случаях доктор должен попытаться максимально спокойно разобраться в ситуации. Обратиться к человеку по имени и отчеству, чтобы показать уважительное отношение и эмоциональную включенность. Насколько это возможно, успокоить пациента. Но если ничего не выходит, тогда травматологи прибегают к помощи коллег: например, к психологам РКБ. Порой случается, что с травмой привозят людей с психическими расстройствами, которые могут представлять угрозу себе или окружающим — и тогда на помощь приезжает психиатрическая бригада. Словом, случается всякое. Изредка приходится даже вызывать полицейских — это очень нечастая ситуация, но и такой опыт у врачей тоже есть.
Травматологи в приемном отделении постоянно имеют дело и с родственниками пациентов. Если твой близкий человек попал в беду, ты тоже не всегда реагируешь на обстановку спокойно и рассудительно. Саяр Дамирович говорит: нужно постараться поставить себя на их место. Попытаться помочь. Поговорить, объяснить, максимально доступно дать информацию: рассказать, что с их родственником случилось, как мы собираемся его лечить, какие дальнейшие перспективы. Это главные вопросы, которые их интересуют.
В приемном отделении травматологии есть два «высоких сезона». Это зима и лето. Зимой — из-за гололеда, летом — потому что люди статистически чаще проводят больше времени на открытом воздухе и предаются разнообразным двигательным активностям. Дорожно-транспортный травматизм тоже усиливается летом и зимой (по тем же причинам).
«Для врача нет особенной разницы, праздник на дворе или не праздник»
Близится новогодний период, и травматологи предупреждают: было бы хорошо, чтобы люди себя берегли. Конечно, зимние праздники на то и даны, чтобы человек проводил время в свое удовольствие. Но по возможности Саяр Дамирович просит быть осторожнее. Из опасностей нового времени он упоминает катание на тюбингах:
— Это тенденция последнего времени. На мой взгляд, тюбинг не совсем безопасен, потому что им нельзя управлять. Он крутится вокруг своей оси, и ты не можешь изменить его траекторию. Траекторией движения можно управлять на санках или на ледянках, и они в этом плане более безопасны. Лучше тюбинги не использовать.
Особенный всплеск травм, связанных с катанием на тюбингах, замечают каждую зиму коллеги-травматологи из ДРКБ, но травмируются порой и взрослые, рассказывает доктор. Еще он отмечает зимний травматизм, связанный с использованием лыж — не беговых, а горных, во время скоростных спусков. Новогодние праздники приносят больше травм, которые получены в состоянии алкогольного опьянения.
Кстати, в новогоднюю ночь дежурства в травмоцентре РКБ бывают усиленными: как правило, на работу выходит больше медперсонала, чем обычно. Из года в год пациентов в это время поступает больше в среднем раза в полтора, а порой и в два больше — и чтобы не замедлять оказание им помощи, травматологические отделения «мобилизуются».
— Для врача нет особенной разницы, праздник на дворе или не праздник — для нас все это работа. Праздников для нас не существует, — разводит руками Саяр Дамирович.
Доктор вспоминает одно из своих первых новогодних дежурств — с 2014 на 2015 год, и оно оказалось особенно тяжелым. До полуночи все шло в штатном режиме: больше пострадавших, чем в обычные вечера, но к этому все были готовы. А потом начался настоящий кошмар. Одного за другим в течение ночи привезли четырех пациентов, упавших с большой высоты. Первого привезли примерно в 0.15. Остальные трое поступили друг за другом с перерывом примерно в час, у всех четверых это все произошло на фоне приема алкоголя:
— Я не знаю, чем это можно объяснить. Все они были очень тяжелые — с множественными переломами верхних и нижних конечностей, с сочетанной травмой внутренних органов, с черепно-мозговой травмой… В ту ночь подключили всех специалистов и все возможности больницы, которые были у нас в распоряжении. Но наутро двое из этих пациентов скончались. Третий умер чуть позже, и только четвертый выжил. Но остался глубоким инвалидом…
Для врача нет особенной разницы, праздник на дворе или не праздник — для нас все это работа
«Мы понимали, что это наш долг»
Когда пришел ковид, в «Центре травмы» открылся временный инфекционный госпиталь. Саяр Дамирович работал в нем заместителем руководителя. На его плечах лежал и прием больных, и координация работы всего ВИГа, и контроль процесса лечения.
Он вспоминает, что на подготовку медикам дали 10 дней: продумать регламент маршрутизации, перестроить работу, понять, как будут работать. Открылись 10 апреля 2020 года.
— При этом мы же не знали, с чем будем иметь дело. Конечно, было страшно. Это было что-то неизведанное, причем не только нам, травматологам. И коллегам в инфекционной больнице, думаю, поначалу тоже было и страшно, и непонятно. Но здесь, наверное, было как на войне: когда ты готовишься, тебе всегда страшно. А когда все это начинает происходить, страх куда-то уходит. Поступает пациент — и пусть он болен не тем, с чем тебе каждый день приходится иметь дело, но он болен! И твоя задача — оказать ему помощь.
Времени на подготовку у врачей было мало. Травматологи прошли короткое обучение, экстренно перестроили свою работу. И дальше тоже постоянно учились — как и все остальные медики страны и мира, постепенно рассматривали лицо врага, с которым пришлось столкнуться. Менялись клинические рекомендации, нарабатывался опыт (к сожалению, колоссальный) — врачи совершенствовали свои навыки и на собственном опыте.
Наш герой вспоминает: травматологи в штате ковидного госпиталя постепенно сменялись на врачей терапевтических профилей, и к моменту окончания эпидемии докторов хирургических специальностей в штате ВИГа было уже немного. Но хирурги здесь, конечно, продолжали работать — их привлекали сюда, чтобы лечить хирургические сопутствующие патологии ковидных пациентов. Работали тут и травматологи, и мультидисциплинарные бригады — но все они занимались именно сопутствующими болезнями. А ковид под конец лечили уже в основном терапевты. Но первые две волны — самых мощных, самых страшных — принял на себя в основном «первый состав» ВИГа — травматологи.
— Никто из нас не считал, сколько часов он проводил на работе. Приходили на работу ранним утром, возвращались домой ночью — только чтобы поспать. Да, было тяжело. Но мы понимали, что это наш долг. Кто-то же должен был лечить этих пациентов, это была общая проблема! — говорит доктор.
Сам Саяр Дамирович дважды перенес коронавирус — в апреле и в июле 2020 года. После этого ковидом он уже не болел. С появлением вакцины прививался так же, как и все.
Кто-то же должен был лечить этих пациентов, это была общая проблема!
«Как не реагировать, когда умер человек?»
Со смертью травматолог встречается нередко. Говорит, что эмоциональную «стену» выстроить за годы работы так и не смог:
— Как не реагировать, если умер человек? Всегда стараюсь понять, все ли возможное сделал, чтобы спасти жизнь. Но доктор должен обладать не только самокритикой, но и самообладанием.
Первого своего невыжившего пациента доктор помнит до сих пор, еще с тех времен, когда работал дежурным врачом в приемном отделении. Это был молодой человек, примерно того же возраста, что и сам Саяр Дамирович. Он работал у себя в частном доме — распиливал «болгаркой» металлическую трубу. Отскочил кусок диска, попал ему в верхнюю треть бедра, по внутренней поверхности — и перерезал бедренную артерию и вену.
— Машина, в которой его привезли родственники, была вся залита кровью. Ведь когда повреждаются артерия и вена, напор крови очень большой, кровопотеря происходит очень быстро. Остановить ее можно, только если крепко прижать пальцем место истечения крови. Его, конечно, перевязали, когда везли, но мы ничего не смогли сделать — в отделение он поступил уже практически в состоянии биологической смерти. Естественно, в противошоковом зале ему пытались провести реанимационные мероприятия, но мужчина этот умер от массивной кровопотери. У него уже и не кровило ничего… Мне было 26 лет, и у меня тоже было шоковое состояние. А парня этого сопровождала его жена. Мне морально было очень трудно подойти к этой женщине и сказать: «Извините, ваш муж умер». Но сделать это нужно было мне как дежурному доктору… — вспоминает наш герой.
Саяр Дамирович объясняет, что и в этом тоже заключается для врача огромная тяжесть потери пациента. Нужно уметь рассказать родственникам о смерти. Это особенно тяжело. С годами, конечно, острота теряется, но подобные вещи все равно остаются очень и очень сложными.
Мы ведь не просто так столько лет учимся их делать
«На мой взгляд, любая операция — сложная»
Когда мы спрашиваем доктора о том, сколько в среднем может длиться его операция, он пожимает плечами: здесь загадывать невозможно. Но простых операций нет.
— На мой взгляд, любая операция — сложная. Мы ведь не просто так столько лет учимся их делать. И как-то по времени их градуировать, квалифицировать — не совсем правильно, — рассуждает Саяр Дамирович.
Непосредственно в приемном отделении делаются операции тем пациентам, для которых существует угроза жизни. Если же поступает не экстренный, а неотложный пациент, он переводится в отделение неотложной травматологии, где заведующий вместе с лечащим врачом в дневное время планируют его операцию. А если же человек поступает в травматологию РКБ ночью или в выходные, то план операции определяет дежурный врач приемного отделения. Задача заведующего приемным отделением заключается еще и в том, чтобы разграничить потоки экстренных, неотложных и плановых больных. Экстренным дается самый высокий приоритет и безотлагательно оказывается помощь.
На все эти случаи есть четкие стандарты и регламенты: есть чек-листы и четкие списки показателей, по которым определяется такое разграничение.
«Врач должен помочь каждому так, как помог бы своему родственнику»
На вопрос о том, за что доктор любит свою работу, он просто отвечает:
— Потому что она мне нравится! Здесь много разных совокупностей. Много определенных положительных моментов в этой работе. И в первую очередь то, что я вижу результат. Мне это приносит определенное моральное удовольствие.
У Саяра Дамировича большие планы: он надеется стать доктором наук, профессором. Хочет развиваться дальше и в науке, и в клинической практике. Надеется придумать новые методы лечения, профилактики и прогнозирования осложнений. Помочь людям, привнести что-то новое в свою специальность. Делиться опытом со студентами и молодыми коллегами.
А вот о том, что хотелось бы изменить в своей профессии и вокруг себя, рассуждает:
— Хотелось бы, чтобы все люди, которые приходят работать в медицину, работали, любя свою профессию, получая от нее удовольствие. Потому что человек, который приходит на работу, чтобы просто отработать свои часы и гонорар, — пришел явно не в то место и не в ту специальность. Сюда нужно приходить в первую очередь, чтобы помочь людям. Именно помочь! Все остальное должно быть второстепенно для человека, который идет в медицину. Хочется, чтобы все медики осознанно шли в эту профессию и именно от всей души работали, выполняя свой профессиональный долг. Для людей, а не для бухгалтерии. Я думаю, что врач должен помочь каждому так, как помог бы своему ближайшему родственнику.
Я видел чудеса, которые, казалось бы, необъяснимы. Бывает такое, что пациент, казалось бы, обреченный на нежелательный исход, вдруг поправляется
Кстати, суеверия о том, что врач не должен лечить своих родных, Саяр Дамирович не придерживается. Он и маму свою лечил, когда она одну за другой с разницей в год сломала обе руки. Говорит:
— Суеверий во мне нет. А вот вера во Всевышнего — есть. Я видел чудеса, которые, казалось бы, необъяснимы. Бывает такое, что пациент, казалось бы, обреченный на нежелательный исход, вдруг поправляется. Но бывает и наоборот — когда, казалось бы, все идет хорошо, и вдруг резко наступает ухудшение. Например, по причине той же самой тромбоэмболии…
А за стенами больницы наш герой — примерный семьянин, муж и отец четверых детей. Несмотря на то, что работа занимает большую часть его времени, редкие часы и дни отдыха он старается посвятить семье. Любит заниматься с детьми — помогает им с домашними заданиями. В выходные любит съездить на дачу, чтобы там морально разгрузиться и отдохнуть перед новой рабочей неделей.
Если кто-то из детей нашего героя решит стать врачом, он, по его словам, возражать не будет. С одним условием: если эта профессия будет выбрана осознанно. Чтобы это не было по указу родителей — человек (пусть даже и очень молодой) должен выбрать свой путь сам.
— Если кто-то из них выберет медицину — я сделаю все, что от меня зависит, в плане помощи. Отговаривать не буду, если мой ребенок действительно захочет!