«Многие мелкие чиновники пользуются гостеприимством татар и бывают им в тягость»

Фольклорное отражение

С усложнением системы управления Российской империи татары-мусульмане все чаще сталкивались с представителями различных государственных служб: правоохранительных, судебных, муниципальных, налоговых, контрольных органов и т.д.

В татарском языке чиновники всех рангов обозначаются словом «түрә». Интересно, что «түрә» созвучно со словом «түр», что переводится как самое почетное место в комнате, куда приглашали уважаемых гостей. На родственность этих слов указывают поговорки, построенные на игре слов: «түрәнең урыны түрдә» (место начальника — в глубине комнаты). Таким образом, в народном сознании быть чиновником — это значит обладать определенной привилегией, которой сопутствовали почет и уважение.

Вместе с тем имелись и другие смысловые значения, с несколько негативным оттенком. Например, наречие «түрәләрчә» (по-господски) могло означать высокомерно, спесиво.

Каждый десятый чиновник — татарин

В силу исторических условий чиновников из татар на российской государственной службе было не так много. Мусульмане проявляли себя, прежде всего, на военной службе. С первой половины XIX века ряды российского чиновничества пополнили кантонные начальники Оренбургской губернии — представители региональной элиты из татар и башкир. Хотя система кантонного управления Башкирией была ликвидирована в 1860-е годы, дети некоторых начальников сумели адаптироваться в новых условиях и продолжили чиновничьи традиции своих семейств (Султановы, Сыртлановы, Тевкелевы и др.). В остальных губерниях не было подобной традиции подготовки национальных чиновников, поэтому дворянско-чиновничью среду татары осваивали на общих основаниях.

Стартом для многих являлась военная служба. Некоторые продвигались по чиновничьей иерархии и получали в итоге дворянское звание благодаря знаниям языков, проходя службу в качестве гражданских переводчиков.

К концу XIX века число дворян и чиновников из мусульман в Российской империи составляло около 70 тыс. человек. По данным 1897 года, только в администрации, суде и полиции Казани было 172 служащих из числа татар, а всего число казанских чиновников в это время составляло 1 683 человека. Таким образом, татары в органах управления составляли 10,2%. Ситуация в других губернских городах была несколько иной. В целом в Волго-Уральском регионе число занятых на государственной службе не превышало 2,8% от общего количества татар, проживающих в губернских центрах. Чиновников в уездных городах было еще меньше.

Ориентация на русскую культуру

Немногочисленное татарское чиновничество относилось главным образом к дворянскому сословию. Например, своими заслугами на этом поприще выделялись дворянские фамилии Алкиных, Тевкелевых, Терегуловых, Еникеевых, Дашкиных, Сыртлановых и др.

Так, с 1839 по 1858 год заместителем главы Казанского полицейского управления являлся мурза Шаги-Ахмед Алкин. По словам современников, «исполнял свои обязанности справедливо, держал все в своих руках», «был усердным и старательным, жителей Казани держал в строгости». Служил он в Старотатарской слободе. Интересно, что, несмотря на служебные обязанности, полицейский Алкин никогда не забывал о ежедневной молитве, регулярно посещал мечеть. Между ним и жителями мусульманского района не было серьезных разногласий.

Хотя представители дворянско-чиновничьих семей существенно отличались от основной массы татарского населения. В некоторых официальных документах даже их имена писались на русский лад. Хотя не все они были крещенными. Так, имя Шаги-Ахмета Мухаметовича Алкина указывалось и как Алексей Михайлович Алкин. Дворянство из-за своих профессиональных обязанностей часто контактировало с русским населением, копировало их образ жизни, правила поведения, внешний вид.

Уфимский краевед М. Сомов в середине 1860-х годов писал о том, что «чиновные и вообще служащие магометане одеваются в русское платье; но вне службы часто носят полный татарский костюм, состоящий из кафтана татарского покроя или халата, меховой шапки или белой шляпы с широкими полями; чалму же редко носят. Жены их щеголяют или в полном татарском платье, или в полутатарском». Другой наблюдатель — А. Риттих в это же время отмечал, что казанские татарки вместе с мужьями посещают театр, занимают места в ложе «позади своих мужей» и сидят «при опущенных вуалях». «Их можно также встретить на гуляньях и официальных балах», — отмечал этнограф.

Прикормленные купцами

Представители купеческого сословия с европейской культурой познакомились немного позднее, чем дворяне и служащие. Но, несмотря на относительно традиционный внешний вид и образ жизни, предприниматели активно поддерживали сотрудничество с чиновниками.

«Богатые татарские купцы приглашают иногда или, лучше сказать, чаще всего бывают вынуждены приглашать к себе на чай губернатора и других главных чиновников, — отмечал К. Фукс в первой половине XIX века. — Это бывает в полдень. После чаю тотчас угощают их множеством разных фруктов; потом на закуску подают лучшую икру и разного рода рыбу, причем в изобилии льется шампанское, которого, однако ж, сами хозяева не пьют. Многие мелкие чиновники также пользуются подобным гостеприимством татар и бывают им в тягость». Эта традиция продолжалась и в дальнейшем. «Түрәнең урыны түрдә, байлар белән бергә» (Место чиновника — самое почетное в доме, вместе с богатыми), — гласила народная пословица.

Куштаны и «угроза панисламизма»

В начале XX века взаимодействие армии чиновничества и татарской общественности было тесно связано с мнимой угрозой панисламизма. Поэтому социальные преобразования в татарском мире: реформирование учебных заведений, появление национальной прессы, общественных объединений воспринимались представителями власти довольно болезненно. Непонимание модернизационных изменений было обусловлено внутренней политикой шпиономании, активно поддерживаемой консервативными слоями татарского общества. В этой роли чаще всего выступали муллы.

В этот период в татарском языке слово чиновник чаще всего ассоциировалось со словом «куштан» (человек, угождающий чиновникам, неофициально приближенный к властям). «Куштан» было довольно обидным обозначением и употреблялось только в негативном ключе. Есть целый ряд пословиц, посвященных чиновникам и их угодникам. В них акцентируется внимание на неискренности последних, на их лести; отмечается пренебрежительное отношение чиновников к своим куштанам и в то же время зависимость государственных служащих от таких людей. Муллы-кадимисты для борьбы с джадидами-либералами часто использовали свои связи с чиновничеством и прибегали к таким методам, как доносы. Поэтому так называемых куштанов среди них было достаточно много.

Ярким примером является поведение известного деятеля Ишмухамета Динмухаметова (Ишми ишан). С одной стороны, простым прихожанам он запрещал изучать русский язык, получать светское образование и пропагандировал замкнутый образ жизни, с другой — он был одним из самых преданных куштанов русского чиновничества.

Таким образом, к началу XX века с чиновниками стали тесно контактировать представители практически всех сословий.

От изгоя до элиты

Интересна оценка татарским населением единоверцев-чиновников. В начале XIX века такие люди, несмотря на все их заслуги и признание в русской среде, могли быть изгоями в мусульманском обществе. По замечанию писателя Н. Гасрыя, татарских дворян-военнослужащих, определивших своих детей в русские учебные заведения, «муллы предали анафеме, как неверных, народ, слепо, веривший духовенству, бойкотировал мурз».

Однако к концу века вместе с социальными преобразованиями изменилось и отношение к государственной службе. Об этом свидетельствует и увеличение числа чиновников из татар к концу XIX века, и рост количества татар в русских учебных заведениях. В начале XX века отдавали своих детей в городские и реальные училища, гимназии даже муллы.

Найти место работы с фиксированным жалованьем было мечтой многих татарских шакирдов, окончивших медресе. Они грезили о поступлении в университет. Именно студенты-татары, обучавшиеся в различных высших учебных заведениях в 1910-е годы, впоследствии стали основой национальной интеллигенции и чиновничьего аппарата не только в Татарской, Башкирской АССР, но и в республиках Средней Азии и Кавказа.