«Москва очень чутко прислушивалась к ногайцам»

Русской научной литературе в изучении русско-ногайских отношений не удалось до сих пор углубить вопроса до того предела, насколько позволяют это имеющиеся источники. Но надо заметить, что еще М. Щербатов и Карамзин выдвинули и поставили этот вопрос. Во второй половине XIX века, в связи с тенденциями научной и общественной мысли того времени, больше внимания уделять истории и жизни окраин России и отдельных национальных объединений, история ногайских татар и русско-ногайские отношения снова стали на очередь. Н.А. Фирсов, Перетяткович и С.М. Соловьев в своих работах отвели соответствующее место и ногайцам, поставив вопрос и шире, и глубже, чем это мы можем видеть у Щербатова и Карамзина.

Общий масштаб и план их работ, однако, не позволял этим историкам осветить эволюцию и социально-экономических, и политических отношений в той мере, чтобы нам считать эти вопросы до конца изученными. Да и самое направление, самая философия того времени в области социологических построений может считаться устаревшей в наше время. Тем не менее эта эпоха 60—80-х годов XIX века заложила прочный фундамент в дело изучения истории ногайских татар, создала исходную базу, отправную точку для дальнейшей работы. Наконец, переживаемая нами эпоха послереволюционного строительства и материальных и культурных ценностей, наряду с национальным возрождением, которое переживает страна в настоящее время, не могла не оказать своего влияния и на постановку научных проблем во всем их разнообразии. Господствующая философия материалистического понимания исторических событий, хозяйственно-краевые и национальные тенденции нашей современности выдвигают в науке не только новые, но и старые, нерешенные до сих пор вопросы.

К числу таких вопросов относится и наш — о ногайских татарах. И в новейшей литературе по истории Поволжья мы можем наблюдать новую постановку его, но не разрешение. В работах Н.Н. Фирсова, Худякова, Гераклитова и Губайдуллина мы находим немало сведений, дополняющих и по-новому освещающих этот вопрос. Но в связи с тем обстоятельством, что вопросы края и отдельных национальных групп изучаются главным образом на местах, без малейшей возможности воспользоваться теми источниками, которые хранятся в столичных архивах, исследователям только и удалось поставить вопрос в новой плоскости. Конечно, и это уже достижение, но такого свойства, которое заставляет изыскать меры и возможность для дальнейшей его разработки. В наше время вся сложность работы заключается в том, что в наших руках не имеется достаточного количества сырых архивных материалов; вследствие чего, любая попытка к заполнению этого пробела может быть чревата большими последствиями и должна поощряться всеми общественными и государственными организациями. К тому же, к собиранию исторического материала толкает не только философия и методология науки, толкает и беспощадная к историческим документам действительность.

Источники русско-ногайских отношений начали издаваться более 130 лет тому назад. В VII—XI частях «Продолжения Древней Российской Вивлиофики», издававшегося в период 1791–1801 годов, напечатаны с большими купюрами материалы русско-ногайских отношений в эпоху Ивана Грозного (1534—1578 гг.). Это — основной сборник документов, в подлиннике хранящихся ныне в 1-м отделении Государственного архива в Москве (бывш. Арх. Министерства Иностр. Дел). Ценность этого издания нисколько не уменьшилась до настоящего времени. В нем собраны все грамоты, которыми обменивались московское и ногайское правительства; напечатаны некоторые донесения московских посланников и гонцов; отсутствуют лишь «памяти» или наказы послам, некоторые церемониальные описания и сношения с ногайскими послами во время их пребывания в Москве. Кроме того, в этом издании отсутствуют материалы, освещающие крайне важный момент русско-ноногайских отношений в первые годы XVI века, когда ногаи переживали свою независимость и господство в степях южной и юго-восточной России. Из историков можно указать на Перетятковича и Соловьева, которые пользовались этими материалами эпохи Грозного, первый — по указанному нами изданию, второй — по преимуществу в архиве. Русское историческое общество в 80-х годах стало издавать памятники дипломатических сношений с Турцией, Крымом и Ногайцами. В результате мы имеем изданными важнейшие источники конца XV и начала XVI века. Издание это по выполнению стоит значительно выше, чем в «Продолжении Российской Вивлиофики», но все же есть небольшие купюры. Во всяком случае, это издание по научному значению и полноте выдвигается на первое же место. В памятниках дипломатических сношений в XVI веке с другими государствами, с Польшей, Англией, Швецией, Турцией, Крымом и др. имеется возможность дополнить еще более сношения с Ногайцами и выяснить их политическое и экономическое значение для Московского Государства. Этот материал в изобилии издан тем же Историческим Обществом.

Как дополнительные данные по этому же вопросу, но уже в масштабе значительно меньшем, встречаются отдельные грамоты в 1-м томе «Собрания Государственных грамот и договоров» (1819 г.), в «Актах Исторических» и «Актах Археографической экспедиции» (1836 г.). Но в этих собраниях встречаются уже только отрывочные материалы, характеризующие тот или иной момент русско-ногайских отношений. Немаловажные сведения имеются о ногайских татарах в сказаниях о России иностранцев-путешественников и представителей европейских правительств в XVI и XVII веках. Этот материал уже общеизвестный и наиболее полно использованный наукой. Из них особенно важны записки Герберштейна, Флетчера, Олеария, Рейтенфельса и др. Возможно, что в связи с развитием краеведения и, в частности, собирания и изучения исторических материалов прошлого, объем научных источников сильно пополнится; об этом свидетельствуют данные новых открытий в области и материальной культуры Поволжья и рукописных памятников. Теперь же в нашем вопросе мы можем констатировать весьма солидное достижение, а именно: произведены списки с материалов ногайско-русских отношений за всю первую половину XVI в. из дел упомянутого нами архива. Получив этот материал в его целом, и присоединив к нему все изданное ранее, мы уже в состоянии дать полный очерк русско-ногайских отношений в XVI в.

Эти отношения, однако, требуют большого обоснования с точки зрения выявления хозяйственного быта ногайских татар в XVI в. и их торговых связей как с Москвой, так и с другими государствами того времени. Тем более это важно, что существующая литература констатирует у ногайцев резко противоположные типы хозяйств — от кочевого в его первобытной стадии, до земледельческого. При данных современной науки об эволюции хозяйственных форм и при наличии всестороннего материала о ногайских татарах можно более точно и с большим весом дать характеристику хозяйственной жизни и быта ногайских татар в интересующую нас эпоху.

Материалы с большой очевидностью констатируют территорию кочевья, объекты торговли, на основании чего можно и создать вполне отчетливую картину хозяйственного быта и внести коррективы в научные выводы и построения не только старшего, но и последнего поколения исследователей.

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы богаты сведениями о родовом и социальном строе ногайских татар, об их быте и нравах. Родовой строй считается уже установленным и общепризнанным в нашей научной литературе. Но этого еще мало для историка. Он изучает родовые объединения, родовые группы и их взаимоотношения, особенно если это касается государственных объединений, эквивалентных родовым союзам. Чем детальнее освещается этот вопрос, тем ярче обрисовываются и взаимоотношения как социальные, так и политические. Научная литература, по примеру Перетятковича, устанавливает три главнейших родовых группы ногайских татар, из которых одна кочевала в районе северного Кавказа по р. Куме, другая — в районе Средней Азии и третья, главная группа, орда Шийдякова — в районе между Волгой и Уралом и отчасти в закаспийских степях. Эту же схему принимает и Гераклитов, изучавший вопрос в наше время.

Но анализируя документы только из архива б. Мин. Иностран. Дел, мы можем установить и более мелкие государственные объединения внутри хотя бы орды Шийдяка, как он именуется в материалах. Что особенно интересно, в среде этих мелких объединений мы наблюдаем достаточно организации и силы, чтобы временами препятствовать выполнению планов Шийдяка, и не иных каких-либо, а чисто военного характера, Москва очень чутко прислушивалась к ногайцам именно потому, что можно было извлекать большие выгоды в результате столкновений одних объединений с другими. Вот в этом-то фактическом материале и заключаются те богатые данные, которые могут многое выяснить и в вопросе о территориальном влиянии ногайских татар, и в вопросе об их родовых объединениях, что окажется чрезвычайно важным обстоятельством и для нашей основной темы о русско-ногайских отношениях в XVI в. Кроме того, в научной литературе чрезвычайно туманно и схематично освещается социальная структура. В этом вопросе исследователи приглашают большей частью к логическим умозаключениям по методу аналогии с более известными номадами или полуномадами, а иногда даже с Астраханским и Крымским ханствами. Конечно, некоторые черты сходства кое в чем имеются, но во всяком случае аналогий правильнее избегать, особенно в тех случаях, когда можно воспользоваться документальными данными, хотя бы это потребовало большого труда. В указанных нами материалах, особенно в посольских «памятях», несколько месяцев тому назад выкопированных из архивных дел, а также и в русско-ногайских грамотах, напечатанных в упомянутых томах «Продолжения Российской Вивлиофики» эта сторона дела выясняется довольно отчетливо. Московское правительство весьма точно учитывало, какую «честь» можно оказать тому или иному мурзе или «сыну» ногайского хана Шийдяка, а также и другим ханам, предусматривая в первую очередь ту роль, какую играло лицо в политической жизни орды. Вот эти-то указания и могут приподнять завесу над социальным строем ногайских татар: может быть, мы не сыщем в этих документах исчерпывающей терминологии, но социальное и политическое назначение различных группировок мы можем наметить вполне отчетливо. Наконец, скажем несколько слов относительно быта и нравов ногайских татар, проявившихся в процессе дипломатических и торговых сношений с Москвой. Как будто эта тема чрезвычайно далека от нашего объекта наблюдения и изучения, но, тем не менее, ее нельзя игнорировать, изучая эпоху XVI века в целом. Этикет приема послов, сопровождения их от одного пункта назначения к другому, обращение с ними и т. п., если хорошо изучены по отношению к Московскому Двору, то совершенно не анализированы по отношению к ногайцам. Всюду, где можно, исследователи отмечали случаи нападения и грабежа посольств с обеих сторон (Московской и Ногайской), которые происходили большей частью в результате нападения на посольство «лихих» людей, но в этих случаях необходимо учесть и такие, когда послам делали «лихо», грабеж и «посрамление» в ханской ставке. Взаимоотношения московского и ногайских правительств претерпели большие изменения в XVI веке, и те события, которые приходилось переживать послам, особенно московским, внушают большой интерес для характеристики самих взаимоотношений. Кроме того, поведение ногайских послов в Москве, даже в конце 40-х годов, например, когда был отправлен из Москвы в ногайскую орду пленник — царевич Дербыш, составляет чрезвычайную яркую страницу в истории быта и нравов ногайцев. Весьма интересны те методы, которые применялись ногайскими послами для достижения своих целей. Одним словом, для характеристики родовых и социальных взаимоотношений ногайских татар, а также и их нравов в ту эпоху, мы обладаем довольно богатым материалом.

Что касается внутренней истории ногайских татар и главным образом политической борьбы различных родовых союзов, а также внутри каждого союза, это в документах выявлено с большей последовательностью и точностью. О причинах этого мы указывали выше, следует только еще упомянуть о том, что внутренняя политическая борьба ногайцев нашла себе наиболее полное отражение в научной литературе; особенно много места уделяет этому Перетяткович в своем труде «Поволжье в XVI в.». Рознь и так называемые «междоусобия» внутри государственно-родового союза значительно сильнее выражены, чем в государстве феодальном. Но все же кроме причин, вытекающих из родовой структуры государственного объединения, борьбой внутри их руководят и иные причины, вытекающие из социально-экономических и политических взаимоотношений. Если это так, то мы можем констатировать, что на последние как на причину борьбы наша научная литература обращает внимание не вполне достаточное. Между тем источники обильны и такого рода сведениями. Борьба ногайских татар за влияние тех или других родовых союзов на правом побережье р. Волги, борьба мурз Юсуфа с Измаилом за Урал и Прикаспийские степи едва ли может быть выяснена на почве лишь родового антагонизма. Между тем этот вопрос крайне важный в истории ногайских татар в XVI в. и на нем должна остановиться современная наука, воспользовавшись уже и добытыми сведениями.

Только усвоив социально-экономические и политические взаимоотношения на протяжении трех четвертей XVI века, мы в состоянии будем дать и отчетливую картину и истории внешних сношений ногайских татар вообще и русско-ногайских сношений в частности. Источники дают возможность представить эволюцию политического господства и политического упадка ногайских татар в ряду всех окружавших ногайские кочевья государственных объединений. Сношения с Крымом, Астраханью, Бухарой, Персией, Казанью и Москвой с самого начала XVI века до 80-х годов в их различных видоизменениях и при резко противоположных сочетаниях государственно-политических группировок — все это отражается нашими источниками чрезвычайно ярко. Правда, научная литература очень много сделала ясным в этих внешних сношениях, особенно в трудах Перетятковича и Соловьева, но вследствие того, что они могут быть дополнены многими новыми фактами и к тому же в ином освещении, чем это мы видим в работах упомянутых ученых, в иной перспективе указанных нами взаимоотношений, работа над этими источниками является не только полезной, но и необходимой. Концепция, в которой уложены сведения о ногайских татарах у Перетятковича, завоевания и колонизации Среднего и Нижнего Поволжья, слишком узка, чтобы можно было уложить в нее те богатые сведения о ногайских татарах, которые находятся в источниках. То же самое можно сказать и про Соловьева, который приводил сведения о ногайцах лишь для понимания направления московской дипломатии в восточном вопросе и преимущественно в отношениях с Казанью, Астраханью и Крымом. Мы имеем в виду обратить внимание исследователей на вопрос в целом, т. е. на эволюцию взаимоотношений ногайских татар и Москвы, исходя от интересов не одного государственного объединения, а обоих; не только от политики одной Москвы, явившейся результатом определенных социально-экономических и политических взаимоотношений, но в равной мере и в той же ситуации и от ногайских татар. Такая постановка вопроса тем более своевременна и необходима, что в последнее время появляются научные исследования, на наш взгляд, не достаточно оценивающие роль и политическое влияние ногайских татар на политику не только Москвы и Казани, но Астрахани, Крыма, Бухары и даже Литвы в течение XVI века. Вот в общих чертах те мотивы, которые руководят нами поставить вопрос о русско-ногайских отношениях снова. Тем более это своевременно, что, благодаря заботам молодого ученого общества татароведения, мы получили списки с документов, совершенно не использованных нашей научной литературой и относящихся к первой половине XVI века (книги 1—3 из «Ногайских дел» 1-го отделения Государственного архива). Итак, взаимоотношения ногайских татар и Москвы мы можем, пользуясь этими документами, изучить и значительно глубже, вникая в эволюцию социально-экономических и политических взаимоотношений в среде ногайских татар и значительно шире, вникая во внешние сношения ногайцев со всеми окружающими их государствами. Помимо всего изложенного, эпоха XVI в. в истории не только ногайских, но астраханских и казанских татар чрезвычайно интересна и в том смысле, что она является временем упадка их могущества и политической самостоятельности, а также и эпохой высшего развития родовой и классово-политической борьбы, поскольку она мыслится для эпохи перехода к торжеству торгового капитала в тюркских государственных объединениях Среднего и Нижнего Поволжья.

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Обзор материалов русско-ногайских отношений в XVI век. Опубликовано в журнале «Вестник научного общества Татароведения» (Казань, 1925. № 1–2. С. 16–22)