Как вырубали сотни делянок леса чистопольского помещика князя Оболенского

VI. Остановимся вкратце на случаях захвата и порубки лесов и различных угодий (садов, мельниц и проч.). Не столь богатые по количеству, эти факты, а в особенности некоторые из них, заслуживают большого внимания, т.к. вскрывают те стороны классовых взаимоотношений, которые знать имеет большое значение для понимания общественных взаимоотношений и нарастания классовой борьбы в деревне между главнейшими классовыми группировками. В особенности характерен и богат сведениями длительный эпизод с порубкой более сотни делянок леса, принадлежащего чистопольскому крупному помещику князю Оболенскому.

11 июня Егоркинский волостной Комитет, именуемый в оригинале Съездом крестьянских депутатов, под председательством Ананьева, единогласно постановил: «оставшейся от надобностей экономии лес, в числе 132 делянок, распределить населению волости для топлива. Ввиду крайне высоких цен, предложенных владельцем экономии, постановили деньги за лес вносить в волостной Комитет со скидкой 50%. Деньги волостной Комитет должен вложить в уездное Казначейство или Сберегательную кассу до разрешения вопроса. Плату за лес произвести: 25% при начале рубки леса, а остальные — при получении провозного билета на вывозку леса. В случае недостачи леса — нарезать из делянок наряда 1917 г.».

Далее идет перечень сельских обществ и количество делянок, отведенных каждому из них.

• Ерянкино — 5 делянок
• Караульная Гора — 10 –"–
• М. Камышла — 3 –"–
• Ср. Камышла — 5 –"–
• Салдакаева — 3 –"–
• Тюрнясево — 11 –"–
• Вишневая Поляна — 10 –"–
• Чувашская Меньча — 5 –"–
• Бол. Аксумла — 10 –"–
• Якушкина — 15 –"–
• Абрыскино — 15 –"–
• Кривое Озеро — 15 –"–
• Степное Озеро — 30 –"–

Кроме того, постановлено: «в виду крайней нужды населения волости в обуви», произвести рубку лык по 100 шт. на каждый дом по 1 рублю за сотню. Селениям, имеющим свой лес, рубка лык не разрешалась. Лиц, имеющих рубить лыки для продажи, решено штрафовать на 25 рублей. Для наблюдения за рубкой лык на 15—17 июня постановили командировать членов Комитета Матвеева и Сальцина и одного милиционера.

Крестьяне немедленно приступили к работе, т.к. разрешение Лесохранительного комитета было выдано давно на рубку 172 делянок, о чем крестьяне прекрасно знали. «Заработал» и управляющий имением Неунылов. Он во все инстанции разослал бумаги, в которых изобразил самовольную порубку леса и крупные беспорядки в волости. Все учреждения пришли на помощь Оболенскому: телефонограммой были затребованы объяснения уездным Комиссаром, которому 29 июня и послан был ответ от волостного Комитета. Последний указывал, что «никакой самовольной порубки леса и беспорядков в волости не было», а продолжали рубить то, что начал сам помещик.

«Ввиду вырубки годного леса на распилку теса самой экономией в делянках остался только исключительно дровяной лес. Вол. Комитет вынужден был приступить к организованной рубке дров, дабы предупредить самовольную рубку леса отдельными лицами». Видя, что рубит лес сам помещик, что соседние помещики, волею или неволею, удовлетворяли крестьян лесом вовремя, а экономия Оболенского совершенно не хотела считаться с нуждой крестьян, последние были весьма недалеко от беспорядков. Мероприятия Комитета сделали свое дело и население успокоилось. Управляющий Неунылов пытался оттянуть рубку леса, но эта попытка была Комитетом устранена, т.к. она имела в виду оставить крестьян без дров, т.к. приближался сенокос и жнитво. Это тоже грозило беспорядками, но настойчивостью Комитета было устранено. А на рубку лык дал согласие и помощник управляющего имением.

Такого рода объяснение было дано уездному комиссару. Но все это касалось существа запроса. Комитет, исполнив это, решил присоединить сюда кое-что и от себя. И это «кое-что» чрезвычайно для нас существенное.

«Как видно из телефонограммы, сущность ее есть чистейшая провокация управляющего Неунылова, ввиду чего Комитет просит виновных привлечь к ответственности. Кроме того, управляющий Неунылов и кассир Александров, как коренные приверженцы старого режима, все время стараются какими бы то ни было путями внести в население волости смуту и раздор, а потому, как очень вредные элементы, должны быть удалены из волости, о чем Комитет просит уездного Комиссара ходатайствовать». Из всего изложенного довольно определенно обозначается крупное недовольство крестьян не только помещиками, но и их администрацией, которая принимала все меры к тому, чтобы обострить отношения с крестьянами возможно сильнее, а пользуясь беспорядками, при посредстве вооруженной силы, которая стянется в деревню на время беспорядков, укрепить свое сильно пошатнувшееся положение. Крестьянам же такие выступления, как Неунылова, открывали глаза все больше на никчемность всяческих переговоров с помещиками и необходимость уничтожить их до конца вместе с их приспешниками. Заключительные фразы ответа комиссару ничто иное, как первая ласточка, свидетельствующая в июне месяце если не приближение весны, то возможность полного разгрома помещичьих гнезд и изгнания их владельцев со всею прислугою.

Но не слишком ли много сказано на основании пасквиля управляющего и ответа на него Комитета? Ведь тут нет еще характеристики отношения к самому помещику, ротмистру конной гвардии князю С.А. Оболенскому. Если Комитет не говорил о нем 29 июня, то довольно подробно высказался через месяц, 28 июля, по поводу его личного «прошения», адресованного товарищу министра земледелия. Видимо, на основании сведений своего управляющего, присланных в г. Лугу, откуда послано было прошение, Оболенский писал, что в его имении крестьяне 1) снимают рабочих и военнопленных, удаляют служащих, сами снимают урожай, «циничность этого грабежа даже не прикрывают никакими постановлениями и лозунгами»; 2) рубят лес и лыки, «уничтожая громадные запасы молодняка»; 3) снизили цену хлеба при поставках на армию — «платить владельцам более 50 десятин только 1/3 твердой цены», 4) «сейчас же Вол. Комитет делает определенные шаги, чтобы взять все имение в свое полное распоряжение. Уже намечает кандидатов на разные должности. Прибавив к этому изложенное в первом моем прошении о разделе всей паровой земли, о назначении 1/4 платы за аренду земли и 1/12 за луга, о полном уничтожении всех покосов, о реквизиции полностью всего рабочего, рогатого скота и пр. еще добавлю, что все это хищничество не пошло в пользу и грозит серьезный недород и голод. Забранную землю еле обработали, фураж уничтожили». Так писал помещик Оболенский в двух своих «прошениях» товарищу министра.

Если бы в наших руках не было опровержений, можно было бы на основании помещичьих описаний заявить, что аграрная революция достигла высшей степени размаха в борьбе с помещиками. Но рядом с этим живописным документом дворянской лжи пришит к делу не менее живописный ответ на эту ложь.

Ответ был написан в августе месяце и отослан в Чистопольскую уездную земельную управу; гласил он следующее.

«Землевладелец Оболенский своими прошениями министрам старается обвинить революционные организации волости в незаконных действиях по отношению его имения.

«Пункт 1. Рабочих в экономии не снимали, а были сняты военнопленные 2 месяца тому назад по постановлению уездного Комитета в количестве 10 человек, которые и распределены по волости. Пленные сняты по той причине, что в экономии Оболенского была произведена реквизиция скота на нужды армии; пленных, согласно нормы, оказался излишек, и волостным Комитетом еще до организации земельного Комитета было постановлено лишних пленных снять. Ни один из служащих до настоящего времени из экономии не удален; уборка ржаного хлеба производилась средствами экономии под присмотрим особого доверенного лица, поставленного волостным [общест. безопасности] и земельным комитетами для предосторожности, ввиду упорно носившихся слухов о порче урожаев со стороны контрреволюционных помещиков. Молотьба ржаного хлеба производится также средствами экономии и под присмотром того же доверенного от Комитетов и протекает вполне правильно и нормально.

«Пункт 2. Лес вырублен согласно нормы, установленной Лесохранительным Комитетом и по постановлению волостного комитета, о чем известно уездному комиссару.

«Организованная выборка лык за плату, по мнению земельного Комитета, предохранила только от хищнического истребления большого количества молодняка, удовлетворив острую нужду в лыках населения волости, тем самым предохранив лесное хозяйство от дальнейшего истребления.

«Пункт 3. Платить третью часть твердой цены владельцам хлеба волостной Комитет никогда не постановлял, такого рода обвинение революционных организаций со стороны князя является плодом фантазии сиятельнейшего мозга.

«Пункт 4. Никаких определенных шагов к захвату имения Земельный комитет не предпринимает, зная декларации Временного правительства и министров внутренних и продовольственных дел. Раздел паровой и луговой земли произошел согласно нормы, установленной уездным Комитетом, точно также и плата за землю и луга. Что касается плохой обработки полей и уничтожения фуража — также является вымыслом землевладельца и горьким сожалением о днях минувших и невозвратных. Если же постановления уездного и волостного Комитетов о земле, лугах и лесе считать незаконными, то значит не признавать революционных организаций, а с ними и самой революции. Председатель Якимов. Член С. Гильмутдинов».

Короче говоря, словами ответа волостного Комитета по этому же поводу к уездному Комиссару, «все это — только провокация со стороны экономии, дабы внести смуту в народе и дать почву анархии». В имении все шло довольно спокойно, но опять-таки есть полное основание подчеркнуть, что создаваемые владельцем и его прикащиками отношения с крестьянами и Комитетом много говорили за то, что объективные и многочисленные условия к разгрому имений создавались довольно рано и по инициативе самих землевладельцев.

Действиями волостного Комитета иногда приостанавливалось хищническое истребление леса его владельцами.

29 августа Кощаковский вол. земельный Комитет рассматривал вопрос о незаконной порубке леса помещицей Л.П. Якоби в своей лесной даче. «Землевладелица Л.П. Якобий, несмотря на неоднократные заявления Комитета, как словесные, так и официальные, беспощадно продает лес и тем лицам, которые не имеют крайней нужды в этом». Так решительно и сурово записано потому, что Казанский лесохранительный комитет только 24 августа разрешил на 1917 год единовременную вырубку лишь 1/2 десятины. «Но, несмотря на это, [помещицей] продано Кощаковскому сельскому обществу единовременно на выруб на площади в 1 десятину за 200 рублей: кроме того, производятся отдельные вырубки не по площади, а по всему лесу: продажей уже уничтожено до 2000 корней наилучшего леса (дубья, липы и пр.)». Такое хищническое истребление и продажа леса дали мысль Комитету довести об этом до сведения уездного земельного Комитета и вынести постановление о привлечении помещицы «за хищническую порубку к законной ответственности». Конечно, в этом случае не столь большое значение имело стремление наказать помещицу, как устранить ее от распоряжения лесом и передать последний в руки волостного земельного Комитета. Во всяком случае, это имело решающее значение во всех действиях Комитета и крестьян против помещицы.

Приведем пример ликвидации старинных полукрепостнических отношений, тяжелым гнетом лежавших на крестьянских хозяйствах и обществах нашего края.

Моркинский вол. земельный Комитет Краснококшайского у. 10 сентября разбирал заявление помещицы Казем-Бек о том, что крестьяне с. Петровского производят порубку леса, ей принадлежащего, и доклад командированных членов Комитета на место происшествий. На заседании было доложено, что крестьяне пользуются лишь частью валежного леса для отопления, порубка же и продажа леса производится самой помещицей. По сведениям делегатов, крестьяне поступают со своей точки зрения совершенно правильно:

«Общество крестьян с. Петровского в свое время не получило устройства земельного быта, но, как видим из уставной грамоты, имеет право на наделение землей из этого имения до 400 десятин, каковое обстоятельство в 1911 году было подтверждено министерством и предложено Казан. губерн. присутствию приступить к составлению выкупного акта, но по разным бюрократическим закорючкам осуществлено не было: на основании вышеизложенных данных Петровское общество считает себя совладельцем указанного имения и, пользуясь частью сенокоса, выгоном и валежем, осуществляет лишь свое право». Перед таким фактом изжития «бюрократических закорючек», задерживавших крестьянские угодья в руках помещиков в течение почти 60 лет, волостной Комитет даже остановился и передал вопрос на разрешение Уездной земельной управы, этим самым подчеркивая свою солидарность с крестьянством, но и не желая превышать свои полномочия разрешением этого вопроса.

Захваты такого рода угодий, как фруктовые сады и мельницы, до июля месяца встречались довольно редко. Во всей массе архивного материала встретилась лишь одна июньская жалоба помещицы В. Викторовой на крестьян с. Кнутихи Чебоксарского уезда и волости, что они «намереваются поделить между собой» находящийся в ее пользовании сад. Это намерение, очевидно, всходило от самих крестьян, так как состав волостного комитета не решился санкционировать этого намерения, особенно после получения циркулярной бумаги из Чебоксар о том, что сад должен остаться у помещицы до Учредит. собрания. 24 июня инцидент был ликвидирован в пользу помещицы. В той же волости в июле месяце Кошкинский сельский комитет заявлял свои претензии на пользование двумя мельницами в деревне Б. Карачуры, принадлежащими помещику Кожевникову, которые последний сдавал в аренду в течение целого ряда лет. Архивные материалы молчат о реализации этих претензий, по-видимому, осуществить их тоже не удалось, но имеющиеся сведения вскрывают основную причину захватнических стремлений крестьян — аренду, и аренду кулацкого или ростовщического типа, так как эти угодья попадали если и крестьянам, то относившимся к группе деревенских кулаков-мироедов.

Более решительные действия наблюдаются в июле месяце в Посадско-Сотниковской волости Чебоксарского уезда.

3 июля решена была участь плодового сада в имении Добронравовой, в д. Ураковке. Волостной комитет постановил: «Ураковский плодовый сад сдать в арендное содержание на 1917 год гражданам дер. Ураковой С.Ф. Ковалеву и А.П. Павлову, предложившим наивысшую цену 160 руб., причем они обязаны выдать Добронравовой 5 пудов яблок, которые она имеет получить в Мариинском Посаде. Кроме сего охрана сада лежит на обязанности Ковалева и Павлова, причем отдельной платы со стороны комитета за окарауливание сада не полагается; охрана остального имущества Добронравовой возлагается тоже на Ковалева и Павлова безвозмездно; опись имущества Ковалев и Павлов должны получить от сельского комиссара. Луга, находящиеся в саду, отдаются испольным порядком ураковским гражданам, одна половина остается в пользовании граждан д. Ураковой, а остальная половина отдается под надзор Ковалева и Павлова, а корм этот идет для пропитания лошади и шести голов рогатого скота. В задаток за сад получено 20 рублей, а остальные 140 руб. — при начале съема яблок. Со стороны Вол. комитета не встречается препятствия, если гражд. Добронравова поставит в имении и своих караульщиков».

Распределив пашню Добронравовой и садовые луга между безземельными и малоземельными крестьянами в конце июня месяца, как видим, в начале июля взят был и сад, но попал он далеко не тем, к кому пошла земля. На торгах взяли перевес наиболее состоятельные мужички, на которых была возложена и ответственность за целость имущества помещицы. Волостной Комитет сумел в это время удовольствовать и зажиточные слои деревни, хотя и не обеспечил их неприкосновенность в будущем.

Эта неустойчивость проявилась в той же Посадско-Сотниковской волости в конце июля месяца. У нас нет сведений о гражданах дер. Ураковки, но есть о других. 23 июля волостной Комитет заносит в свой протокол: «До сведения волостного Комитета дошло, что граждане деревень Нерядовой, Демешкиной, Водолеевой, Пущиной чинят самосуд в экономиях над арендаторами плодовых садов, ломают изгороди, расхищают плоды и т.п. Находя такой порядок в будущем нежелательным, волостной Комитет для предупреждения «самочинных действий» вменил сельским Комиссарам в обязанность сообщать о лицах, «кои будут производить подобные безобразия». Чрезвычайно осторожная формулировка постановления в его распорядительной части выдает и Комитет и арендаторов с головой. Покончив первый напор на помещиков, деревня в июле же месяце выступает и против арендаторов садов, видимо, далеко не представлявших собой среднюю массу крестьянства, а наиболее зажиточную и даже кулацкую его часть. Комитет же, не выявляя не только симпатий, но и равнодушия к движению против арендаторов, хотя и стремится поставить себя на внеклассовую позицию, но неудачно. Постановление вполне отчетливо указывает на сочувствие Комитета именно тем, против кого выступила деревня.

По данным Главного управления милиции за июнь, июль и август в Казанском крае показано 66 захватов имений. А архив Земельной управы не дает почти ни одного случая их. Получается крупное противоречие в тех и других источниках и возникает вопрос: что нужно разуметь под захватом имения, читая материалы, опубликованные в книге «Крестьянское движение в 1917 году»? Когда читаешь такие сообщения, которые говорят, что «имение Обуховой самовольно захвачено местным волостным комитетом», то это еще не захват полностью всего имения, так как спустя некоторое время приходило другое сообщение о захвате Комитетом мельницы у той же Обуховой. Довольно определенно такое сообщение: «имение, принадлежащее Геркен, по сообщению управляющего, захвачено волостным комитетом». Но в том-то и беда, что таких сообщений по нашим подсчетам за июнь и август имеется всего четыре (!), а Управление милиции в своих статистических сводках указывает их за тот же период 43. В чем же дело? С одной стороны, в формальном подходе счетчиков Управления милиции; раз упоминается в сообщении захват имения, то он и шел в счет без всякой проверки сведений, которые были зачастую совершенно неправильными, особенно если они исходили от самих помещиков и их управляющих. С другой стороны, к захвату имения причислялся и частичный захват такового, как это видно из примера с имением Обуховой. Наконец к захвату же имения относилось и то, что квалифицируется на официальном языке «взятием на учет». Последнее и давало действительно крупную численность «захватов». Описи имений представлены в значительном количестве и в материалах губернской земельной Управы: эти описи, а местами происходившее вслед за ними удаление помещичьей администрации, и знаменовали собою захват имения в глазах помещика и его служащих. Но те же описи убеждают нас, что учет, произведенный летом земельными Комитетами, далеко не равновелик захвату имения в руки комитетов.

Описи имений Оболенского, Макарова, Молоствовых, Колсановой, Фигнер, Головни, Теренина, Плотникова и др., из которых мы приводим в таблице цифровые данные по четырем имениям, показывают состояние имения до революции и в момент описи и лишь в некоторых из них встречаются такие пометки, как в описи имения Теренина: «5 голов крупного рогатого скота и 59 лошадей можно раздать». Количественные изменения падают на пашню, луга и крупный скот, но нельзя убыль относить исключительно к захвату. Скот распродавался помещиками под всяким благовидным предлогом, а земля частью была в аренде от помещика, как это видно из описи хозяйства Теренина (в аренде находилось 425 дес.). Плотникова, Молоствовых и друг., а частью была захвачена крестьянами еще ранней весной. Подобные описи имений и взятие последних на учет земельными Комитетами в летние месяцы произведены были в сотнях имений; помещичье хозяйство после этого оставалось иногда даже у самого помещика, так что на захват в этом нет ничего похожего; комитеты лишь взяли на себя контроль, который осуществлялся к тому же очень слабо. Не игнорируя редкие случаи захвата имений мы должны констатировать, что самый распространенной и «организованной» формой вмешательства в «священные» права землевладельцев по отношению к имению в целом его виде было взятие на учет.

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Из истории крестьянских движений в Казанском крае в 1917 году. (Очерк третий по архивным материалам). Часть 3

Доклад, читанный в общем собрании Общества археологии, истории и этнографии 6 ноября 1927 года

Опубликовано в издании «Известия Общества археологии, истории и этнографии» (Казань, 1928. Т. 34. Вып. 1/2. С. 4–98)