Эльмира Калимуллина: «Ветер перемен» в каком-то смысле — как проект «Голос»

«Социальная дистанция — между мной и Абрамовичем»

— Эльмира, как у вас дела? Как вы воспринимаете введенные в Татарстане коронавирусные ограничения и как пандемия COVID-19 отражается на вас как на артисте?

— Прошлый год, когда в условиях самоизоляции мы вынуждены были сидеть дома, стал интересным опытом как для моей семейной, так и для творческой жизни. Когда закончились все концерты, поначалу было сложно даже поверить в то, что мы не в кинотеатре смотрим фильм про апокалипсис, а что все это происходит с нами в реальном времени. Мы старались поддерживать внутри себя состояние равновесия, потому что паника и всеобщая тревожность не могли пройти бесследно. С финансовой точки зрения было очень сложно — работы не было от слова «совсем».

— Сейчас нет ощущения дежавю? Понятно, что в Татарстане не введен полный локдаун, но ограничения серьезные…

— Да, серьезные. Уже даже страшно, но мы к этому начинаем потихоньку привыкать. Слово «ограничения» вызывает нервную почесуху, но все эти меры не беспочвенны и имеют под собой реальные основания. Но надо как-то держаться — вместе, но порознь…

— Да, лучше вместе, но на социальной дистанции.

— Как говорит мой друг Эльмир Низамов: «Социальная дистанция — между мной и Абрамовичем, а между нами — санитарная дистанция».

«Сольный концерт для меня — как приглашение дорогих гостей домой»

— У вас в ноябре ожидаются три сольных концерта в Альметьевске, Челнах и Казани. Как они будут проходить в коронавирусных реалиях и не боитесь ли вы их отмены?

— Я верю, что все три концерта состоятся. На данный момент у нас действует ограничение — 50-процентная заполняемость зала. Но как дальше будет складываться ситуация — никто не знает. Если останется такая динамика и нам разрешат 50-процентную заполняемость — будет здорово. Живые концерты, живое общение со зрителем ничто не может заменить.

— У вас за плечами многотысячные церемонии закрытия и Универсиады в Казани, и водного ЧМ. Такие стадионные выступления сильно отличаются от камерных концертов? Вам очень не хватает зрителя и такого масштаба в наших коронавирусных реалиях?

— У стадионных выступлений специфика немного другая. Одно из моих выступлений на открытом стадионе было в 2019 году, когда сборные России и Шотландии по футболу встречались в Лужниках, а я исполняла гимн Российской Федерации. Это немного другой уровень общения со зрителем. Когда люди приходят конкретно на твой сольный концерт, а тысячник у меня был в казанской «Пирамиде» несколько раз, — это более домашняя обстановка.

Сольный концерт для меня — как приглашение дорогих и долгожданных гостей домой. А я их встречаю как хозяйка — делюсь радостями и переживаниями, мы общаемся, и это совершенно другой уровень взаимодействия со зрителем. Для меня как для артиста очень важны сольные концерты. И даже если это 50-процентная заполняемость зала — мы решили, что будем проводить концерты в любом случае. Никто не знает, что будет завтра — нужно брать максимум от того, что мы имеем сейчас.

— Правду говорят, что для артиста общение со зрителем — сродни наркотику, от которого сложно отказаться?

— Наш современный мир становится более цифровым. Мы, к сожалению, все чаще переходим на онлайн-общение. И самым дорогим эквивалентом всего в мире будет живое общение друг с другом. И дело даже не в наркотике, а в ощущении, что ты — не один. Что ты можешь обмениваться информацией, энергией. Ничто не может заменить живое общение. Для артиста очень важно выходить на сцену и делиться вживую своими песнями — это совсем другой уровень вибраций. Не зря говорят, что музыка лечит душу, кому-то дает проплакаться, другим позволяет окунуться в приятные воспоминания. Это важно делать вживую! Это как хирург, который оперирует только вживую. Я за живое общение.

«Мы с Низамовым — близкие друзья, но работа есть работа»

— Без вопросов про Эльмира Низамова не обходится, наверное, ни одно ваше интервью. Вы как-то говорили, что с Низамовым вы как кармические брат и сестра. А непосвященные часто вас и вовсе женят. Как вы вообще познакомились и с чем связываете такую успешность вашего творческого тандема?

— Познакомились мы с ним в Казанской консерватории. Эльмир на год старше меня. Когда он выпускался, его дипломной работой был мюзикл «Алтын Казан». Оперная студия, в которую я ходила как студентка четвертого курса консерватории, участвовала в первом составе мюзикла. Наше знакомство началось именно с постановки именно этого мюзикла. Через какое-то время мы начали активно общаться. Для меня как для певицы было важным открытием, что у нас есть такой мелодист. Честно говоря, я не простраивала никаких стратегий. Пошла больше по наитию — мне нравились песни Низамова, и я начала их записывать. И наша дружба сформировалась именно на фоне работы.

— То есть вы сами начали записывать его песни?

— Когда я услышала музыку из «Алтын Казан», мне понравились несколько арий. Я даже не помню, кто из нас предложил первым записать что-то совместное… Первыми песнями, которые мы записали, стали «Рэхмэт сина» («Спасибо тебе») и «Мин ышанам сина, Казан» («Я верю в тебя, Казань»). Я помню, что мое первое предложение о финансовой составляющей — чтобы я выкупила его песню — было связано с «Мин ышанам сина, Казан». Я спросила, сколько это будет стоить. Эльмир ответил: «Вот станешь известной артисткой — тогда и поговорим».

— Поговорили в итоге?

— Да, когда в моей жизни случился проект «Голос». И я могу сказать так: несмотря на то, что мы с Эльмиром близкие друзья — работа есть работа. Я очень рада, что мы можем спокойно разговаривать на финансовые темы. Написание музыки — это его работа, его интеллектуальный труд, его песни делают меня как артиста, кормят меня и, дай бог, будут кормить всю мою долгую творческую жизнь.

У нас все как в поговорке: бизнес, основанный на дружбе, — плохой бизнес, но дружба, основанная на бизнесе, — хорошая дружба. Мы Эльмиром прошли огонь, воду и медные трубы, с ним можно легко пойти в разведку — он профессионал высочайшего уровня. Он сотрудничает с огромным количеством исполнителей, но просто так сошлись звезды, что у нас сложился какой-то свой бренд: «Эльмира и Эльмир».

— Поэтому вас многие женят…

— Это же проще всего. Что люди захотели придумать — то и придумали.

— Как вы все же объясняете себе, почему у вас сложился не только творческий тандем, но и настоящая дружба?

— Мне как певице нравятся его песни. Я люблю его музыку. Практически все песни, которые он мне предлагает, — попадают в точку. Он уже знает тональности, в которых мой голос раскрывается наиболее красиво. Я ему всецело доверяю как профессионалу, а он мне доверяет как певице. Просто прийти и записать песню — сейчас уже не работает. И он видит, насколько для меня важно продвижение песни.

Артиста делают песни, поэтому мне так важен хороший репертуар со смыслом, где я могу раскрыть свой диапазон.

Мы с Эльмиром общаемся практически каждый день и можем узнавать друг друга не только с профессиональной точки зрения. У нас есть общие вкусы в музыке, мы можем открывать новую музыку друг для друга. Мы — партнеры, коллеги и друзья. Все это сошлось. Мы друг другу говорим правду и в работе, и в жизни. Все у нас строится на доверии.

«Ветер перемен» был необходим как обновление крови»

— Можно сказать, что ваше отношение к фестивалю татарской песни «Узгэреш жиле» («Ветер перемен») изменилось с прошлого года, когда был показан мюзикл «Алтын Казан» Низамова, в котором вы тоже участвовали? Раньше вы неоднозначно высказывались о проекте…

— Сама идея проведения фестиваля «Ветер перемен» уникальна. Такой проект был необходим как обновление крови. Но зачастую что-то новое людьми воспринимается с агрессией. Песни, которые народ поет уже несколько десятилетий, услышать в какой-то новой интерпретации, — довольно сложно. Есть и момент ревности. Иногда, когда я слышу некоторые песни, тоже думаю: «Ой, а зачем так сделали? Мне бы хотелось услышать композицию по-другому». Я выступала лишь за то, что во всем должна быть мера.

Для меня «Узгэреш жиле» — фестиваль, который открыл потрясающего певца Ильнара Миранова. Он на 100 процентов влился в проект и смог реализовать себя в этом жанре.

Но никто не говорит, что «Ветер перемен» — пилюля от всех бед и что, благодаря этому проекту, мы сможем вырваться на новый уровень развития татарской песни. Один только «Ветер перемен», к сожалению, не сможет совершить революцию. Тут важна и работа зрителя. Если зритель не будет образовываться, не будет готов к чему-то новому, — то процесс будет очень затягиваться.

Я правда говорила, что какие-то моменты в фестивале мне непонятны, что мне хотелось бы еще большего развития фестиваля как промотура. То есть чтобы записанную для «Ветра перемен» песню можно было ротировать на радио. Но через какое-то время поняла, что «Ветер перемен» в каком-то смысле — как проект «Голос». Он открывает новые лица, новые голоса, дает возможность раскрыться артисту в новом жанре. А песни, которые остаются у него после фестиваля — он может легко использовать в своем репертуаре, в своих концертах. И уже задача самого артиста — дальше продвигать это творчество в массы. Раньше мне казалось, что было бы здорово помочь еще и с этим. Но каждый артист ответственен за то, что он делает: нужно самому брать быка за рога, брать свои песни и нести их на радио.

Что касается моего участия в «Ветре перемен» в составе «Алтын Казан», то узнала я об этом не сразу. Но это было прямо 100-процентное попадание, каким должен быть фестиваль «Ветер перемен» — в этом случае мы открыли совершенно новый жанр в татарской музыке. Это был настоящий прорыв. Огромное спасибо лично Рауфалю Сабировичу (Мухаметзянову, директору Татарского академического государственного театра оперы и балета им. М. Джалиля, на сцене которого проходит «Ветер перемен», — прим. ред.), что он рискнул и все получилось на ура.

— Что вы готовите для «Ветра перемен» в этом сезоне?

— В этом году лично для меня на проекте «Узгэреш жиле» важно показать песни, которые для меня написал Эльмир Низамов. Они будут представлены с интересной подачей. И я, и композитор, и оркестр, и директор активно участвовали в создании нового звучания. Но мне было важно сохранить основу, которая есть в песнях Эльмира. И для него это было очень важно. Честно признаюсь — процесс был непростым. Особенно это касается песни «Мин сине Ходайдан сорадым/Я вымолила тебя у Всевышнего». Эту песню я выпустила в 2018 году, сняла на нее клип и очень многим она полюбилась — ее поют на свадьбах, никахах. В процессе репетиций у нас шли творческие споры.

— К вам в итоге прислушались? Споры были вокруг аранжировки?

— Да, в плане музыкального звучания, оркестровки. Мы пришли к точному попаданию в новое звучание этой песни. Мы оставили все как есть, но сделали звучание еще более проникновенным. И для меня было важно участвовать в рабочем процессе. Это моя песня, мое лицо. А пускать на самотек: «Я вам доверяю — пусть будет, как будет», — это не мой вариант. Мне хотелось поучаствовать в процессе, и я рада, что услышали и меня. Все получилось очень красиво — надеюсь, зритель оценит.

И вторая песня, которую я представлю на «Ветре перемен» — «Танго обманутых женщин». Изначально она звучала на русском языке — слова написал Евгений Ксенофонтов, музыку — Эльмир. Изначально звучание мы придумали с моими музыкантами, песня прозвучала на моем сольном концерте в 2019 году. К этой песне не было вообще никаких вопросов — на фестивале она прозвучит ровно так же, как мы ее придумали по форме и оркестровке в 2019 году. Единственное — к фестивалю сделали перевод слов на татарский язык.

«Я очень люблю все, что из теста — это моя слабость»

— В Татарстане продолжается Год родных языков. Какие у вас отношения с татарским?

— Это мой родной язык. Я знаю его в совершенстве.

— Общаетесь ли вы дома на татарском?

— Я выросла в семье, где говорят на двух языках — русском и татарском. Всегда в нашем доме звучали оба языка. С мамой я иногда разговариваю на татарском, иногда — на русском. Нередко мой язык плавно переходит с русского на татарский и наоборот. Я свободно владею татарским, спокойно даю на нем интервью. Была в составе жюри телевизионного вокального проекта «Яңа йолдыз» («Новая звезда») — естественно, там все говорят на татарском.

Знаю не только первый смысл, но и всю глубину мыслей, которая есть в татарском языке. Для меня это важно. В тот момент, когда у меня началась просадка в языке в связи с большим количеством переездов и перелетов, я взяла с собой книжку на татарском, чтобы всегда оставаться в тонусе.

— Какую книжку?

— Я нашла свой учебник «Әдәбият» за 5-й класс. И с огромным интересом прочитала, какие-то произведения для себя заново открыла.

— Что-то из блюд татарской кухни сами готовите?

— Сейчас сама мало что готовлю из-за бешеного ритма и плотного графика. Но вообще я умею готовить практически все блюда из теста, кроме чак-чака и талкыш калеве, хотя бабушка с папиной стороны умопомрачительно готовила чак-чак. Умею готовить бэлиш, кыстыбый, эчпочмак, перемяч. Уже с 5 лет я сама резала лапшу — у меня были свои маленькая доска и ножичек.

— А покушать что любите из национальных блюд?

— Я вообще очень люблю татарскую национальную кухню. Наверное, это моя самая большая боль (смеется). Потом приходится физическими упражнениями приводить себя в форму. Я люблю и бэлиш, и губадию. Очень люблю кыстыбый. Вообще, я очень люблю все, что из теста — это моя слабость.

Продолжение следует