«Никто из врачей себе бы не простил, если бы не приехал»

«Это была борьба за жизнь»

Когда врачи ДРКБ получили информацию о том, что случилась трагедия и к ним везут детей, сразу же были оповещены все необходимые службы: приемный покой, станция переливания крови, реанимация, все ключевые отделения хирургического профиля, которые чаще всего встречаются с подобными ситуациями (абдоминальная хирургия, торакальная хирургия, травматология). Были развернуты семь операционных из 13, которыми располагает ДРКБ. Наготове были и дополнительные операционные. В приемное отделение начали стекаться хирурги со всей больницы. Меньше чем за 10 минут в больнице провели полную мобилизацию персонала и подготовку к приему пациентов.

Первого пострадавшего привезли около 10 часов утра. И это был крайне тяжелый пациент: мальчик с огнестрельным ранением в живот. Как рассказывает заведующий отделением анестезиологии и реаниматологии Георгий Когуашвили, он был уже в агонии, с переходом в клиническую смерть. Но его удалось вернуть на этот свет: провели сердечно-легочную реанимацию, интенсивную терапию. А после того, как состояние ребенка стабилизировали, семеро хирургов 6 часов его оперировали.

— Это была большая операция, массивная трансфузия, много препаратов, компонентов крови… Каждая секунда, каждая минута сопровождалась интенсивной терапией, подключением новых препаратов и методик. Это была борьба, ребенок действительно был между жизнью и смертью. И в этой борьбе мы победили, его удалось стабилизировать для дальнейшей транспортировки. Как и четверых других тяжелых пациентов, его впоследствии перевели в Москву, — говорит Когуашвили.

Михаил Поспелов, заместитель главного врача ДРКБ по хирургии, рассказывает:

— На операции у этого ребенка работали семь докторов — это были лучшие руки детских хирургов РТ. В их числе — например, профессор Морозов, главный внештатный детский хирург Казани. Так сложились в тот день обстоятельства, что у нас готовилась видеосъемка, посвященная подготовке к республиканскому конкурсу «Ак Чечеклер». В ней должен был участвовать и главный внештатный детский хирург РТ Владимир Филатов. И именно на 10 часов была запланирована съемка, так что эти врачи уже были здесь, у нас — они и отправились в операционную.

В крайне тяжелой ситуации ребенок был прооперирован и стабилизирован — благодаря напряженной командной работе врачей, его удалось подготовить к транспортировке в Москву.

«Работали как большое хирургическое братство»

А через несколько минут после первого пациента скорые начали стекаться к ДРКБ одна за другой. Был огромный наплыв пострадавших, все оказались в приемном покое практически одномоментно. Михаил Поспелов рассказывает:

— По мере поступления пациентов мы начали понимать, с какими травмами предстоит иметь дело. К нам были направлены коллеги из других больниц. Из РКБ дополнительно к нам выдвинулись травматологи и торакальные хирурги (мы всегда с ними тесно работаем), они были у нас в приемном покое и начали оказывать необходимую помощь уже через 10 минут. Все работали как единый большой организм. Как единое большое хирургическое братство. Травматологи из детской горбольницы №1 приехали к нам сразу же — мы вызвали их в качестве резерва, чтобы подключить в случае острой нехватки докторов.

Сразу же в отделении переливания крови был организован забор крови у доноров — приходило множество жителей города, желающих помочь. За первые несколько часов здесь сдали кровь больше сотни человек.

— Люди шли — и молодежь, и постарше. И мы выражаем им огромную благодарность за то, что они не пропустили мимо себя эту трагедию и откликнулись, чтобы помочь, — говорит Поспелов.

А в больницу продолжали стекаться доктора. Приехали и те, кто был в отпуске, и только что сменившиеся с дежурств врачи ДРКБ. Звонили из других клиник — реаниматолог Георгий Когуашвили говорит, что получил почти сотню звонков и сообщений от коллег с предложениями о помощи. Правда, ответить на большинство из них не смог — просто не до этого было. Зато теперь выражает искреннюю благодарность всем докторам, предложившим помочь.

Михаил Поспелов рассказывает:

— В тот день в стенах нашей клиники были задействованы больше 250 человек, которые оказывали помощь этим детям. Так что мы не можем сказать, что работала только ДРКБ — работал весь город, вся республика. И все были готовы к тому, чтобы экстренно приехать и помочь. Все мы были единым целым. И у нас была только одна цель в те страшные часы — спасти всех детей, не дать никому уйти.

И это удалось: вырвать из рук смерти удалось в тот день всех детей, которые поступили в больницу.

«Первой реакцией было: «Нет. Не может быть»

Заведующий хирургическим кабинетом приемного отделения ДРКБ Павел Климашов был на работе с 8 утра. На плечи хирургов этого отделения легла задача встречать пациентов, оказывать им неотложную помощь и распределять дальше — кого в операционную, кого реаниматологам, кого в перевязочную… Доктор рассказывает:

— Старшая медсестра приемного отделения сообщила: ожидается массовое поступление детей, предположительно после взрыва в школе. Это была первая, неуточненная информация, было примерно 9:40. И я не поверил, первой реакцией было: «Нет. Не может быть». Но буквально через минуту начали поступать новые звонки, и мы узнали, что в школе была стрельба.

По мере того как в приемном покое собирались хирурги из отделений ДРКБ и поспешившие на помощь их коллеги из РКБ, на месте формировались врачебные бригады. Каждая бригада сразу же концентрировалась на конкретном пациенте. По несколько хирургов работали в каждой операционной.

— Мы старались справляться, не паникуя. С таким мы еще никогда не сталкивались, ведь здесь огнестрельные ранения — крайне редкая ситуация. Но в тот момент рефлексировать было некогда: работа есть работа. Надо было действовать четко и точно, ведь детей везли без остановки, друг за другом.

Климашов рассказывает, как помогал детям с легкими ранениями — удалял дробь из мягких тканей спины и конечностей, обрабатывал раны, делал перевязки…

В тот день жертвам трагедии провели в ДРКБ восемь обширных многочасовых операций и семь менее масштабных. Обращались ребята в ДРКБ и вечером, и на следующий день после трагедии — с ушибами, с акустическими травмами после взрыва, с ранами мягких тканей рук и ног…

«Нам удалось стабилизировать всех пациентов, не дать им умереть»

Естественно, анестезиологи и реаниматологи были в эпицентре. Заведующий реанимацией ДРКБ (главный внештатный детский реаниматолог РТ) Георгий Когуашвили говорит:

— Мы столкнулись с нечеловеческой трагедией. Кроме первого ребенка, который приехал в состоянии агонии, были еще пятеро пациентов в очень тяжелом состоянии. Это были травмы различного характера, причем из них множество — сочетанные. Были переломы — в том числе и многооскольчатые — костей таза, позвоночника, конечностей. Были полостные повреждения — хирурги провели две торакатомии с резекциями легких. Были огнестрельные ранения дробью с повреждением целостности грудной клетки и легких. И если бы вовремя мы не провели необходимые мероприятия, это могло бы привести, к сожалению, только к одному исходу. Но все было сделано четко, своевременно. И этих детей удалось стабилизировать.

Доктора рассказывают об очень сложных, тяжелых и страшных повреждениях. Среди юных пациентов был ребенок с многооскольчатым переломом — выстрелом из дробовика ему перебило бедро. Его оперировали дважды из-за сосудистой недостаточности — а потом вместе с четверыми собратьями по несчастью транспортировали в Москву.

Михаил Поспелов рассказывает:

— Дети выпрыгивали и из окон первого этажа — и у них было больше резаных ран от оконного стекла. Очень тяжелые травмы получили те, кто выпрыгивали из окон верхних этажей. Тяжелее всех пришлось тем детишкам, кто первыми встретились на пути этого подонка. Но неважно, какие ранения получили дети — огнестрельные ли, порезы ли, мы относились к ним одинаково — это были дети, которых нужно было спасти. И нам удалось стабилизировать всех пациентов, не дать им умереть.

«В чем был, побежал в приемный покой»

Травматолог Ильдар Салахов в то утро завершил свое дежурство в ДРКБ и уехал. Но, едва добравшись домой, получил звонок из больницы — и помчался назад.

— В чем был, побежал в приемный покой, — рассказывает он. — Форму из отделения мне спустили потом. Страшное было утро, хотелось помочь всем одновременно. Мы приехали, когда детей уже привозили одного за другим. Была девочка с огнестрельными ранениями, а с ней — микрохирурги из РКБ, которые удаляли дробь. Потом привезли мальчика в крайне тяжелом состоянии, которого увезли в операционную с переломом бедра. Встретил девочку с огнестрельными ранениями в предплечье и повреждениями в легких — ею занимались торакальные хирурги. Потом была девочка с сильными болями в спине — у нее был и серьезный перелом позвоночника, и огнестрельное ранение. Ее уже шли оперировать наши нейрохирурги, но потом позвонили и сказали, что операцию все-таки решено проводить в Москве…

А сам Салахов занялся ребенком, который выпрыгнул из окна и был одним из немногих пациентов в то страшное утро, кто не получил огнестрельного ранения. У него был оскольчатый перелом бедра, перелом надколенника и резаные раны (в том числе и на голове). Поэтому в операционной им занимались одновременно и нейрохирурги, и лор-врачи, и сам Салахов — травматолог. Этого ребенка уже через день после операции перевели из реанимации в отделение травматологии, сейчас он продолжает лечение — доктор говорит, было сделано все, чтобы не осталось последствий.

«В детской травматологии огнестрельные ранения — крайне редкий случай»

Отвечая на вопрос о том, почему все-таки пятерых самых тяжелых пациентов перевели в московские клиники — ведь в Казани есть и блестящие хирурги, и современное оборудование — Михаил Поспелов объясняет:

— Все переведенные в ведущие федеральные клиники дети получили очень специфические, очень тяжелые травмы. Все они — с огнестрельными ранениями. Мы были уверены, что сможем справиться и на месте. Но все-таки наша республика с такими травмами в детском возрасте не сталкивается, у нас мало опыта лечения детей с огнестрельными ранениями. Так что вместе с коллегами из Москвы в итоге консилиума мы приняли решение: лучше передать их в руки федеральным клиникам, которые имеют специфический опыт работы именно с подобными ранениями. Они не специфичны для нашего региона, а в ведущих московских клиниках есть специалисты, которые умеют работать с огнестрельными травмами у детей. Так что мы коллегиально решили отправить пятерых детей, которые находились в очень тяжелом состоянии, в Москву, чтобы исключить все случайные факторы и обеспечить им максимальные шансы на выздоровление.

Ильдар Салахов солидарен с коллегой:

— В детской травматологии огнестрельные ранения — крайне редкий случай. Все же мы живем в мирной, цветущей республике. Диагностировать эти повреждения несложно — и КТ, и рентген показывают, где находится дробь. А вот опыта дальнейшего лечения у нас немного. Традиционно в медицине это ранения более старшего возраста.

Георгий Когуашвили рассказывает, что это было непростое решение, и особенно непросто было подготовить пациентов к транспортировке. В задачи реаниматологов входило максимально стабилизировать их состояние.

— Это было очень сложно — любая транспортировка для тяжелых пациентов чревата одномоментными осложнениями. Поэтому нам нужно было какое-то время, ресурсы, чтобы перевести детей на борт самолета. Каждого ребенка мы наблюдали в динамике, каждый шаг обговаривали с московскими коллегами. Отдельно обсуждали каждого: вся информация раскладывалась по полочкам, решалось, в какой клинике и как дальше с ним работать. С нашей стороны было сделано все, что можно было сделать здесь.

«Дети вели себя удивительно достойно»

Помимо того, что доктора вели борьбу за жизнь детей, сразу же началась и борьба за их психологическое состояние. Сразу же подключились к работе психологи ДРКБ, ведь одним из самых страшных последствий трагедии может оказаться психологическая травма выживших жертв. На это особенно обращает внимание Михаил Поспелов. Он отмечает удивительную стойкость маленьких пациентов:

— У них было шоковое состояние. Но хочу сказать, что практически все они были молодцы. Они старались не показывать ту боль, тот ужас, который переживали. Это все было страшно даже для нас, но дети вели себя удивительно достойно. Они настоящие герои. За эти минуты они пережили столько, сколько большинство из нас не переживет за всю жизнь. Понятно, что сейчас они будут требовать всесторонней поддержки и помощи, в том числе и психологической. Ведь осознание и понимание ситуации приходит позже. Так что все эти дети — я говорю не только про тех, кто прошел через нашу клинику, но и про всех остальных учеников гимназии — они под контролем. Ежедневно идут обзвоны, обходы, работают психологи, психиатры со всеми учениками гимназии №175. Важно не дать развиться посттравматическому синдрому, залечить не только их физические раны, но и душевные.

О том, что дети, попав в приемное отделение, вели себя «адекватно, стойко, мужественно», говорит и Павел Климашов. И травматолог Ильдар Салахов тоже отмечает:

— Детишки, которые были в сознании, отвечали на наши вопросы — мы спрашивали, где у них болит, чтобы определить характер повреждений. Помню девочку, которая говорила, что ей очень больно. Но никто не плакал, маму никто не звал. Слез от детей я не видел с самого начала. А вот впоследствии — да… Уже и у самих врачей слезы были, что уж тут о детях говорить? Но это было потом.

«Спасите наших детей»

Но большая бригада психологов и медсестер с успокоительным наготове, конечно же, дежурила в зоне, где были родители пациентов. Как с ними разговаривать — это был большой и сложный вопрос. Но у медиков ДРКБ на этот счет есть подробное руководство к действию.

Георгий Когуашвили, по специфике деятельности, не общался с маленькими пациентами — в реанимации были не те дети, кто находился в сознании. А вот с родителями общаться пришлось:

— В таких ситуациях, прежде всего, идет подключение психологов и психиатров. И это сложная работа. Мы видели среди родителей разную картину: были и истерики, и шок, и слезы, и оцепенение. И это понятно. Все по-разному воспринимают горе. Объединить это все в единую характеристику невозможно. Мы слышали фразы: «Спасите наших детей», «Как там они?»… Некоторые родители были дезориентированы, не совсем понимали ситуацию, и многим из них было невозможно объяснить полностью картину. Это сложный процесс, который имеет пошаговую структуру, с ними работали специалисты. А мы, врачи, только предоставляли информацию на текущий момент: «Идет операция, она направлена на то-то и то-то, какие осложнения возможны»…

Михаил Поспелов говорит:

— У родителей в первые минуты и часы, конечно, было шоковое состояние. Никто не мог подумать, что с их ребенком может такое случиться. Только спустя какое-то время они начали осознавать, понимать, что происходит. Без психологов и медсестер справиться с этим было бы сложно. Они на эмоциях даже пытались прорваться в помещения, где оказывали помощь детям. Это могло воспрепятствовать полноценному оказанию медицинской помощи. Поэтому в первый раз они увидели детей, когда те были уже прооперированы и стабилизированы.

«Я такого еще не видел, и не хочется больше этого видеть»

А как же сами врачи? В 2021 году, в мирном городе, в мирный день, принять два десятка расстрелянных детей в школьной форме — каково это? Все доктора, с которыми побеседовало «Реальное время», говорят: да, это немыслимая ситуация и страшная история. Но в первую очередь перед ними стояла задача: спасти всех.

О личном героизме медперсонала ДРКБ говорит еще один факт: здесь есть доктор, который в то утро забрал из ада в 175-й гимназии своего ребенка. А потом приехал в ДРКБ и спасал жизни маленьких пациентов. А среди тех 13 детей, которые с того страшного утра лежат в ДРКБ, есть ребенок еще одного сотрудника больницы.

Реаниматолог Георгий Когуашвили:

— Мы все пережили страшную трагедию. Ужас в глазах коллег при массовом поступлении детей в то утро, конечно, был. Но все службы ДРКБ, весь коллектив сработал четко, аккуратно, выполняя все пошагово. В моменте рефлексировать некогда. Когда работаешь, ты делаешь это механически, просто потому что ты должен. Эмоции сюда пускать нельзя. А вот потом, когда все заканчивается — накатывает волна переживания и на тебя. Неприятное ощущение сохраняется и потом. Психологи к нам тоже приходили — но многие из нас сами стали себе психологами. За себя могу сказать, что мне помогает общение с коллегами в своем отделении. Все это нужно обязательно проговорить, не держать в себе. Иначе не справиться.

Хирург Михаил Поспелов:

— Мы понимали: это дети, которых во что бы то ни стало надо спасти. И мы работали все как один большой механизм. А все переживания были уже потом. Я очень надеюсь, что все наши пациенты — и те, кто в стационаре, и те, кто наблюдаются амбулаторно, и те, кого увезли в Москву — восстановятся. Теперь надо жить дальше. Нельзя допускать паники.

Хирург Павел Климашов:

— Когда мы работали — была собранность, сконцентрированность. Никакой паники, никакой суеты. Мы делали свою работу, хотя доктора столкнулись с совершенно неожиданной бедой. Но времени на раскачку не было, ахать и охать было некогда. Все эмоции были потом, когда мы сделали все, что смогли. Шок, неверие, ужас. Опустошение, недоумение, усталость…

Травматолог Ильдар Салахов:

— Я такого еще не видел, и не хочется больше этого видеть. Мы работали все, никто не остался в стороне. Думаю, никто из врачей себе бы не простил, если бы не приехал…