Игорь Шпиленок: «Фотографировать природу нужно так, чтобы люди захотели ее сохранить»

«В центральной России мы возвращаем зубра в дикую естественную среду»

— Игорь Петрович, какие российские заповедники вы бы порекомендовали посетить?

— Я могу рассказать о своих любимых заповедниках. Это, естественно, Кроноцкий заповедник на Камчатском полуострове. Я туда приезжал и как фотограф, и как волонтер. Самый любимый мой заповедник — «Брянский лес», где я работаю уже больше 30 лет. Сейчас я там работаю инспектором на 1/8 часть ставки, получаю за это 1,5 тысячи рублей. Если попадутся браконьеры, то у меня есть полномочия их задержать.

Кавказский заповедник — потрясающее место. В нем есть десятки оборудованных экологических троп для экотуристов.

Прекрасные места есть и рядом с большими городами, например, с Москвой. Можно выехать просто на выходные, например, в «Калужские засеки». Там в зимнее время гарантированно можно увидеть крупных животных, в том числе зубра.

— А среди национальных парков какие можете выделить?

— Потрясающий национальный парк — Кенозерский в Архангельской области. Им руководят замечательные люди, энтузиасты заповедного дела. Много лет директором национального парка является Елена Шатковская. Она лауреат Государственной премии Российской Федерации 2018 года и единственный титулованный человек среди деятелей заповедного дела. Я очень рекомендую побывать там, в парке замечательно сохранилась не только природа, но и историческое и бытовое наследие — северные дома, десятки часовен и храмов. И это все живое, не музейное. В часовнях молятся. Люди восстанавливают клубы. Парк сумел вдохнуть жизнь в умирающие северные деревни.

Деревни за пределами парка продолжают умирать, но на территории парка они развиваются. Там обязан побывать любой человек, который интересуется заповедными местами России. И добраться туда просто, я езжу на машине.

Очень люблю национальный парк «Югыд ва» в республике Коми, в бассейне реки Печоры. Этот парк охраняет самые большие девственные леса в Европе. Посетители парка обычно сплавляются по рекам, порой неделями не встречая людей. Прошлой осенью я проплыл 400 км по реке Щугор и видел много животных, прекрасные первозданные леса.

— Изначально заповедники создавались с целью охраны природы. Сегодня эта задача такая же первостепенная, или туристическая повестка выходит на первый план?

— Тут надо вспомнить историю. Как территория России стала такой, какой мы ее сейчас знаем, вплоть до Тихого океана? Россия покоряла Сибирь, чтобы в качестве налога брать с местного населения мех соболя. Мех соболя для России был тем же, чем сейчас является нефть и прочие углеводороды. Но в XX веке соболь был почти истреблен. Это было накануне Первой мировой войны, Россия нуждалась в валюте, и были предприняты очень серьезные меры: созданы первые заповедники для сохранения соболя, например, Баргузинский заповедник. И эти заповедники блестяще справились со своей задачей. Соболь в Сибири сбережен.

Точно так же чуть позже исчез европейский бобр. Несколько колоний бобров осталось в Воронежской области, и там в 1927 году был создан Воронежский заповедник. И он тоже блестяще справился с задачей, уже перед войной бобру ничего не грозило. Сейчас бобры чуть ли не вредители, им ничего не угрожает, и это все благодаря заповеднику.

Нынешнее, мое поколение сотрудников заповедников занимается такими же амбициозными задачами. Например, когда Советский Союз распался, специалисты обнаружили, что все очаги обитания диких зубров оказались на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, а в России они жили только в тех районах, где шла война — в Чечне, Северной Осетии. Да и там они исчезли в 90-х годах, в начале 2000-х. С тех пор в центральной России, в Орловской, Брянской, Калужской и Смоленской областях мы возвращаем зубра в дикую естественную среду. Это очень успешный проект, зубр стал обычным зверем среднерусских лесов. Его даже проще увидеть в заповедниках, чем оленя, косулю, лося.

— Каких еще зверей спасают сейчас в российских заповедниках?

— На Дальнем Востоке достаточно успешно идет программа по спасению дальневосточного леопарда. Специально создан огромный национальный парк «Земля леопарда», раньше там был заповедник «Кедровая падь», теперь его окружает достаточно большая федеральная особо охраняемая природная территория.

В Кавказском заповеднике пытаются восстановить, но пока не очень удачно, описанного в поэме Лермонтова «Мцыри» переднеазиатского леопарда. В ряде заповедников охраняется выхухоль. Русская выхухоль живет только в России и на Украине, поэтому на наших странах особая ответственность.

Это интересная, ответственная и насыщенная работа. И люди, которые занимаются такой работой, пытаются привлечь на свою сторону как можно больше союзников, в том числе экологических туристов. Если дело поставить правильно, то, показывая животных, можно привлекать людей и вместе с ними материальные ресурсы.

Пример Кенозерского парка, о котором я говорил выше, показателен: там деревни научились жить с помощью познавательного, сельского туризма. У этих деревень открылось второе дыхание.

«Нашими глазами люди видят природу»

— По некоторым опросам в интернете, Карелия побеждает как самое популярное направление для экотуризма в России. Что вы можете сказать об этих местах?

— Я знаю, как организуются такого рода голосования, когда побеждают заповедники из Кавказских республик, потому что главы этих республик велят строго своим жителям голосовать через СМС и другими способами.

Но Карелия это замечательное место. Это изумительные ландшафты, это территория бывшего ледника, ее называют страной тысячи озер. Я нисколько не удивлюсь, что это лучшая территория для туризма. Я вообще люблю северную Россию: Карелию, Архангельскую область, Коми.

В Карелии есть несколько очень крупных природоохранных территорий. Самая крупная из них — Водлозерский национальный парк, где охраняются большие участки первозданных лесов. Карелия находится на удобных транспортных путях, не так далеко огромный город Санкт-Петербург. Если уж я не ленюсь из Брянской области ездить в Карелию, то представляете, насколько легко добраться туда жителям Петербурга.

Еще один из национальных парков, который произвел на меня очень большое впечатление, это как раз Северная Карелия, национальный парк Паанаярви на границе с Финляндией. Мудрые люди руководят этим парком. На будущий год у них, кажется, уже забронированы все избушки на территории озер.

Но и соседний Кольский полуостров ничем не хуже, там тоже есть замечательные заповедники. Один Лапландский заповедник чего стоит, который не так далеко от Карелии. Кандалакшский заповедник на островах на Белом море очень интересен.

— Многие сейчас имеют фотоаппараты и хотят при посещении заповедника сделать красивые кадры. Можете дать несколько советов любителям?

— В первую очередь нужно позаботиться о том, чтобы не нанести вреда тому, что мы фотографируем. Не оставить за собой любых следов. Снимать максимально щадящим способом. Иным способом, в общем-то, сотрудники заповедника вам и не дадут снимать.

Во-вторых, надо снимать не красиво, а так, чтобы люди поняли, как это здорово, и захотели сохранить природу.

Фотографы диких мест Земли — своего рода послы природы в мегаполисах. Нашими глазами люди видят природу. Причем важно вдохновить разных людей — и тех, кто принимает решения по природопользованию, и тех, кто просто посещает заповедники как турист. Мне кажется, у природной фотографии есть серьезная миссия.

— Вы обучаете этому людей?

— Иногда я выступаю онлайн, чаще на больших фестивалях — например, «Первозданная Россия», «Золотая черепаха». Рассказываю о том, что фотограф может сделать для охраны природы. Не как сделать фотографию, которая восхищает людей своей красотой, но как сделать те фотографии, которые людей призывают к охране природы. Иногда для особо мотивированных людей я провожу обучение в заповеднике «Брянский лес» вместе с авторскими экскурсиями. Обычно это индивидуальные занятия, не больше двух-трех человек сразу.

Сейчас на Камчатке работает школа защитников природы, молодежь учится, как правильно помогать заповедникам. Это люди, которые в будущем будут работать в заповедниках. И только вчера я читал им лекцию о том, как человек с помощью фотографии может добиться природоохранного результата. Ведь известны случаи, когда именно благодаря фотографам создавались заповедники, национальные парки. Потому что люди смогли показать так природу какой-то местности, что правительство решило, что это надо сохранить. Благодаря фотографам разрешались экологические проблемы.

— Например?

— В Арктике есть проблема с мусором, как правило, военным. После того как известный фотограф Сергей Горшков опубликовал фотоочерки об огромных завалах мусора на бывших военных базах острова Врангеля, государство начало выделять средства на очистку арктических территорий. И таких историй много.

Есть и обратные истории. Один известный кинорежиссер снимал дикую природу. Он особо не заморачивался: чтобы снять живого бобра, он прибивал его гвоздем за хвост к нужному месту, и все. Поэтому снимать можно по-разному: фотографией можно разрушать природу, а можно менять отношение людей к природе.

«Собственник самого крупного лесопромышленного предприятия живет в Западной Европе, а грабит Россию»

— Какие проблемы природы сейчас, на ваш взгляд, заслуживают особого внимания? И как в этом могут поучаствовать фотографы?

— В России сейчас очень быстро истребляются первозданные леса, то есть леса, которые никогда не рубили. Если раньше Россия была мощной лесной державой, то сейчас уже нет.

За последние 20 лет вырублена большая часть Сибири. Новые технологии позволяют делать это очень быстро и практически незаметно. Мы об этом узнаем только по космическим снимкам. Кроме того, сейчас очень благоприятная пора для инвестирования в этот бизнес.

И у нас происходят так называемые пионерные рубки, когда люди не заботятся о будущем, а просто вырубают то, что уже созрело в удаленных местах, за сотни километров от населенных пунктов. И никто не знает масштабы этого бедствия.

Я сейчас сам этим занимаюсь и считаю, что это замечательная тема для других фотографов разных регионов. Бороться за то, чтобы сохранялось максимальное количество первозданных лесов, создавать там заказники, заповедники, национальные парки. Чтобы лес был общенациональным достоянием, а не нескольких человек, которые оказались ближе к власти. Ведь многие из них даже не живут в России, собственник самого крупного лесопромышленного предприятия живет в Западной Европе, а грабит Россию.

Это важно показывать. Об этом люди мало задумываются. Я сейчас делаю экспедиции по таким местам, как правило, это окраина нашей страны. В Московской и соседних областях девственных лесов просто нет. Приходится ездить в Архангельскую область, Коми, на Дальний Восток. Раньше были обширные леса в Южной Сибири вокруг Байкала, но теперь все оттуда уходит в Китай. Я в этом году ездил снимать в Хакасию первозданные кедровники. Леса там еще настолько дикие, что семья Лыковых сумела 40 лет прятаться в них от цивилизации. Я снимал их избушки под старыми деревьями.

— В каком состоянии сейчас находится заповедное дело в России?

— Заповедное дело — это уже отрасль народного хозяйства. В ней работают 10 тысяч человек. Но все равно люди мало знают об этом. И поддержка еще не та. В заповедниках нищенская зарплата. Рядовой инспектор с высшим образованием получает 17—18 тысяч рублей. Поэтому много проблем с кадрами.

Государство никогда не стояло лицом к заповедникам, и сейчас никто о них не заботится. Да, заповедное дело развивается, но благодаря труду энтузиастов, подвижников, которые искренне любят природу. А так отрасль влачит нищенское существование.

И самая большая угроза для заповедного дела сейчас — это очень слабое государственное управление, отсутствие государственной политики в этой области. У нас нет правительственного органа, который управлял бы четко этой сферой. В тех странах, где заповедное дело поставлено хорошо, есть компактный правительственный орган, который занимается этими территориями. Например, в США и в Южно-Африканской Республике это Службы национальных парков. В нашей стране лучшее время для заповедников было в 1930—40-е годы, когда существовал Комитет по заповедникам при Совете министров РСФСР, потом его расформировали. Сейчас заповедники находятся под «управлением» Министерства природных ресурсов и экологии. Это Министерство природных ресурсов и экологии — многоголовая гидра, которая занимается всем. И на фоне мусорных проблем этому монстру сейчас не до заповедников.

Это одна из проблем и угроз на протяжении последних десятилетий — очень плохое, низкокачественное, некомпетентное государственное управление.

— Расскажите об одном из своих самых интересных проектов.

— Самая большая моя экспедиция длилась 4 года. Я сделал из военного грузовика дом на колесах и уехал Камчатку. Как раз было столетие заповедного дела. И вот я ехал, рассказывал о наших заповедниках, о том, какими они стали за 100 лет, какие люди там работают, какие ландшафты сменяются, какие природоохранные мероприятия проводятся. Ехал год до Камчатки, год обратно, и 2 года по Камчатке. Получился огромный четырехлетний проект, проповедующий заповедное дело. Это расстояние — треть земного шара, девять часовых полюсов — я преодолел сухопутным путем неспешно. Сейчас я пишу об этом путешествии книги, два тома книги «Сто заповедных лет» уже вышли. Сейчас работаю над третьим томом.

Следующий природоохранный проект — это первозданные леса, о которых я уже сказал. Спасти как можно больше последних наших нетронутых лесов.