Зашла в НКВД на час, а осталась на 18 лет

До ареста

Евгения Гинзбург родилась 20 декабря 1904 года в Москве в еврейской семье. Ее отец Соломон Натанович и мать Ревекка Марковна были владельцами аптекарского магазина. В 1909 году семья переехала в Казань, где открыла новую аптеку. Это был шаг, определивший дальнейшую жизнь Евгении. Казань начала XX века — город студентов, ярмарок и революционных идей — оказала мощное влияние на юную Женю. «Булачная ярмарка была одним из ярких воспоминаний детства. Запах медовых пряников, острый вкус татарского лакомства «хальвушки», свежесть майского ветра с Казанки», — вспоминала она позднее.

Евгения училась в женской гимназии, затем в обычной школе. Уже тогда она проявляла интерес к литературе и истории. В 1920 году Гинзбург поступила на факультет общественных наук Казанского университета, но вскоре перешла в Восточный педагогический институт. В 1924 году получила диплом по специальности «история» и начала преподавательскую деятельность.

Казань тех лет была центром культурной жизни, и Евгения активно участвовала в ее бурлящем потоке. Она преподавала в экспериментальной школе, Татарском коммунистическом университете и на тюркско-татарском рабфаке. В эти годы Евгения Гинзбург написала повесть «Так начиналось... Записки учительницы», где описала свои будни преподавания. Евгения также любила театр и кружки по интересам. Ее описания досуга того времени — настоящая энциклопедия повседневной жизни. «Ташаяк, весенняя ярмарка на Булаке, — это было волшебство! Афиша вещала: «Женщина-паук!»

В 20 лет Евгения познакомилась с врачом Дмитрием Федоровым, вышла за него замуж и в 1926 году родила сына Алексея. Однако брак быстро распался. Вторым мужем Евгении стал партийный работник Павел Аксенов, которого вскоре избрали председателем Казанского горисполкома. В 1932 году у них родился сын Василий, в будущем — известный писатель. Они жили большой семьей в Доме работников науки и техники на улице Комлева (теперь улица Муштари, 22). Дом был не просто жильем: «Там были зал на 150 мест, библиотека, бильярдная и буфет», — вспоминала Евгения.

О казанском периоде жизни Василия Аксенова читайте здесь.

Евгения совмещала семейную жизнь с интенсивной работой: руководила русским отделом Союза писателей, преподавала историю в Казанском университете и редактировала газету «Красная Татария». Но атмосфера в редакции была сложной. В 1935 году Евгению обвинили в том, что она не разоблачила троцкиста Николая Эльвова. Ее исключили из партии и отстранили от преподавания. «Я всю жизнь или училась, или учила других. А теперь я одна, отверженная», — писала она. В 1936 году политическая ситуация продолжала ухудшаться. Первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) резко отозвался о Гинзбург: «Дерзкая, гордая, бестактная, неуважительно относится к руководящим товарищам». Это стало сигналом к началу травли.

Звонок, который изменил все

В феврале 1937 года 32-летняя профессор и журналистка Евгения Гинзбург наслаждалась обычной мирной жизнью в Казани, пока телефонный звонок не нарушил ее спокойствие. Следователь НКВД Веверс сказал, что ей нужно всего лишь на час зайти для «получения сведений» по делу Эльвова, ее коллеги и преподавателя. В тот момент Гинзбург не подозревала, что этот звонок — начало ее долгого пути через ужасы репрессий.

Слова следователя прозвучали, как предвестие неизбежной беды: «Ко мне можно зайти на сорок минут», — вспоминала Гинзбург. Этот визит навсегда изменит ее жизнь. Вскоре Евгению заподозрят в связях с контрреволюционерами, обвинят в троцкизме, а фактически — обрушат на нее систему террора, в которой личность теряется, а ее судьба становится лишь цифрой в протоколе допроса.

Вспоминая эту встречу, Гинзбург описывала, как ее коллега, профессор Николай Эльвов, предостерегал ее: «Вы не понимаете момента. Вам будет труднее, чем мне». Через несколько месяцев, в ходе партийного собрания, Гинзбург обвинили в том, что она не разоблачила Эльвова, который был осужден за критику Сталина.

Месяцы, предшествующие аресту, для Евгении стали адом. Она описывала тот период как «самое ужасное» в своей жизни. Каждое утро было наполнено отчаянием. Ожидание ареста становилось невыносимым. «Преследовала настойчивая мысль о самоубийстве», — признавалась она. Этот кризис был только первым шагом на пути, полном боли и страха, по которому ей предстоит пройти.

«Не признаю своей вины»

Когда 15 февраля 1937 года Гинзбург пришла в здание НКВД на Черном озере, она уже знала, что ее арестуют. «Прощайте, Вася», — сказала она своей няне, когда оставляла ей сына. Здание НКВД на Черном озере было для Евгении тем местом, которое будет преследовать ее память долгие годы. В тюрьме Гинзбург задавали вопросы, которые не имели смысла, и продолжали изнурять ее бесконечными допросами. В протоколах допросов можно найти лишь одно — категоричное отрицание вины. Она заявила: «Не признаю, никакой троцкистской борьбы с партией я не вела».

Допросы в Казани сменялись тюремными камерами. В одной из них она встретила своего старого знакомого, аспиранта Рема Медведева, арестованного позже. Он произнес фразу, которая потрясла ее: «Спроси лучше, кто не взят». Ситуация в НКВД была такой, что арестовывали всех подряд. В тюрьме на Красина она стала свидетелем страшного закона: «Чем грязнее тюрьма, чем хуже кормят, чем грубее охрана — тем меньше непосредственной опасности для жизни». Понимание того, что пытки и насилие в тюрьмах — это естественная часть системы, дало Гинзбург стойкость, которую не сломить.

Однако самой страшной частью заключения стал московский изолятор Лефортово, куда ее привезли в середине 1937 года. В этом ужасном месте Евгении вынесли приговор: десять лет заключения и пять лет поражения в правах. Несмотря на то что, согласно законам того времени, такой приговор означал смерть, Евгения восприняла его как чудо, поскольку статья, по которой ее обвиняли, могла легко привести к расстрелу.

Очень «Крутой маршрут»

«Крутой маршрут» — это хроника времен культа личности, рассказ о жизни в лагере и пытливый взгляд на то, как система разрушала человеческие судьбы. Сама Гинзбург дала такую жанровую характеристику своей книге: «Это не роман и не какой-либо другой жанр, это — исполненное боли эхо нашего недавнего прошлого». Книга Гинзбург не просто документирует ужасы ГУЛАГа. Она передает детальную картину жизни, с которой столкнулись тысячи женщин.

В лагере находились целые женские отделения, где одновременно содержалось несколько тысяч женщин. Евгения Гинзбург, находясь в этих условиях, делала все возможное, чтобы не только выжить, но и донести правду о том, что происходило в тех местах. Она обратилась к литературе, надеясь, что однажды, в будущем, кто-то из хороших людей — «настоящих коммунистов» — будет готов выслушать ее рассказ. Гинзбург решила, что «обязательно нужно все запомнить», понимая, насколько важно сохранить каждую деталь о тех жестоких годах.

Евгения оказалась в Магадане, а затем и в Эльгене, где находился один из крупнейших лагерей для женщин. Она работала воспитателем в детском доме, где жили дети, рожденные арестантками. Один из самых сильных моментов в ее воспоминаниях — это воспоминания именно о детях. «Их нельзя забыть, эльгенских детей. Когда вспоминаешь плоский, серый, подернутый тоской небытия пейзаж Эльгена, то самым немыслимым, самым сатанинским измышлением кажутся в нем именно эти бараки», — писала Гинзбург.

Когда Гинзбург завершила написание своей автобиографической книги в начале 1960-х годов, она была полна надежд на то, что найдет своего читателя. В 1962 году Евгения отправила рукопись в два авторитетных журнала — «Новый мир» и «Юность». Несмотря на положительные отклики со стороны литературных критиков, в том числе от таких великих имен, как Александр Аникст, Илья Эренбург и Константин Паустовский, публикации не последовало. Увы, цензура сыграла свою роль. К 1966 году Евгения Гинзбург поняла, что надежды на публикацию в Советском Союзе все исчезают, и стала искать пути для выхода книги за рубежом.

Несмотря на неудачи с официальной публикацией, Гинзбург не оставляла надежды на то, что ее книга когда-нибудь будет издана в СССР. Однако в условиях постоянных отказов и угрозы нового ареста она решилась на крайние меры. В 1965 году, опасаясь за свою жизнь, Гинзбург уничтожила более смягченные версии рукописи и начала работу над более жесткой, по сути, политической версией книги, которая в итоге обрела свое распространение в самиздате. В 1967 году рукопись без ведома автора была отправлена за границу.

Первая публикация романа «Крутой маршрут» состоялась не в Советском Союзе, а в Италии в 1967 году, в издательстве Mondadori, в неполном и неотредактированном виде. «Полное отчуждение произведения от его автора!» — сокрушалась Гинзбург позже, признавая, что публикация в итальянском издании не соответствовала ее замыслам. Книга выходила и в других европейских странах, а также в США, но из-за недостаточной редакторской работы автор чувствовала, что ее произведение оказалось «по ту сторону» от первоначального посыла.

Это была версия, которую Гинзбург признала утерянной и измененной, не совпавшей с первоначальным замыслом. Она горько жалела, что в опубликованной версии остались подлинные имена людей, о которых шла речь, а это в случае расплаты могло привести к последствиям.

Первым официальным изданием «Крутого маршрута» в Советском Союзе стала публикация в рижском журнале «Даугава» в 1988 году. Интересно, что для оформления обложки был использован плакат Юриса Димитерса, изображавший «1937 год». Полная версия книги в итоге вышла в той же Риге только в 1989 году. Более чем через 10 лет после смерти Евгении Гинзбург. Она умерла 25 мая 1977 года, но ее произведение не только обрело свою читательскую аудиторию, но и продолжает оставаться важным документом истории.

Издательство: «Азбука»
Количество страниц: 704
Год: 2024
Возрастное ограничение: 16+

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком» и основательница первого книжного онлайн-клуба по подписке «Макулатура».