Ленария Муслюмова: «Люди почувствовали ответственность за сохранение языка. Получился некий протест системе»

«По пять встреч за день, звонки, проекты»

— Ленария, прошел год с момента вашего назначения на должность председателя ВФТМ. Хотелось бы попросить вас порефлексировать на эту тему. Вспомнить, с какими чувствами вы принимали этот пост, с какими мыслями вы оглядываетесь сейчас на тот момент.

— Помню, что в первый же день мне начало поступать огромное количество звонков. Звонили даже из Лондона: кому-то нужны были документы, кто-то хотел узнать про наши проекты, кто-то хотел познакомиться со мной. Люди узнали, что пришел другой человек, и решили наладить контакт.

Первый день выдался максимально насыщенным. Я была в шоке от объема информации и четко осознала, что для работы на этом месте нужно быть очень многозадачным, причем по разным направлениям. Кстати, во время самоизоляции наступил период, когда резко стало очень мало информации, а я уже привыкла находиться в этом потоке: по пять встреч за день, звонки, проекты. В период карантина я поймала себя на мысли, что мне стало скучно. Как оказалось, меня полностью устраивает тот ритм, который поначалу поверг меня в шок.

Уточню, что у меня две должности: со стороны Всемирного конгресса татар мы работаем, как молодежный отдел, то есть я возглавляю комитет по работе с молодежью исполкома Конгресса. Также есть общественная должность во Всемирном форуме татарской молодежи, где я председательствую.

— Вашу кандидатуру тогда предложил Табрис Яруллин. Помогает ли он вам советом изредка? Где он, чем занят?

— Сказал, что уходит в бизнес. При этом иногда он подключается к некоторым проектам, к примеру, к акции «Мин татарча сэйлэшэм». Вообще, это движение, из которого нельзя просто взять и выпасть. Я сама после университета на 2 года уехала за границу и тем не менее 26 апреля возвращалась в Казань, чтобы поучаствовать в «Мин татарча сэйлэшэм».

Все предыдущие председатели ВФТМ поддерживают меня в моей работе, подсказывают в некоторых моментах — и Табрис Яруллин, и Ильшат Саетов, и Руслан Айсин.

«Мин татарча сэйлэшэм» — это движение, из которого нельзя просто взять и выпасть. Я сама после университета на 2 года уехала за границу и тем не менее 26 апреля возвращалась в Казань, чтобы поучаствовать в «Мин татарча сэйлэшэм»

«Люди почувствовали ответственность за сохранение языка и выражают свою гражданскую позицию»

— Каковы итоги работы ВФТМ за этот год? Что удалось, что еще необходимо доработать?

— Первое, что хотелось бы отметить: мы смогли расширить и усилить городской фестиваль татарской культуры «Печэн базары». В прошлом году он впервые проходил в течение двух дней. Ранее, все 6 лет, он длился всего день.

Также в прошлом году мы впервые собрали для обучения около 100 руководителей наших молодежных организаций. Помимо этого мы реализовали совершенно новый проект: собрали студентов-соотечественников, которые приехали учиться в Казань. В феврале нам удалось организовать встречу с 700 участниками.

Если говорить о целях, то это способствует более легкой адаптации студентов в Татарстане, но есть и другой момент: мы хотим, чтобы вместе с нами они попробовали реализовать какой-нибудь свой проект. Таким образом, даже если ребята после учебы разъедутся в другие страны или регионы, мы получим готовые национальные кадры для татарских проектов.

Вместе с тем, очень хорошие показатели были у Всемирного татарского диктанта: в прошлом году в нем приняли участие более 85 тыс. человек. Мы подняли эту цифру почти в 10 раз. Это была репетиция в честь 100-летия ТАССР. Хотелось бы, чтобы в этом году показатель дошел до 100 тыс. участников.

Мы смогли расширить и усилить городской фестиваль татарской культуры «Печэн базары». В прошлом году он впервые проходил в течение двух дней. Ранее, все 6 лет, он длился всего день

— А за счет чего удалось увеличить показатель в 10 раз?

— Агитационная работа, анонсы, привлечение лидеров мнений… Возможно, сейчас просто стало больше осознанности. Может быть, в какой-то степени это можно связать с тем, что произошло в части преподавания татарского в школах. Люди почувствовали ответственность за сохранение языка и таким образом выражают свою гражданскую позицию. Это консолидировало, активизировало татар. Получился некий протест системе: если вы поступаете с нами вот так, тогда мы справимся своими силами.

— Вы чувствуете в республике эту консолидацию?

— Думаю, активность по Татарстану и другим регионам и странам примерно одинаковая.

— Как бы вы оценили последствия этой реформы?

— Могу отметить, что в плане блогеров и ютуберов культурно-развлекательной информации в интернете стало больше. Все понимают, что надо делать больше национального контента. Если же говорить о научной информации, то ее в сети стало гораздо меньше. Новой информации нет, поскольку учителя татарского больше ничего не загружают в интернет.

Если язык не преподается на государственном уровне, то, думаю, должно быть еще больше грантов и госпрограмм, которые будут способствовать развитию и созданию обучающих площадок. Могут помочь телевизионные программы. Чтобы изучать язык, нужна система и слаженная работа.

«Где еще я могла оказаться, учитывая такой бэкграунд?»

— Делает ли что-то ВФТМ в преддверии переписи населения?

— Конкретно к переписи в этом году мы будем проводить Всемирный форум татарской молодежи. Все будет организовано в онлайн-режиме — мы не будем рисковать. В целом, конечно, есть ощущение, что ситуация с коронавирусом сильнее приблизила нас к XXI веку, а точнее к цифровизации.

Я базируюсь в кадровом фонде Всемирного конгресса татар и там я нахожусь на зарплате. За общественную деятельность, конечно же, никто не платит. Могу сказать, что меня все устраивает

— А есть ли в организации кряшены?

— Во Всемирном форуме татарской молодежи не может быть установки «с этими мы не работаем». Кряшены, конечно же, есть. На каждом мероприятии или форуме мы размещаем их материалы, а они — наши. Мы очень сильно поддерживаем друг друга информационно.

— Как вы попали в ВФТМ и вообще в национальную тему?

— В это движение я попала в 16 лет — как приехала в Казань. Поэтому и работа, и хобби, и образ жизни для меня — это Всемирный форум татарской молодежи. Я этим живу.

Вообще, все началось гораздо раньше. У меня достаточно активная семья: мама — комсорг, в 24 года она уже была народным депутатом, бабушка — председатель сельсовета и районного женсовета. В общем, я росла в очень деятельном окружении.

Моя тетя из Челябинска (где я провела все детство) работала концертным организатором. В конце 90-х, начале 2000-х татарская эстрада сыграла большую роль в популяризации культуры. На татарских концертах собирались полные залы: люди хотели услышать родной язык в своем регионе, и моя тетя своей деятельностью помогала им в этом. Она объединяла татар.

Где еще я могла оказаться, учитывая такой бэкграунд? (Смеется). Вообще, мой приход в национальную тему очень органичен — не через протест или агрессию, как это бывает со многими.

— Можно ли назвать вашу деятельность в ВФТМ полноценной работой? Или вы зарабатываете на жизнь в другом месте?

— Я базируюсь в кадровом фонде Всемирного конгресса татар и там я нахожусь на зарплате. За общественную деятельность, конечно же, никто не платит. Могу сказать, что меня все устраивает.

Мы успели адаптироваться, начав работать как городское сообщество. Мы взаимодействуем со всеми, а не только с татарскими организациями. У нас очень много горизонтальных связей, что работает в любые времена и при любых условиях

«Любой хотел бы расти и максимально использовать свой потенциал»

— А есть ли у вас политические амбиции?

— Стоит заметить, что к должности председателя ВФТМ у меня амбиций не было. Понимаете, когда открываются двери возможностей, я в них вхожу, но стучаться и ломиться куда-то — не в моих привычках.

Отвечая на ваш вопрос, я бы процитировала Конфуция: «Нелегко встретить человека, который, отдав учению 3 года, не мечтал бы занять высокий пост». Наработав определенные знания, интеллектуально себя прокачав, любой человек хотел бы расти и максимально использовать свой потенциал. Если я могу помочь своему народу, то, конечно же, мне хочется делать еще больше. В этом плане у меня есть здоровые амбиции.

— Каковы ваши дальнейшие планы? Долго ли вы собираетесь возглавлять ВФТМ?

— По уставу я могу избираться четыре раза подряд. Максимальный срок — 8 лет. Я готова уйти, как только появится человек, который будет еще масштабнее и сильнее развивать и поддерживать все это движение. Мне бы хотелось, чтобы такой человек появился за то время, что я здесь работаю.

— Как вы считаете, не прошло ли время организаций, подобных ВФТМ? Существует и такая позиция.

— Мы успели адаптироваться, начав работать как городское сообщество. Мы взаимодействуем со всеми, а не только с татарскими организациями. У нас очень много горизонтальных связей, что работает в любые времена и при любых условиях.

«Произношу фразу «Я вернулась домой», когда возвращаюсь в Казань, а не в Уфу»

— В прошлом году в Башкирии возмутились тем, что у них провели татарский диктант. Ассамблея народов Башкортостана даже написала письмо Рустаму Минниханову. Со своей стороны ВФТМ тоже вступил в коммуникацию. А чем закончилась эта история?

— Мы написали письмо, в котором четко проговаривалось, что по Конституции РФ общественные организации могут свободно работать в любых регионах. Мы написали, что не совсем понимаем, в чем проблема, поскольку никаких нарушений допущено не было. С таким же размахом татарский диктант проходит на Алтае, в Тюмени, Екатеринбурге — где угодно. Возможно, проблема в том, что где-то просто «ломается телефон» и от искажения информации происходят какие-то недопонимания.

Мы очень тесно работаем с коллегами из Башкирии в части молодежи: приглашаем их в качестве экспертов и делегатов, приезжаем сами на их мероприятия

— ВФТМ контактирует с башкирскими организациями? Можно ли говорить о какой-то синергии?

— Мы очень тесно работаем с коллегами из Башкирии в части молодежи: приглашаем их в качестве экспертов и делегатов, приезжаем сами на их мероприятия.

Отдельно хочется назвать имя Ильдара Киньябулатова, который вернулся в Уфу, бросив работу айтишником в Москве, чтобы поддерживать башкирские проекты. Он работает с городским населением, развивает интернет-площадки. Диалог с местной молодежью (в лице Ильдара и его команды) у нас отличный.

— А что вы думаете о признании «Башкорта» экстремистской организацией? Следили за этой ситуацией?

— Честно, я не вникала в этот вопрос.

— Не думали ли вы о возвращении в Уфу? Как вы считаете, вы бы могли как-то помочь Башкирии своими компетенциями?

— Татарстан — это моя площадка. Я нахожу себя здесь, мне тут комфортно и хорошо. Я произношу фразу «Я вернулась домой», когда возвращаюсь в Казань, а не в Уфу. Это дом, который я выбрала для себя сама.