Книги — 2010—2020: поведенческая экономика, пелевинская «злоба дня» и Why Nations Fail

Шутка ли, зашатались все основы, все скрепы капитализма. Сам он был поставлен под очень большое сомнение, заговорили о конце капитализма как такового. Сомнение в необходимости его существования породило невиданный расцвет левый идей, возродило интерес к Марксу. Но это лишь только деятельный взгляд, по большому же счету человечество ударилось в тотальное разочарование и эскапизм. В 2010-х культурная жизнь как раз по Марксу («базис управляет надстройкой») полностью определялась тем самым тотальным разочарованием и нащупыванием смысла жизни после финансового апокалипсиса. Так глобальный финансовый кризис породил глобальный экзистенциальный кризис, состояние тревоги, чувство глубокого психологического дискомфорта при вопросе о смысле существования. И до сих пор многие страны не могут оправиться, темпы роста экономики крайне слабые, а цена денег, выражаемая в процентных ставках, кое-где упала даже до отрицательных значений.

Стали жутко популярны темы зомби и постапокалиптических миров и описание стратегий выживания в таких мирах. Сериальные постапокалиптические саги типа «Ходячих мертвецов» и им подобные заполонили видеоэкраны. Особенно показательным стал мировой интерес к сериалу «Чернобыль». Катастрофы, посткатастрофическая жизнь — все это живо отсылает к коллективному бессознательному перевариванию итогов финансовой катастрофы. Другая крайность — бегство в вымышленные миры, миры фэнтези и волшебства.

А что же Россия? У нас было все то же самое, только в худшем виде. Мировой кризис шарахнул по России погружением в болото застоя. Отсутствие экономического роста — главное отличие застойных 2010-х от тучных «нулевых». В первое десятилетие XXI века Россия вошла с колоссальными темпами роста: 10% — в 2000 году, по 5—8% — в последующие. Второе — заканчивает со скромными 1,8% (в среднем). Российский рынок снова стал токсичным для иностранцев, а крупный российский бизнес понял, что о международных амбициях можно забыть. Недоверие бизнеса к власти, хронический отток капитала, разрастание неэффективного госсектора при ослаблении рыночных и правовых институтов стали главными проблемами российской экономики.

Все это, конечно же, прямо отразилось на нашей культуре. Российские писатели не могли остаться в стороне и тоже попытались осмыслить эту действительность.

Книг на русском языке было много, и отобрать десятку значимых для меня было довольно нелегко. Любой список книг, составленный критиками, поклонниками и прочими читателями будет глубоко субъективен. Вы можете соглашаться или нет, но от этой субъективности мне уйти не удалось — так что не судите строго и не расстраивайтесь, если в этом списке нет того, что вы любите.

Список не ранжирован по значимости, он довольно произволен, номер 10 в нем ничем не хуже номера 1. Ну и присутствует смешение — здесь не только художественная литература, но и книги других жанров.

• 1. Дмитрий Глуховский. Текст. М.: АСТ, 2017

Дмитрий Глуховский прославился атмосферным мрачным постапокалиптическим циклом «Метро» («Метро 2033» (2005), «Метро 2034» (2009), «Метро 2035» (2017)). Были еще попытки поиграть в российского Дэна Брауна в романе «Сумерки» (2007). Была и интересная фантастическая антиутопия «Будущее» (2013). И вот в «Тексте» происходит переход из мира фантастики в наш реальный мир. Конечно, это в какой-то мере продолжение карикатурного цикла рассказов Глуховского «Рассказы о Родине», но уже с нырянием с головой в наш российский реализм, своего рода огромный мрачный Готэм-Москву. Внимание к книге было в немалой степени спровоцировано ее скандальной экранизацией 2019 года.

Книга пропитана одиночеством и безысходностью. Это история о человеке, которого несправедливо выдернули из собственной жизни и вернули морально искалеченным спустя несколько лет в мир, который он не понимает и который ему не рад, для которого он лишний. От прежней жизни не осталось ничего, и герой решил украсть чужую любовь, дружбу, семью, судьбу... Все тот же пожирающий маленького человека звягинцевский Левиафан, государственная машина.

«Память у Суки была 128 гигабайт. Жизнь умещалась целиком, еще и оставалось место для музыки. Думаешь, ты свое прошлое помнишь, а помнишь на самом деле снимки, которые и так сохранены в мобильнике. Теперь телефон такое в людях видел, что человек бы не разглядел...».

(Дмитрий Глуховский. Текст)

• 2. Чарльз Кловер. Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи. М.: Фантом Пресс, 2017

Книга политологическая, но читается как художественное произведение. Книга о российской национальной идее. О том, из чего, из каких идей выросла «Крымская весна» и возведенный до абсолюта в это десятилетие российский ресентимент, ощущение «осажденной крепости». Что удивительно, написана иностранцем, правда, пожившим в России — Чарльз Кловер более пяти лет (2008-2013) был шефом московского бюро Financial Times.

В бесчисленных встречах, интервью и архивных поисках Кловер пытается ухватить ту самую российскую национальную идею, про которую так много говорят, но четко не формулируют. В своей книге он прослеживает корни нового русского национализма, основанного на идеях «евразийства». Это та самая призрачная полуреальность, в которой пребывает политика России, где фейк приравнен в истине, то и дело происходят события, которые порой всем нам кажутся концом света. Автор пытается понять, как формировалась национальная идентичность страны, как идеи этногенеза, географические особенности и история привели к формированию нового российского национализма. Завораживающая книга. Кловер старается занимать нейтральную позицию, хотя удается ему это с трудом.

«Евразийство грозит превратиться в очередную тоталитарную идею, созданную главным образом жертвами тоталитаризма, пытавшимися придать своим страданиям смысл. Ради этого они породили теорию, удовлетворяющую потребность человеческого разума в порядке, законе, последовательности и смысле, — эти потребности обостряются до невыносимости, когда реальность кажется набором случайностей, капризов, жестокости и бессмысленности. В час кризиса Кремль ухватился за эту теорию, поскольку люди во власти страдают от той же паранойи, бреда преследования и травмы утраты, что и создатели евразийства.

И хотя с научной точки зрения эта теория неприемлема, в конечном счете сторонники евразийства оказались правы. Они предсказали падение коммунизма, распад Российской империи на национальные государства, а также торжество своих идей на пике кризиса. В нашей книге мы попытаемся дать описание параллельной вселенной Путина и его режима и того, как она создавалась и кем. Быть может, Путин и пребывает в другом мире, но однажды, в не столь отдаленном будущем, в этом мире можем оказаться все мы».

(Чарльз Кловер. Черный ветер, белый снег. Новый рассвет национальной идеи)

• 3. Дарон Аджемоглу, Джеймс Робинсон. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты. М.: АСТ, 2016.

Книга американских экономистов-политологов Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty (Crown Business, New York) написана в жанре сравнительной политологии. Подробный обзор этой выдающейся работы я уже делал на страницах «Реального времени». Она увидела свет в США в 2012 году. Совершенно заслуженно эта вещь считается номером один в прошедшем десятилетии в жанре экономической политологии. Сегодня ее называют новой парадигмой мышления всего западного истеблишмента.

Как заметил один из ведущих экономистов России Константин Сонин: «Это, надо сказать, не просто выдающаяся книга — похоже, она попадет в число таких книг, которые, как книги Смита, Рикардо, Фишера, Самуэльсона, Шеллинга, реально меняют мир. То есть через 100 лет в истории экономической мысли будет глава «Теория Аджемоглу и Робинсона». Я сам, понятно, могу быть пристрастен, но в данном случае можно судить хотя бы по влиянию: из серьезных книг по экономике, написанных крупными учеными, на книжные стенды аэропортов попадают единицы».

В книге поражает масштаб охвата событий: читатель постоянно перемещается из одной исторической эпохи в другую, с одного континента на другой, из одной страны в другую. Колониальное прошлое многих государств тесно переплетено с сегодняшним временем, а корни экономических успехов стран-лидеров нашего мира уходят в глубины веков. Огромное количество исторических кейсов. Читая книгу, чувствуешь себя путешественником в машине времени.

Еще одно несомненное достоинство работы — это намеренное упрощение основных идей, очень ясный и не лишенный художественного вкуса текст. Авторы писали ее как бестселлер, который должен быть понятен даже домохозяйке. Никакой математики и сложной экономики.

Если очень сжато пересказать всю книгу, то это можно сделать тремя словами: «Институты решают все». Никаких иных объяснений развитости или отсталости (с позиции климата, географии, культуры и т. д.) просто-напросто нет.

В 2019 году Аджемоглу и Робинсон опубликовали новый, не менее прекрасный бестселлер, продолжающий и развивающий идеи этой книги — The Narrow Corridor: States, Societies, and the Fate of Liberty («Узкий коридор: государства, общества и судьба свободы»). Но на русском языке она выйдет не раньше 2020 года.

«Институты влияют на поведение и стимулы людей, от них зависит успех или крах страны. Личный талант важен на любой ступеньке общества, но даже он требует институциональных условий, чтобы он мог быть реализован. Билл Гейтс, так же как другие легендарные фигуры из мира информационных технологий (например, Пол Аллен, Стив Баллмер, Стив Джобс, Ларри Пейдж, Сергей Брин или Джефф Безос), обладал огромным талантом и амбициями. Но и он реагировал на стимулы. Система образования позволила Гейтсу и ему подобным получить уникальные навыки, которые помогли им реализовать свой талант. Экономические институты позволили всем им легко основать свои компании, не сталкиваясь при этом с непреодолимыми барьерами. Эти же институты обеспечили первоначальное финансирование их проектов. Американский рынок труда позволил им найти и нанять квалифицированных специалистов, а относительно конкурентная рыночная среда позволила построить бизнес и донести товар до покупателя. Эти предприниматели с самого начала были уверены, что их мечты могут реализоваться: они могли рассчитывать на институты и гарантированное ими верховенство права; они могли не опасаться за свои авторские права. Наконец, политические институты обеспечили стабильность и преемственность».

(Дарон Аджемоглу, Джеймс Робинсон. Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты)

• 4. Владимир Сорокин. День опричника. М.: Захаров, 2006

Главный для меня писатель десятилетия, конечно же, «великий и ужасный» Владимир Георгиевич Сорокин. И «День опричника» — это невиданной силы прозрение и предсказание. Несмотря на то, что сама книга вышла в 2006 году, по-настоящему она выстрелила именно в прошедшем десятилетии.

Небольшая по объему повесть посвящена вымышленному миру 2027 года, где царят самодержавие, ксенофобия, протекционизм, лубочно-квасной патриотизм и всевластие карательных органов, творящих постоянные репрессии (и при этом погрязших в коррупции), а единственными источниками дохода ничего не производящей страны являются продажа природного газа и поборы с транзита китайских товаров в Европу.

Сорокин не остановился на этой повести и развивал свою альтернативную вселенную все десятилетие. Поэтому, ознакомившись с «Днем опричника», необходимо прочесть и его логическое продолжение сборник рассказов «Сахарный Кремль» (2008) и милую и щемящую душу «Метель» (2010). Вся эта новая вселенная Сорокина совершенно бесподобно расцвела в романах «Теллурия» (2013) и «Манарага» (2017), где царит буйство смешения литературных стилей и оригинальный провидческий взгляд на будущее России и мира.

«Как только восстала Россия из пепла Серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил Государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси. Не одна голова скатывалась на Лобном месте за эти шестнадцать лет, не один поезд увозил за Урал супостатов и семьи их, не один красный петух кукарекал на заре в столбовых усадьбах, не один воевода пердел на дыбе в Тайном Приказе, не одно подметное письмо упало в ящик Слова и Дела на Лубянке, не одному меняле набивали рот преступно нажитыми ассигнациями, не один дьяк искупался в крутом кипятке, не одного посланника иноземного выпроваживали на трех желтых позорных «меринах» из Москвы, не одного вестника спустили с башни Останкинской с крыльями утиными в жопе, не одного смутьяна-борзописца утопили в Москва-реке, не одна вдовица столбовая была подброшена родителям в тулупе овчинном нагою — бесчувственной…

Каждый раз, стоя в Успенском со свечкою в руке, думаю я думу тайную, крамольную об одном: а если б не было нас? Справился бы Государь сам? Хватило бы ему стрельцов, да Тайного Приказа, да полка Кремлевского?

И шепчу себе сам, тихо, под пение хора:

Нет».

(Владимир Сорокин. День опричника)

• 5. Виктор Пелевин, Тайные виды на гору Фудзи, М.: Эксмо, 2018

Второй главный и культовый российский писатель, безусловно, должен занять видное место в этом списке. «Тайные виды на гору Фудзи» — уже шестнадцатый роман Виктора Пелевина. И «кабальный контракт» с издательством «Эксмо», накладывающий на писателя необходимость штамповать по роману в год, сыграл с ним злую шутку — в прошедшем десятилетии Пелевин стал немного исписываться. Хотя уровень этой прозы все еще очень высок и недосягаем для подавляющего большинства российских писателей.

Но Пелевина эта производственная рутина совершенно засосала — он стал слишком привязываться к актуальности, многие его романы заполонили социальная критика, памфлет и фельетон «на злобу дня». Берутся текущие тенденции и события, и, исходя из того, что произошло, скажем, за год, писатель дает этому некое трансцендентальное, метафизическое объяснение, густо и обильно политое соусом эзотерики. И мы все тоже стали привыкать к подобному подходу писателя, и, что самое страшное, его стиль уже начинает банализироваться, становясь предсказуемым.

Я разрывался между двумя полюбившимися романами из прошлого десятилетия — «S.N.U.F.F.» (2011) или «Тайные виды на гору Фудзи». Выбрал второе, потому что, как сказала литературный критик Галина Юзефович, этот новый роман «самый буддистский» и «самый прямолинейный». Для меня это прямая отсылка к лучшей книге Пелевина «Чапаев и Пустота» (1996), так сказать, возврат к корням. Чистый рафинированный дзен-буддизм, пусть и разбавленный социальной сатирой на олигархов и феминисток. Важна подача буддизма — здесь нет присущей Пелевину эзотерической пурги, а есть довольно простые описания буддийских практик и мистики. Роман не столь сложно устроен, как предыдущие тексты Пелевина. Почти как «Чапаев и Пустота». За что и ставлю в список и, да, постоянно перечитываю.

«Будда был прав — жизнь была страданием уже потому, что за тонкой пленкой фейк-нарратива в ней не было ничего, за что можно было бы ухватиться, никакой опоры вообще. В ней был только непрерывный распад становления (или, если это звучит слишком пессимистично, становление распада); болью было все. А сам я походил на ежесекундно сливающийся в канализацию поток жидкой глины, считающий себя чотким големом на пути к успеху».

(Виктор Пелевин, Тайные виды на гору Фудзи)

• 6. Сергей Доренко. Россия, подъем! Бунт Расстриги. М.: Эксмо, 2016

Сергей Доренко, пастушок-расстрига, мастодонт журналистики, покинул наш мир 9 мая прошлого года. «Красивая» смерть на мотоцикле с ветерком и драйвом. Он был ярким, жестким, умным пересмешником, аналитиком, информационным киллером, скандалистом. Последняя книга Доренко, его лебединая песня — «Россия, подъем! Бунт Расстриги» затрагивает самые злободневные темы. За обложкой кроются адаптированные в текстовой формат эфиры на радио. И тут действительно лучшие мысли из его лучших эфиров.

«Мы уже живем в мире неофеодализма. Рыцарские ордена настоящего — мегакорпорации. Орден Фольксваген, орден Кока-Кола, орден Гугл и так далее. Их боятся и с ними договариваются слабеющие национальные государства. Но нигде в мире, насколько мне известно, нет единого ордена, управляющего огромной страной типа России. Даже в Китае нет, потому что в Китае нет сращивания политической и экономической власти в единый кулак.

А в России есть — орден «Команда Путина», если угодно. Один из сильнейших орденов современного мира. Его цель — экспансия, его цель — контроль. Контроль ради контроля, потому что реальной идеологии нет. И экспансия не в пространстве — не завоевание территорий, как вы подумали на примере Крыма. Его цель — глобальная последовательная атака против всех для завоевания Времени. И изгнание из Времени Америки в том виде, в котором она там присутствует».

(Сергей Доренко. Россия, подъем! Бунт Расстриги)

• 7. Глеб Павловский. Ироническая империя. Риск, шанс и догмы Системы РФ. М.: Европа, 2019

Перед нами кульминационная часть длинной публицистической саги Глеба Павловского из книг о так называемой «Системе РФ». Которая, по его мнению, описывается как стратегическая игра Кремля с населением, где главная ставка — выживание их обоих. «Система РФ» глобальна и неуничтожима, она обрела аномальную живучесть. Не став государством, она лишена и его уязвимых точек. «Система РФ» обозначает место, откуда должно начинаться теоретизирование о «российском авторитаризме». Надо сказать, что автор очень и очень «в теме» — он как раз и является одним из архитекторов всей этой системы и долгое время был ведущим политконсультантом Кремля, а сама книга обобщает опыт работы Павловского с властью.

«Власть в Системе двулично персональна. Свойства ее легко списать на отклоняющиеся черты личности. Путин — отклонение, удобное в роли поверхностного объяснения. Но переведем взгляд с личности на функцию: путинская Россия практикует аномальность как норму. Противореча себе, оппозиционные критики то описывают Систему как абсурдную, то фантазируют, будто с уходом Путина все в России вернется к «норме».

Российское государство имеет название, но российская Система безлична. Проклятия и клички она воспринимает без вреда для себя. Путинская клептократия, петрогосударство, преступный режим — все эти пустые пароли тонут в ее безыдейном желе. Клеймя преступный режим, остаешься во власти предложенных им сюжетов. А главный его сюжет — Путин. И Путин — что угодно, только не отклонение».

(Глеб Павловский. Ироническая империя. Риск, шанс и догмы Системы РФ)

• 8. Денис Осокин. Огородные пугала с ноября по март. М.: АСТ, 2019

Этот томик представляет собой что-то вроде малого собрания сочинений казанского писателя Дениса Осокина. В него уместились 49 самостоятельных произведений — проза и стихи. Большинство из текстов написаны именно в прошлом десятилетии. Осокин человек невероятного таланта и невероятной же скромности, несмотря на мировое признание. Его проза — самая чистая и волнующая поэзия, а его стихи, от которых щемит сердце, лучше всего описать как дуновение, струение, свечение, течение, движение, слияние. Даже у неживых и нежити.

«утонуть — мечта каждого мери. мы не верим в жизнь после смерти. и только утонувшие продолжают жить — в воде и вблизи от берега. только лучше тонуть в реке — чтобы не сидеть как скучный карп в глухом озере, а иметь возможность двигаться целым миром. вода — сама жизнь. и утонуть — значит в ней задохнуться: одновременно от радости нежности и тоски. утонувшего если найдут — не сжигают — а привязывают груз и опускают обратно в воду. вода заменит его тело на новое, гибкое, способное к превращениям. только утонувшие могут встречаться друг с другом. мой папа тоже мечтал утонуть. как-то даже продолбил лед пешней и спустил туда свою пишущую машинку — чтобы пользоваться ей потом. но так и не утонул — хоть и много раз окликал реку: купался в холод с болями в сердце — таскался выпивший на неокрепший лед. это нескромно — поэтому отец и умер непохожей смертью: нечаянно выпил суррогатный спирт. так жалко всем его было. нельзя утопиться. меряне не топятся. это нескромно. это по-русски чересчур. как мчаться в рай обгоняя всех. от русских святых катерин в волге не протолкнуться. чопорные дуры. река сама отберет для себя людей. вода — суд наивысший».

(Денис Осокин. Повесть «Овсянки» из «Огородные пугала с ноября по март»)

• 9. Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев. М.: Азбука, 2018

Шамиль Идиатуллин, тоже наш, истинно казанский и набережночелнинский человек, проживающий нынче в Москве, пишет замечательные книги. Лично я полюбил прозу Идиатуллина за дилогию «Убыр» (2012—2013), мистический боевик-ужастик в духе Стивена Кинга, но ярко раскрашенный татарским колоритом. Есть в его творчестве и фантастическая авантюра «Татарский удар» (2005), и очень злободневный свеженький роман «Бывшая Ленина» (2019) — как будто сценарий к фильмам Юрия Быкова, и многое другое. Но я выбрал именно «Город Брежнев» за то щемящее чувство ностальгии, знакомое тем, кто был школьников в 80-е и кому знакомы реалии последнего советского десятилетия — разборки между комплексами (микрорайонами) в городе, агрессивные подростки, общее ощущение ужасного бардака, окутавшего все общество.

«Меня встретили сразу за аркой, в которую я свернул, покинув подъезд. Трое пацанов, двое моего возраста, третий помладше или просто кушает плохо. Одеты в стандартную униформу «шестаков» — широкие драповые штаны, телогрейки с блестящей застежкой от подтяжек вместо верхней пуговицы, белые лыжные шапки с помпоном и козырьком. Мои вьетнамская куртка с кроличьей шапкой были для пацанов, наверно, как неоновая вывеска «чушпан». Обычно меня это не трогало, но сейчас я не в том состоянии, чтобы позволить себе неприятности.

— Какой комплекс? — спросил тот, что справа, мелкий и худой.

— Сорок пятый, — сказал я спокойно, почти не соврав.

— Зашибись. Десять копеек есть?

— Нету.

— А если найду? — осведомился второй, покрупнее, с красивыми светлыми глазами. Наверное, голубыми.

— Зубы жмут? — уточнил я.

— Не понял! — хором воскликнули оба.

Третий пока молчал — видимо, основной.

— Объяснить? — сказал я и улыбнулся».

(Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев)

• 10. Ричард Талер. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать. М.: Эксмо, 2018

Книга из жанра экономического научпопа вперемешку с автобиографией. Автор — лауреат Нобелевской премии по экономике 2017 года и творец практических идей, работающих в лучших традициях оруэловских антиутопий. Он профессор Чикагского университета и один из отцов-основателей нового популярного направления в экономической теории — поведенческой экономики. Социальное программирование человеческого поведения — вот в чем по Талеру смысл существования новой элитной породы общества, «архитекторов выбора». Он автор так называемой теории подталкивания (управляемого выбора), суть которой в новой форме манипуляции человеческим поведением без запретов и приказов. Эту концепцию в последнее время взяли на вооружение почти все ведущие мировые лидеры. Мою рецензию на эту книгу «Реальное время» уже публиковало.

О крутости и признании практичности идей Ричарда Талера свидетельствует тот факт, что он был советником президента США Барака Обамы и советником премьер-министра Великобритании Дэвида Камерона. Так что прочитать работы Талера и его друга Даниэля Канемана (нобелевский лауреат по экономике 2002 года) определенно стоит.

«На протяжении 40 лет после окончания школы я изучал похожие случаи, когда люди вели себя как угодно, но только не так, как выдуманные существа, населяющие экономические модели. Я никогда не стремился показать, что с людьми что-то не так; мы все — просто человеческие существа, homo sapiens. Скорее я видел проблему в модели, которую используют экономисты, модели, которая подменяет homo sapiens (человека разумного) на homo economicus (человека рационального), которого мне нравится называть для краткости Рационал. В отличие от выдуманного мира Рационалов, Люди часто ведут себя неправильно, а это означает, что экономические модели дают ошибочные прогнозы, последствия которых могут оказаться гораздо более серьезными.

Сложно поменять мнение человека о том, чем он завтракает, не говоря уже о задачах, над решением которых он работал всю жизнь. Долгие годы многие экономисты сопротивлялись призыву использовать более точные характеристики человеческого поведения для создания своих моделей. Но все же мечта об обновленной экономической теории сбылась благодаря появлению большого числа молодых креативных экономистов, готовых рискнуть и порвать с традиционными подходами в экономике. Так возникло направление под названием «поведенческая экономика». Это не новая дисциплина: это все та же экономика, но значительно обогащенная знаниями из области психологии и других социальных наук».

(Ричард Талер. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать).