«Сейчас момент истины: нас могут лишить Олимпиад, флага, гимна на международных соревнованиях»

В российском спорте глава РУСАДА Юрий Ганус — самый удивительный персонаж.

Он пришел на должность генерального директора в 2017-м буквально из ниоткуда — прежде никогда не работал ни в спорте, ни в медицине. Поначалу его назначение казалось техническим решением, но вскоре Ганус превратился в главного спикера о российском допинге, который воюет с нашими спортивными чиновниками, открыто рассказывает о проблемах и никого не боится.

Мы встретились с Ганусом, чтобы разобраться — как в нашем спорте появился руководитель, который говорит правду.

Главные подробности, которые вы узнаете из откровенного монолога босса РУСАДА:

• почему он бросил топ-должности в компаниях-гигантах ради зарплаты в 140 тысяч рублей;
• зачем отказался от комсомольской карьеры и пошел электромехаником на флот;
• как понял, что его прослушивают и проверяют;
• почему не пользуется охраной, несмотря на смерти предшественников, которые считает неслучайными;
• кого подозревает в манипуляциях с электронной базой данных из Московской лаборатории;
• и как вообще вылезти из той ямы, в которой до сих пор барахтается наш спорт.

Моя работа в РУСАДА — миссия, вызов. Здесь я бьюсь за наш спорт, отстаиваю национальные интересы

Называет приход в РУСАДА осмысленным выбором и новым вызовом

— Сразу скажу: я не оппозиционер. Моя работа в РУСАДА — миссия, вызов. Здесь я бьюсь за наш спорт, отстаиваю национальные интересы.

Когда я шел в РУСАДА, то делал осмысленный выбор. Важно понимать, я тогда не искал работу — у меня были должности в Совете директоров «Севмаша», «Северо-Западном промышленном железнодорожном транспорте», лекции в МГТУ им. Н.Э. Баумана.

Все личные амбиции я давно реализовал, работая в промышленных компаниях-гигантах — «Севмаше», Viessmann, где кроме служебных автомобилей предлагали еще и служебные самолеты.

Но у меня не то чтобы обостренное чувство справедливости, а особое отношение к стране, к долгу. И к людям с ограниченными возможностями, которые по-настоящему любят жизнь, были и остаются примером для подражания, преодоления невзгод.

Когда я узнал об отстранении нашей сборной от Паралимпиады-2016, возмутился до глубины души. Честно скажу, тогда не знал о проблемах нашего спорта и олимпийского движения.

Сейчас уже не помню, где прочитал статью об изменениях в РУСАДА и вакансии генерального директора. Сразу нашел в поисковике адрес и отправил письмо, в котором описал отношение к происходящему.

Мне ответили — так я записался на конкурс. Соискателей, насколько я знаю, было около 700. Дважды проходил собеседования: сначала — знакомство, серьезные опросники из области корпоративного управления. Затем была долгая пауза — я даже подумал, что на этом все закончилось.

В следующий раз пригласили на встречу с Наблюдательным советом — совместно с экспертами WADA. В итоге они рекомендовали мою кандидатуру. Я не говорил об этом даже родственникам, они узнали о моем назначении в РУСАДА по телевизору.

Здесь окончил «Макаровку», или Ленинградское высшее инженерно-морское училище. Это уникальное образование — военно-морская кафедра, специализация «минно-торпедная часть подводных лодок»

Окончил «Макаровку», работал электромехаником на теплоходе и боролся с рейдерами

Я прожил большую часть жизни в Питере, это мой родной город.

Здесь окончил «Макаровку», или Ленинградское высшее инженерно-морское училище. Это уникальное образование — военно-морская кафедра, специализация «минно-торпедная часть подводных лодок». Были учебные стрельбы, военный режим — моя связь с «Севмашем» идет еще с тех времен. Хорошая школа жизни, дисциплина.

После выпуска мне предложили работу в Василеостровском райкоме комсомола. Говорили: карьера будет — огонь! Ответил — спасибо, но пойду на флот. Хотел посмотреть мир.

В итоге отправился электромехаником в Эстонское морское пароходство. Там посадили на морское судно, где я отвечал за всю энергетику, силовые установки, свет, связь, сигнализацию, управление. Еще и судно было из числа «утопленников» — лежало на дне, а после того, как его подняли и восстановили, стандартные схемы не соответствовали реальному положению дел.

Что такое корабль? Город, отходящий от берега. Это ответственность за всех людей — особенно для выпускника, только окончившего морское училище. Ходили в Европу — Британия, Германия, реже Франция, немного Скандинавия. Амстердам в те годы я знал лучше Питера. Это классная школа — все нужно было просчитывать заранее. Мне нравилась работа — в отличие от простого механика, электромеханик больше думал головой, находил неисправности, устраивал профилактику.

Я был на хорошем счету. По квалификации уже мог идти на большие суда, но меня держала команда, капитан — мы ловко избегали аварийных ситуаций. Но спустя 5 лет — в 92-м — я все-таки завязал с флотом. По семейным обстоятельствам.

В Санкт-Петербургском юридическом институте Генпрокуратуры меня учили выдающиеся следователи и прокуроры. И хотя в органах я не работал, но понимаю логику профессионалов

Что сделал? Перезапустил карьеру, окончил Санкт-Петербургский государственный университет — международные экономические отношения, устроился в лизинговую компанию. Затем отучился в Международном банковском институте, получил сертификат специалиста по оценке бизнеса и недвижимости и с головой ушел в антикризисное управление.

Это было перспективно. 90-е — время активных банкротств, можно было неплохо заработать, но я отказывался. Это был бизнес не для одиночек — часто антикризисных управляющих убивали, собственность перераспределялась за счет банкротств, в которых участвовали ОПГ. Несмотря на предложения от ФСДН и частных российских структур, я занимался антикризисным управлением в иностранных компаниях.

Я никогда не участвовал в рейдерских делах — наоборот, боролся с ними. Мне часто угрожали, но я взаимодействовал только с федеральными органами и защищал госактивы, интересы законных собственников.

В определенный момент понял, что мне все-таки не хватает системных знаний в области юриспруденции. Собрался в университет за классическим юридическим образованием, но один мой наставник отговорил: «Юра, хочешь выучить римское право? Зачем? Ты его сам освоишь. Получи прикладное практическое образование. Пусть тебя учат следователи и прокуроры».

Это был добрый совет, которым я воспользовался и ни капли не жалею. В Санкт-Петербургском юридическом институте Генпрокуратуры меня учили выдающиеся следователи и прокуроры. И хотя в органах я не работал, но понимаю логику профессионалов. Прокуратура — государево око, я с уважением отношусь к ней.

Помню, как один высокопоставленный чиновник сказал: «Юрий, вы же понимаете, что независимость определяется длиной поводка». Но «длина этого поводка» опрокинула прежнее РУСАДА и наш спорт. Этот подход давно не работает

Уверен, что его прослушивают и проверяют. Но это не повод ходить с охраной

Сейчас я все время отдаю РУСАДА. Иногда, правда, по выходным преподаю в Бауманке, читаю там уникальный курс — Управление полным жизненным циклом высокотехнологичной продукции.

Как только я пришел в спорт, в мой адрес пошла волна: Ганус не справится, он не юрист! Смешно, я с отличием окончил такой вуз, пять лет работал над диссертацией по расследованию преднамеренных банкротств — мне это до сих пор помогает в антидопинговых расследованиях. Особую роль сыграло образование по корпоративному управлению, которое я получил в британском институте директоров IoD.

Мы выстроили агентство по самым строгим и передовым лекалам. Оно независимо настолько, что на Западе даже удивляются — им кажется, что наша позиция искусственна, кремлевский сценарий. Это действительно контрастирует с политикой прежнего руководства РУСАДА.

Помню, как один высокопоставленный чиновник сказал: «Юрий, вы же понимаете, что независимость определяется длиной поводка». Но «длина этого поводка» опрокинула прежнее РУСАДА и наш спорт. Этот подход давно не работает.

Я работаю последовательно. И пусть говорят, что Ганус завербован американской разведкой, агент МИ-6. Чушь! Я действую исключительно в национальных интересах.

Понятно, что меня прослушивают и проверяют. Как я это понял? Мне знакомы методы контроля, я же не в библиотеке работал. Но я не пользуюсь ни охраной, ни телохранителями. Уверен, любые события, которые могут произойти со мной даже случайно — не в интересах государства. Оно, наоборот, должно меня защищать. Тем более после того, что произошло в 2016-м с двумя ведущими сотрудниками РУСАДА (Никитой Камаевым и Вячеславом Синевым, они умерли с разницей в 10 дней, — прим. Sports.ru)...

Я не понимаю, как можно было не реагировать на доклады Макларена. Там серьезные обвинения

Чувствует, что отношение в России к допингу меняется. Но спортивные чиновники — пока нет

Я не понимаю, как можно было не реагировать на доклады Макларена. Там серьезные обвинения. Если действительно хотели разобраться, нужно было создавать рабочие группы, включать в них авторитетных — наших и иностранных — специалистов, ранее не связанных с допингом.

Футуролог Элвин Тоффлер сказал: «Если вы не разрабатываете свою стратегию, то становитесь частью чужой». Я сторонник нападения, активной позиции. Защищаясь, никогда не выиграешь. Только занимая проактивную позицию, мы не станем частью чужой стратегии, а будем реализовывать свою.

Я всем иностранцам говорю: наш спорт не причастен к манипуляциям с базой Московской антидопинговой лаборатории. Более того, отношение к допингу в России постепенно меняется. Новому поколению спортсменов невыгодно химичить. У них, возможно, одна Олимпиада в жизни — думаете, они так просто готовы ее потерять? Зачем?

Сейчас продолжается расследование по лаборатории — слава богу, мы вообще открыли базу, передали ее WADA. Ни для кого не секрет, что была нешуточная битва — открывать/не открывать. Были силы, которые выступали категорически против сотрудничества с WADA. Их позиция: послать всех в башню, стоять на своем.

Ну хорошо, а что дальше? Что скажем спортсменам? Часть из них уже посматривает на другие страны.

Почему мы относимся к расследованиям как обиженные? Что-то случилось — мы сразу спрятались, убежали, закопались. Эти действия подрывают авторитет нашего спорта.

Наши спортивные функционеры не понимают, что когда пытаются что-то спрятать, дают сигнал спортивному сообществу: трэшуйте, жрите допинг, мы прикроем. Это ужасно с морально-этической точки зрения.

Новому поколению спортсменов невыгодно химичить. У них, возможно, одна Олимпиада в жизни — думаете, они так просто готовы ее потерять? Зачем?

Давайте посмотрим на акт Родченкова, который недавно приняли в США, — американцы хотят быть лидерами в борьбе с допингом, используя трансграничность. Кто мешает нам, не придумывая никаких актов, стать лидерами антидопинга? Я бы задал этот вопрос спортивным чиновникам, начиная с министра Колобкова — они несут ответственность за то, что довели ситуацию до безвыходной.

Нужны реальные изменения, сейчас момент истины — нас могут лишить Олимпиад, флага, гимна на международных соревнованиях. И в этой ситуации должна быть воля президента. Только он может принять решение, по какому пути пойдет спортивная Россия. Сейчас развитие кризиса бьет и по авторитету президентской власти. Какие задачи ставил президент: увеличение числа занимающихся спортом, формирование спортивного резерва, восстановление ВФЛА. Сейчас они практически нереализуемы.

Кто менял базу Московской лаборатории? Почему Следственному комитету это было невыгодно?

Когда передавали базу Московской лаборатории в WADA, из Минспорта нам сказали приблизительно так: ребята, вы за бортом. Нас показательно отодвинули от процесса, и в WADA об этом знали.

Мы часто оказываемся перед закрытой дверью. Это не жалобы, а искреннее непонимание. Ведь для спортивных властей крайне выгодно иметь независимое антидопинговое агентство. Яркий пример — Польша, где поддержка Минспорта была на стратегическом уровне. Итог — министр спорта Польши стал новым президентом WADA. Если РУСАДА работает принципиально, как сейчас, нашему спорту доверяют. А если это ручное агентство, сервисная организация Минспорта — никакого доверия не будет.

Но вернусь к процессу передачи базы данных. Мое желание находиться внутри — не праздное любопытство. От этого зависела и до сих пор зависит наша судьба, наше соответствие.

Что бы сделал я, узнав о требовании WADA по передаче базы данных? Мгновенно ее заблокировал, локализовал в согласованном с WADA формате. Но нам постоянно говорили — идет работа. Слушайте, пусть идет какая угодно работа, но с того момента база должна была стать неприкосновенной.

Понимаете, не так важно, значимы изменения в этих файлах или нет. База изменена, а это серьезное нарушение. Когда я прочел в документах о предполагаемом характере изменений, был в шоке. В криминалистике есть понятие признаков тех или иных действий. Так вот крайне сложно было не определить этот объем и характер изменений. Когда читал бумаги, отражающие характер изменений, задавался вопросом: неужели люди, которые ковырялись в базе, не понимали последствий подобных изменений и то, что они будут установлены?

Я был на совещании в Следственном комитете весной 2018-го — там обсуждались вопросы по организации доступа к базе, открытию лаборатории. Беседовал с людьми, которые ведут это дело, и уверен — они далеки от манипуляций в базе и с пробами

В одном из интервью я предположил, что изменения могли быть связаны с данными авторитетных спортсменов, за репутацию которых боятся. Честно скажу, не знаю ни одной фамилии, но сделал предположение исходя из той логики, которой меня учили.

Вот мы с вами можем войти в базу данных, которую контролирует Следственный комитет? Сомневаюсь, что нас даже пустят туда на порог. Представляете, какими полномочиями были наделены люди, которые прошли все ограничения?

Я был на совещании в Следственном комитете весной 2018-го — там обсуждались вопросы по организации доступа к базе, открытию лаборатории. Беседовал с людьми, которые ведут это дело, и уверен — они далеки от манипуляций в базе и с пробами. Это не в их интересах, им не нужен удар по доказательственной базе, которая будет исключена из уголовных дел при подтверждении изменений.

Что будет дальше?

По сути, наш спорт стал заложником. Я не кабинетный работник, езжу по стране, общаюсь со спортивными руководителями, спортсменами и тренерами. Всегда и везде говорил: не нужно мазать наш спорт одной краской.

У нас есть достойные люди, которые руководствуются принципами честного спорта — и в спортивной власти, и среди тренеров. У нас есть чистые спортсмены. Неправильно говорить, что у нас кислотная юрисдикция. Да, она спорная, в определенной степени отравленная — это глупо отрицать. Наша проблема в том, что в Минспорта и ОКР не принимают решений по выходу из кризиса.

Я давно сказал: нужно менять подходы и людей. Как болезнь это не пройдет. Эти подходы подорвали доверие к России, к нашему спорту, который действительно плохо воспринимают в мире. Но важно измениться и идти дальше самим. Без оглядки на старые проблемы.

Чувствует ли РУСАДА поддержку от государства? Смотрите — есть действие и бездействие. И если мы продолжаем работу, пусть и под «круговым огнем», наверное, это уже неплохо.

Но достаточно ли это для нашего спорта, такая ли нам нужна поддержка? Уверен, что нет! Все допинговые кризисы в мире преодолевались при поддержке на высшем уровне государственной власти.