«Существует версия: Брежнев ставился как некая переходная фигура»

«Шелепин был слишком молод и жесток для руководства страной»

— Александр Владленович, в результате заговора высшего партийного руководства был смещен Хрущев. Почему именно Леонид Брежнев возглавил Советский Союз в октябре 1964 года?

— Я думаю, что это был результат многосторонних переговоров. Круг, из которого выбирали, был очевиден — это Михаил Суслов, Леонид Брежнев и Алексей Косыгин. Как известно, мотором антихрущевского заговора был глава Комитета партийно-государственного контроля при ЦК КПСС Шелепин, но Шелепин был слишком молод и слишком жесток для руководства страной. Кстати, существует версия (которую, правда, ни Шелепин, ни Семичастный в своих воспоминаниях не подтверждают) что, мол, Брежнев, ставился как некая переходная фигура, но это не доказано — те, люди, которые, отстраняли Хрущева от власти, вообще лишнего не говорили, и тут мы, видимо, никогда не узнаем точного содержания разговоров, предшествовавших отстранению Хрущева от власти.

— В силу чего Брежнева можно было считать на тот момент влиятельной фигурой, если отбросить версию, что он не был временной фигурой?

— Брежнев был долгое время секретарем ЦК КПСС (в 1956—1960 гг. секретарем по оборонной промышленности, — прим. ред.), а с 1957 года и членом Президиума ЦК, возглавлял некоторое время Верховный Совет СССР — а это придало ему всесоюзную известность. Мы, кстати, часто недооцениваем публичность фигур в советском обществе, но председатель Президиума Верховного Совета (это формально глава государства, коим и был Брежнев), появлялся на телеэкране немногим реже, чем первый секретарь ЦК Хрущев: Брежнев вручал награды, поздравлял трудовые коллективы и, в общем, был человеком известным и в стране, и в мире. Кроме того, в ЦК Брежнев отвечал за многие программы развития страны, включая космическую, а подобная работа давала установление хороших связей с теми же Вооруженными силами. Поэтому Брежнев накопил потенциал, который мог позволить ему претендовать вместе с другими руководителями на первое место.

Есть такой художественный фильм о приходе Брежнева к власти — «Серые волки», который, правда, связан с некоторыми политическими домыслами, но он верно показывает, что соглашаться тогда на первое место было достаточно опасно в случае разоблачения заговора, и многие из членов заговора не хотели рисковать, таким образом, рассчитывая, что они и так останутся частью коллективного политического руководства. Брежнев же решился согласиться быть первым, и этим самым он во многом определил свою судьбу и судьбу страны.

— То есть Брежнев был смелым человеком?

— В этом отношении он был смелым человеком.

Брежнев решился согласиться быть первым, и этим самым он во многом определил свою судьбу и судьбу страны

«Экономика, конечно, не стояла на месте, но развивалась инерционно»

— А можно сказать, что выбор Брежнева участниками антихрущевского заговора могли определить не только партийный и государственный опыт Леонида Ильича, но и мягкость, незлобность его характера, что было в те годы очень важно, держа в голове период Сталина?

— Они точно бы отвергли более жесткого человека, и мы знаем, что более жесткий, непримиримый человек и не претендовал на это место — это упоминавшийся уже Александр Шелепин. В товарищеском кругу этих людей самым лояльным был Брежнев, кроме того, в высшем руководстве Брежнев был самым хорошим коммуникатором, поэтому он и пошел на первый пост.

— Было ли сразу ясно, какие цели ставит перед собой новое, как считалось, коллективное руководство во главе с Брежневым?

— Было ясно — в 1965 году прошли два пленума ЦК: один пленум ввел хозрасчет на ряде предприятий, а другой был призван нормализовать ситуацию в сельском хозяйстве. По реформе хозрасчета ликвидировались совнархозы, то есть от территориальной системы управления хозяйством перешли к ведомственной (но это были вечные советские качели: то мы усиливаем чиновников в центре, то на местах), и было принято решение поэкспериментировать с рынком, предвосхитив горбачевскую реформу 80-х.

Как это часто бывает в нашей стране, поначалу реформы дают некоторый импульс, возникают надежды, люди начинают работать по-новому, пользоваться новыми возможностями, но потом все уходит, что называется, в песок и болото. Беда «косыгинской» реформы (или даже можно называть ее «брежневско-косыгинской») заключалась в том, что пока на хозрасчет переводились отдельные предприятия и отрасли, они получали преимущества и экономически вырывались вперед, а когда на хозрасчет перевели всю экономику, преимуществ у многих предприятий больше не было, и стимулы работать погасли к началу 70-х годов.

Экономика, конечно, не стояла на месте, но она с начала 70-х развивалась инерционно, конечно, обновлялись производства, распределялись ресурсы, строились новые объекты, были объекты, которые являлись драйверами экономики — в основном это были предприятия военно-промышленного комплекса, БАМ (появление которого было тоже обусловлено военной ситуацией), благодаря открытию новых месторождений вперед продвинулась газификация страны, продвинулась энергетика, строился газопровод «Уренгой — Помары — Ужгород» и множество других проектов, но суть брежневской политики к середине 70-х уже свелась прежде всего к стабилизации кадров.

Конечно, нигде не заявлялось широко, что стабилизация кадров — это главный пункт брежневской политики, но понятие «забота о кадрах» присутствовало, а это означало, что чиновник, который явно не провалился, может сидеть на своем месте и руководить, пока не умрет или не будет передвинут на какое-то другое место. Все это означало, что если чиновник будет долго сидеть на своем месте, у него не будет стимулов к каким-то новациям, ибо это всегда рискованно и он может провалиться, а кроме того, это означало, что не будет еще и стимулов у его подчиненных — они будут понимать, что это место занято и, мол, чего тогда выделяться: если заметят, что выделяешься, то начнут думать, что под начальника копаешь.

Поэтому с 70-х годов все стали заниматься лишь теми делами, на которые их поставила партия, обрастать связями, хозяйствами, блатом и, по сути, уже происходило сращивание власти и собственности, которое окончательно отбило в стране всякие стимулы к развитию и страна перешла к концу 70-х в инерционную фазу.

Беда «косыгинской» реформы (или даже можно называть ее «брежневско-косыгинской») заключалась в том, что пока на хозрасчет переводились отдельные предприятия и отрасли, они получали преимущества и экономически вырывались вперед, а когда на хозрасчет перевели всю экономику, преимуществ у многих предприятий больше не было, и стимулы работать погасли к началу 70-х годов

Да, вводились объекты, но падали темы роста, а население-то страны росло, на каждого человека приходилось все меньше различных ресурсов, и с этой проблемой уже должно было что-то делать новое партийное поколение, потому что ушел Шелепин, умер Косыгин, «ушли» Подгорного. И в окружении Брежнева началась борьба за преобладание той или иной линии на перемены: мы знаем, что возник «андроповский» вариант реформ, «горбачевский» вариант, «тихоновский» вариант, и это было преддверие перестройки.

«Кто пытался сделать больше, оказывался академиком Сахаровым и выкидывался из элит»

— Почему новые руководители, в том числе и Брежнев не стали экономическими и технологическими стратегами? Неужели «их не интересовало мощное развитие страны», как выразился один историк?

— Это объективная вещь. С одной стороны, за идеологию в стране отвечал человек, которого вся жизнь приучила, что шаг влево, шаг вправо есть побег — речь о Суслове: он был человеком, жестко не принимавшим ревизионизм. Отчасти таковым был и Андропов — глава КГБ, который «все про всех знал». Эти люди были очень сильно напуганы практическими случаями ревизионизма, то есть, венгерской революцией 1956 года (которая в СССР называлась «контрреволюцией»), чехословацкими событиями 1968 года, когда ревизионизм вышел из-под контроля.

Ведь что такое ревизионизм? Это изменение существующих канонов и догматов. И очень долгое время Брежнев и Суслов прекрасно дополняли друг друга: первый хорошо работал как стабилизатор кадров, а другой обосновывал это идеологически, и выходило следующее — зачем что-то менять, если надои растут, фабрики строятся, месторождения открываются, нефть с газом добываются? То есть стратегии долгое время вообще не было.

Да, с начала 80-х уже идет полным ходом выработка экономических стратегий, но руководители страны не могли взглянуть на ситуацию со стороны — они смотрели на нее с точки зрения пересмотра довольно искусственных идеологических догматов, а кто пытался сделать больше, тот оказывался академиком Сахаровым и выкидывался из элит. Понимаете, если бы кто-то начал в элитах раскованно говорить о проблемах, тот оказывался не просто ревизионистом, а оказывался еще и клеветником на советский общественный и государственный строй. Поэтому те, у кого была способность к стратегическому мышлению, ломали голову — как бы еще и не вылететь из аппарата?

Реформы нужно было настолько хорошо обернуть в упаковку марксистко-ленинско-сусловского учения, что реального проекта преобразования страны не получалось. При всех колоссальных трудностях выработки стратегии кое-что здесь удалось сделать в 80-х, но минусом была невозможность открыто и рационально обсуждать проблемы.

— Все упиралось в идеологические догмы?

— Все упиралось в догмы, а догмы были нужны, чтобы стабилизировать систему, и это превратилось в замкнутый круг: если вы отказываетесь от догм, то у вас система идет в разнос и вы не успеваете воспользоваться благами отказа от догм, когда система распадается на множество враждующих проектов, что и произошло во время перестройки. А новые проекты тоже были пропитаны догмами, ведь либеральные догмы, которые заменили коммунистические, ничем не лучше — это были те же догмы и очень сильно упрощенные.

«Незадолго до ухода Брежнев понимал, что что-то нужно делать»

— Период Брежнева можно разделить на три фазы, а я исследовал третий — 1975—1982-й. Первая фаза — фаза 1965—1968 годов была периодом реформ, и тут коллективное руководство во главе с Брежневым было более реформистское, чем хрущевское: Хрущев, конечно, был реформатор, но последние его реформы привели к кризису, за которым последовали другие реформы, которые подразумевали какой-то выход из кризиса.

Незадолго до ухода Брежнев понимал, что что-то нужно делать — у него были пометки на записках о формах хозрасчета, о стимулировании людей к труду: когда всем все было все равно и когда все начинают все растаскивать, отвинчивать, отламывать, как тогда в СССР, это страшно для любого общества

Как мы понимаем, если общество не развалилось и не было какого-то кровопролития, эти реформы дали какой-то результат, но они выдохлись, потому что они были тактическими, а не стратегическими, ну и кроме того, руководство было напугано международной обстановкой — Чехословакией, военным конфликтом 1969 года с Китаем, а возможной войны на два фронта брежневское руководство очень боялось. Страна перешла в инерционное развитие.

Инерционное развитие тоже дало результат — кадры успокоились, люди представляли себе свой завтрашний день и думаю, сейчас многие бы не отказались от уверенности в завтрашнем дне — у нас сейчас есть политическая стабильность, но никто не уверен, что у него будет с инфляцией и что у тебя построят под носом. В период инерционного развития Брежнев был энергичен, добился колоссальных успехов во внешней политике в 1972—1975 годах — в 1972 году, по сути, первый раз закончилась холодная война, поскольку по сложным вопросам ведущие державы договорились, успокоились, а в 1975 году прекратилась война во Вьетнаме.

И тут в 1974 году с Брежневым случился инсульт, а его окружение вскоре переделило позиции — в 1977 году с должности председателя президиума Верховного Совета выгнали Подгорного, а постаревшего и с трудом передвигающегося на ногах Брежнева сделали еще и главой государства, что было сигналом всем: начинается сползание, гниение с перспективой падения, и начинался страх перед будущим, и кроме того, проблемы застоя переходят уже в проблемы для всех.

И незадолго до ухода Брежнев понимал, что что-то нужно делать — у него были пометки на записках о формах хозрасчета, о стимулировании людей к труду: когда всем все было все равно и когда все начинают все растаскивать, отвинчивать, отламывать, как тогда в СССР, это страшно для любого общества. Была при Брежневе и огромная дискуссия о Продовольственной программе — население, конечно, не понимало, почему в руководстве КПСС гордятся продовольственной программой, но это был компромисс между «фракциями» партии. Все понимали, что что-то нужно делать.

Продолжение следует