Рафаэль Хакимов: свистящие стрелы гуннов, войны с Китаем и шелк
Отрывки из книги «Хроника тюрко-татарских государств». Часть 9
«Реальное время» продолжает публиковать отрывки из книги директора Института истории им. Ш. Марджани Рафаэля Хакимова «Хроника тюрко-татарских государств: расцвет, упадок, возрождение». Сегодня вниманию читателей предлагается очередной фрагмент из главы «Основные игроки на евразийском континенте». (Часть 1 серии публикаций см. здесь, часть 2 — здесь, часть 3 — здесь, часть 4 — здесь, часть 5 — здесь, часть 6 — здесь, часть 7 — здесь, часть 8 — здесь).
Хуннская держава (III в. до н. э. — II в. н. э.)
В китайской историографии хунну появляются не ранее V в. до н. э. Их набеги на оседлое население Северного Китая побудили китайцев начать строительство отдельных укреплений, впоследствии объединенных в Великую китайскую стену. Угроза со стороны хунну усилилась в III в. до н. э., когда кочевники образовали мощный племенной союз во главе с правителем-шаньюем.
Расширение границ проживания хунну началось при Маодуне. Существует очень красочный рассказ о возвышении Багатура (Маодуня или Модэ западных исторических хроник). Багатур стал шаньюем благодаря своей находчивости. Его отец Тоумань, создатель гуннской державы, в старости попал под влияние молодой жены, которая уговорила оставить преемником ее сына, убив Багатура. Однако Багатур оказался не только весьма бдительным, но на редкость храбрым, и заговор против него сорвался. Отец был искренне поражен его находчивостью и назначил сына во главе десяти тысяч солдат. Но Багатур не собирался прощать отцу предательство. Прежде всего он изобрел новый вид «поющей стрелы» (боевые стрелы гуннов снабжались костяными шариками с отверстиями, издававшими свист, сотни свистящих стрел наводили ужас на врагов и коней), использование которой было сигналом для других воинов — все обязаны были стрелять в ту же цель. «Вскоре Маодунь пустил стрелу в своего прекрасного коня. Тем из его отряда, кто не выстрелил, он приказал отрубить головы. Некоторое время спустя Маодунь пустил стрелу в свою любимую жену. Он отрубил головы тем, кто не последовал ему. На охоте Маодунь направил стрелу в коня своего отца и никто из его воинов не опоздал выстрелить. Тогда Маодунь понял, что время настало. И когда он пустил стрелу в отца, никто из его воинов не дрогнул — Тоумань был утыкан стрелами», — так Сыма Цянь описывает восхождение Багатура. При нем территория гуннской державы стала занимать пространство от Маньчжурии до Урала и Каспия, от Китая, Тибета и Ирана до Саян, Алтая и Верхнего Енисея на севере. Э.Х. Паркер пишет: «Багатур был одним из великих завоевателей в мировой истории и справедливо может быть назван Ганнибалом Татарии». Несмотря на стремительный рост империи, оставались два главных противника — Китай и юэчжи.
Жестокие битвы с юэчжи длились четверть века, и лишь в 177—176 гг. до н. э., ценой величайшего напряжения, хуннам удалось переломить борьбу в свою пользу. «Окончательная победа была одержана между 174—165 гг. до н. э. Вождь юэчжей пал в бою, а из его черепа Лаошань-шаньюй сделал чашу для питья. Оттесненные в Среднюю Азию юэчжи завладели землями в верховьях Амударьи и впоследствии стали создателями Кушанской державы. А западная граница гуннов надолго стабилизировалась в Восточном Туркестане».
Большая часть II в. до н. э. была временем подъема гуннского кочевого хозяйства. «В ходе нескольких гунно-китайских войн кочевники вернули захваченные циньскими императорами пастбища к югу от Гоби и добились своей главной цели — постоянного поступления тканей и зерна из Китая через рыночную торговлю на границе и «даров» (замаскированной дани) шаньюям». Экономика гуннского общества, по описанию Сыма Цяня, была весьма примитивна: «В мирное время они следуют за скотом и одновременно охотятся на птиц и зверей, поддерживая таким образом свое существование, а в тревожные годы каждый обучается военному делу для совершения нападений. Таковы их врожденные свойства… Начиная от правителей, все питаются мясом домашнего скота, одеваются в его шкуры и носят шубы из войлока». Торговля с Китаем позволяла получать зерно (просо), рисовое вино, шелк и др.
Новый цикл гунно-китайских войн был начат в 133 г. до н. э. по инициативе ханьцев. Император У-ди (140—87 гг. до н. э.) решил вновь захватить гуннские земли к югу от Гоби и навсегда сокрушить мощь северных кочевников. Наступление ханьцев привело к успеху в 127 г. до н. э. В 124—123 гг. до н. э. война была перенесена на коренные земли гуннов, в монгольские степи, где шла с переменным успехом. В 119 г. до н. э. огромная китайская армия захватила северную ставку шаньюя, при этом сама понесла тяжелые потери. И в последующие годы Китай не сумел сломить хунну собственными силами.
В то же время хунну понесли тяжелые потери от других кочевых народов — в 72 г. до н. э. усуни с запада, ухуани (часть дунху — предков татар) с востока и енисейские динлины с севера ворвались в земли хунну. «Начался кризис политического господства гуннов в Центральной Азии. Внешним выражением этого кризиса был раскол гуннов в 56 г. до н. э. на южных и северных. Южные гунны во главе с Хуханье-шаньюем установили мирные отношения с Китаем, отказавшись от набегов, а Китай делал все для их умиротворения. Более пятидесяти лет на гунно-китайской границе не происходило крупных столкновений. Северные гунны во главе с Чжичжи-шаньюем ушли в Среднюю Азию, в союзное государство Кангюй (на Средней Сырдарье), но здесь были настигнуты китайским экспедиционным корпусом и уничтожены — ханьские власти опасались, что Чжичжи в союзе с кангюйцами будет угрожать их господству в Восточном Туркестане». Вновь единство империи хунну было восстановлено на короткий срок в начале I в. н. э., но уже в 48 г. н. э. происходит новый раскол гуннов на северных и южных. Дальнейшая судьба южных гуннов целиком зависит от Китая. Северяне же до середины II в. продолжали сопротивляться ханьскому продвижению на запад, но после поражений в войнах с сяньби в первой половине II в. началась миграция хунну сначала в Восточный Казахстан и Семиречье, где они создали государство Юэбань, просуществовавшее до V в., а затем, вместе с угорскими племенами Западной Сибири, — в Приуралье, в прикаспийские и заволжские степи.
Китайские источники утверждают, что тюрки были потомками хуннов. О языке северных хунну говорится, что он был такой, как у гаоцзюй, то есть тюркский. «Самым знаменательным в сообщениях о Юэбань, — пишет С.Г. Кляшторный, — является упоминание об одинаковости языка населения этого государства, потомков «северных» гуннов, с языком гаогюйцев, т. е. с языком древних тюркских племен. Таким образом, вполне осведомленный письменный источник, информация которого почерпнута из отчетов о личном общении китайских чиновников династии Северная Вэй с юэбаньскими послами, впервые фиксирует совершенно определенную, а именно тюркскую языковую принадлежность населения одного из древних государств, существовавшего на территории Казахстана и Джунгарии во II—V вв. Можно с уверенностью утверждать, что с этого времени на огромном пространстве казахстанских степей вместе с племенами «северных» гуннов появляется население, говорившее на древнем языке (языках?) тюркской языковой семьи». Телесские племена были наследниками хунну. Уйгуры также названы племенем хуннского происхождения. Как известно, все они тюркоязычные народы.
Л.Н. Гумилев рассматривает европейских гуннов как смешение двух племен — хунну и угров, замечая, что «приуральские угры были тем народом, который приютил беглецов (хунну) и дал им возможность вновь собраться с силами. Именно с угорских территорий начали гунны свой новый поход на запад …оба народа смешались и слились в один новый народ — гуннов». Позже потомки восточных и западных гуннов объединились в Золотой Орде.
Продолжение следует