Любовный цугцванг на Шаляпинском фестивале
Вокалисты недолго раскачивались, пуская в зал «вердиевскую» энергетику. Рецензия на «Аиду»
Сегодня «Дневник Шаляпинского фестиваля» посвящен одной из самых популярных опер мирового репертуара — «Аиде» Верди в постановке «масочного» режиссера Юрия Александрова. Своими впечатлениями о постановке «Аиды» в рамках Международного оперного фестиваля им. Ф.И. Шаляпина делится доктор искусствоведения, профессор Улькяр Алиева.
Знакомые все лица
Шестой вечер проходящего в Казани Шаляпинского фестиваля стал примечательным в плане исполнительского состава. В партиях нубийской принцессы Аиды и ее отца, правителя Амонасро, выступили уже знакомые по предыдущей постановке «Порги и Бесс» Лакита Митчелл и Лестер Линч. Все же театр, даже музыкальный — искусство визуальное и всегда приятно, с эстетической точки зрения, смотреть на исполнителей, внешне соответствующих своим ролям.
Американским исполнителям не нужно было «бронзить» кожу «африканским налетом». Аида-Митчелл — красива и стройна, Лестер Линч — солиден и неистов, когда речь идет о свободе своих соплеменников. При этом, вслушиваясь в роскошную финальную сцену, когда титульная героиня, прощаясь с жизнью, переплетает руки со своим возлюбленным и по совместительству египетским военачальником Радамесом — импозантным и роскошным тенором Мариинки Ахмедом Агади, — даже было сложно поверить, что американское сопрано впервые выступила в столь непростой партии Аиды, и ее дебют на казанской сцене оказался успешным. А теперь поподробнее…
Об одном из последних шедевров Дж. Верди — опере «Аиде» — было столько написано, что любое из высказываний неизбежно становится повторением сказанного. Напомним лишь «ключевые» моменты. Опера была написана по заказу Каирского театра в связи с торжественным открытием Суэцкого канала. И, видимо, 150 тысяч франков (баснословный по тем временам гонорар), перечисленные вице-королем Египта Исмаилом-пашой в парижский банк Ротшильда сыграли не последнюю роль в помпезности и продолжительности (более трех часов) разворачивающегося сценического действия
Сюжет оперы был разработан на основе найденной на папирусе легенды, расшифрованной известным французским египтологом О.Э. Мариеттом. Центральное место в нем отведено любовной драме главной героини оперы, рабыни Аиды, и египетского военачальника Радамеса, в которого влюблена и дочь фараона Амнерис. Влюбленные не могут смириться с войной, жестокостью окружающего мира и найти в нем свое место. Этот внутренний конфликт, ощущение отчужденности приводит героев к трагическому финалу. Но именно в эти, последние минуты своей жизни, герои по-настоящему свободны, а погребальную песнь жрецов они принимают за голоса богов, зовущих их в иную — светлую счастливую даль.
Что же касается «вердиевской интонации», то она проявляется в излюбленных ансамблях — в типичных как любовных, так и драматических треугольниках, которые по ходу сценического действия разбиваются то в дуэты, то в монологи, чтобы в конце вновь соединиться в непримиримый многоугольник. И все это на фоне прекрасной музыки: опера словно «напоена» чувственной прелестью и красотой итальянского мелоса — горячего, выразительного и пластичного не без «вкрапления» характерных ладовых особенностей ориентальной музыки (не случайно, что эта опера в стиле colossal настолько впечатлила молодого Джакомо Пуччини, что он твердо решил стать оперным композитором).
Стиль «большой оперы»
Стиль colossal проглядывается и в версии казанской оперы в постановке Юрия Александрова и художественном оформлении Виктора Герасименко. На сцене был аутентичный Древний Египет — с каменными колоссами, фресками и статуями египетских богов, берегом Нила и все тем же lа fatal pietra (роковым камнем), замуровывающим в гроте влюбленных от окружающего мира. И все режиссер вносит в хрестоматийную постановку ряд оригинальных элементов — это кружащийся танец храмовых жриц вокруг священного алтаря, рождающий ассоциацию с танцем весталок. Это и «живой забор» непримиримых жрецов в сцене суда над Радамесом, через который Амнерис безуспешно пытается пробиться.
Но самое главное в опере — это музыкальная составляющая, которая на сей раз была представлена замечательным составом исполнителей. Вокалисты недолго раскачивались, пуская в зал «вердиевскую» энергетику. Уже страстный, красивый и столь сложный в вокальном плане романс «Celeste Aida» («Милая Аида») в исполнении обаятельного Радамеса-Ахмеда Агади в начале оперы не только задал «основной тон» спектаклю, но и сумел «завести» партнеров (хотя бы для того, чтобы услышать такое проникновенное любовное признание в великолепном исполнении, стоит побороться за сердце тенорового полководца).
Между солистами возникло удивительное чувство коллективной общности, которое позволило с блеском преодолеть промежуточную вершину — интереснейшие ансамблевые и сольные номера первого акта, а после антракта сразу же устремиться дальше — в череду сложнейших и красивейших, по-вердиевски «кружевных» арий и ансамблей. Ну а самым удивительным была теплая реакция казанской публики на каждый номер, и овация, устроенная зрителями на еще полностью не отзвучавший монументальный финал первого акта, — явное тому подтверждение.
Любовь и долг
Две сценические соперницы, Аида — Л. Митчелл и Амнерис — Лариса Андреева были по всем параметрам хороши: мощный вокал, привлекательная внешность, артистичность. Голос Лакиты Митчелл, как судьба ее героини, раскрывался постепенно. Обладая хорошей серединой и развитым диапазоном, голос весьма хорошо звучит как в верхнем, так и в нижнем регистре и вполне был слышен сквозь плотность оркестрового звучания в монументальных оркестрово-хоровых сценах.
Но не вокалом единым радовала зрителей Митчелл. В этой постановке «Аиды» разыгрался настоящий любовный цугцванг (двойная угроза: выбор между любовью земной и любовью к Родине), где каждый последующий ход героини — искренний, спонтанный — только ухудшал ее положение. Было искреннее чувство, была любовь — как дар, как наказание. Здесь действительно разыгралась драма между дочерью и отцом: здесь столкнулись понятие чести и долга, с одной стороны, и безрассудное чувство, именуемое любовью, с другой. А харизма и яркое актерское мастерство Амонасро-Лестера Линча располагали к созданию сильного, непримиримого, с позволения сказать, «стенобитного» вождя эфиопов (настоящий и фанатично преданный народный трибун, способный «перешагнуть» ради своего народа через свою дочь!).
Не менее роскошна была Амнерис в исполнении молодой новомодной меццо Ларисы Андреевой. Насыщенность драматической кантилены, тесситурные возможности солистки московского «Стасика», позволяющие ей вторгаться даже в репертуар сопрано, просто очаровывали. Ну а некий «холодок» игры весьма точно передавал капризный, надменный характер ее царственной героини.
Своеобразная «дуэль» двух красивых, страстно любящих и одновременно глубоко страдающих главных героинь — Аиды-Митчелл и Амнерис-Андреевой — гипнотизировала зрителей от первой до последней ноты. В какой-то момент над Аидой поднялась для удара рука отвергнутой Радамесом дочери фараона и, занесенная в воздухе, застыла… И при всей бесчестной подлости Амнерис героиню Андреевой становится искренне жаль. Если двое воссоединившихся влюбленных погибают счастливыми в замурованном жрецами гроте, то оставшаяся в живых соперница главной героини — дочь фараона — будет переживать до конца жизни свой личный ад: ей уже не вернуть ни любовь, ни жизнь храброго Радамеса.
Уже третий вечер подряд сочный украинский бас Сергей Ковнир радует стабильным вокалом. Нельзя не отметить Михаила Казакова, уверенно воплотившего традиционный образ грозного и непререкаемого духовного лидера египтян — Рамфиса, и теплую ауру голоса Гульноры Гатиной в партии Жрицы.
Если в постановке оперы «Набукко» оригинальная интерпретация итальянского маэстро Стефано Романи вызывала некоторые вопросы, то на сей раз слышать оркестр было сплошным эстетическим удовольствием. Казалось, что дирижера волнует не конечная мудрость целого в опере, а, напротив, острота пограничной ситуации, особая наполненность переходов.
Возможно, так в свое время и задумал композитор, ведь в модуляционных переходах обнаруживается драматизм бытия, а в непрерывном «токе» ритма — интенсивность жизни, необратимость времени. Оркестр «дышал» вместе с певцами, то вознося предельное форте на «вершину» tutti (исполнение музыки полным составом оркестра), то мгновенно убирая звук, чтобы раскрыть тонкие оттенки вокальной линии в психологических дуэлях. А в развернутых оркестровых картинах были отчетливо слышны фанфарные звуки победы во втором акте, просто физически была ощутима атмосфера пряной египетской ночи в третьем акте, а также видны мерцающие блики звезд и холод серых безжизненных камней в финале. Экспрессия исполняемых моментов — незабываема, тем более, когда догорает свеча жизни влюбленных.
Недаром сами вокалисты на финальном поклоне аплодировали своим коллегам-инструменталистам, а вся мужская половина исполнителей и вовсе в знак признательности бросила свои букеты в оркестровую яму. И стоило — своим грамотным аутентичным звучанием оркестр заслужил как аплодисменты зрителей, так и признание своего музыкального руководителя и вокалистов. Аплодисменты и цветы — эта самая высокая награда для всех участников спектакля, а для зрителя — лучшая возможность выразить свою благодарность всем исполнителям за очередной приятно проведенный вечер в стенах Татарского академического театра оперы и балета им. М. Джалиля.