Борис Межуев: «Элемент закручивания гаек в России присутствует...»

Наш Крым или нет — этот вопрос обойти невозможно

— Вам не кажется, что Алексея Навального специально раскручивают как «единственного лидера протеста» только потому, что он, в понимании его противников, плавает во многих ключевых вопросах и, таким образом, очевидно «не тянет»? (логика «если уж лидер протеста такой, то что говорить об остальных оппозиционерах и о протесте в целом»)

— Нет, мне кажется, его раскручивают не потому, что он плавает. Плавает Навальный по объективным причинам — потому что как прежний символ антипутинской коалиции он не может не чувствовать, что коалиция эта рассыпается. Когда-то, а именно в 2011—2012 годах, эта коалиция объединяла не только либералов, но и националистов, и левых, и тогда он был достаточно убедителен в качестве ее цементирующего фактора. Но коалиция распалась в 2014 году в связи с «Русской весной», когда часть бывших соратников Навального поддержала выбор Крыма и Донбасса и тем самым либо перешла в стан лоялистов (как, к примеру, Захар Прилепин), либо сохранила свою оппозиционность, но находится примерно на позициях Игоря Стрелкова, то есть в вопросах внешней политики она отличается большим радикализмом, чем действующая власть.

Навальный как бы призван объединить всю оппозицию, в том числе ее крайние, жестко прокрымские и антикрымские фланги. И поэтому он боится потерять оба сегмента своих сторонников. А склеить их общей программой уже не получается. То есть плавает он объективно, а не потому что, там, не подготовился к тем или иным дебатам, «плохо говорил», «не следил за лицом» и так далее.

— Вынужден маневрировать?

— Да, вынужден маневрировать. Поэтому, когда ему задают прямые вопросы — будь то Собчак или Стрелков — он пытается уйти от ответа.

И я уверен, что действовать так на его месте в нынешних условиях вынужден был бы вести себя любой оппозиционер, желающий добиться заметного успеха. Если, конечно, не считать тех, кто подписал Вильнюсскую декларацию и стоит на «ленинской» позиции необходимости поражения страны в столкновении с внешнеполитическим противником (причем уже и не скрывая этого). Навальный не может к ним присоединиться — как и Ходорковский, и Явлинский. Все они, в общем, плавают по этому вопросу. Явлинский, правда, в последнее время сформулировал свою позицию, призвав к проведению международной конференции по Крыму, но она все равно выглядит непоследовательно с точки зрения и радикалов типа Каспарова, и людей, которые стоят на жестких «крымнашистских» позициях.

«Часть бывших соратников Навального поддержала выбор Крыма и Донбасса и тем самым либо перешла в стан лоялистов, либо сохранила свою оппозиционность, но находится примерно на позициях Игоря Стрелкова». Фото укроп.org

Проще говоря, невозможно объединить электораты, условно говоря, Стрелкова и Касьянова. Единственная возможность для Навального объединить их — это как раз стоять жестко на «крымнашистских» позициях, сознавая при этом, что у оппозиции не будет другого более адекватного лидера. В таком случае либералы волей-неволей должны были бы признать Навального как единственного оппозиционера, согласившись, зажав нос, с его «крымнашизмом», а условный стрелковский электорат перетек бы к нему по факту. Но на это он не пойдет по целому ряду причин, о которых можно говорить отдельно. В первую очередь потому, что стоит заступить на позицию «крымнашизма» — и ты неизбежно с большим пониманием начинаешь относиться к российской власти, даже сознавая все ее недостатки.

Технологически Навальный безопасен

— Получается — опять же объективно, что Навальный лишь подчеркивает цельность и силу позиции Путина, и значит, его можно без опасений регистрировать в качестве кандидата в президенты?

— Де-факто да, он демонстрирует, что никто, кроме Путина, не может объединить общество, в том числе «крымнашистов» и «крымненашистов». И на самом деле это не очень хорошо для власти. Абсолютная невозможность появления какой-то вменяемой, как раньше говорили, конструктивной, оппозиции не есть хороший фактор, он не укрепляет, а ослабляет власть. Озлобленные по целому ряду причин люди переходят на позиции национального нигилизма, это происходит сплошь и рядом.

А что касается регистрации кандидатом на выборах, то здесь вопрос в другом. Тут уже зависит от самого Навального. Понимаете, власть ведь тоже понимает, что элитная фронда усиливается. И последняя не имеет внятного спикера. Далеко не факт, что им является Навальный. Да, отчасти он голос элитной фронды, но отчасти и голос популизма. Он ведь очень хорошо и логично на этом балансирует. Иногда он по своей риторике начинает напоминать красно-коричневых из 90-х годов, когда, скажем, осуждает результаты приватизации. Вот эта недавняя полемика с Алишером Усмановым — он ее вел как коммуно-патриотический радикал 90-х годов: «долой итоги приватизации, долой грабительские залоговые аукционы, как вы вообще приобрели ваши деньги». Но он так спокойно обо всем этом говорил, потому что эта тема сейчас не опасная. Это не главная тема, не по ней сейчас проходит главный раскол. Главная тема разделения общества — это Крым. Вот тут ты уже не можешь отделаться общими словами.

Крым — это не просто какая-то территория, не просто эпизод российской истории. Крым — это вопрос о том, с кем ты: с «мировым цивилизованным сообществом» или с Россией? С внешней силой или с внутренней? Невозможно это замаскировать, невозможно отгородится от этого вопроса. Если ты переходишь на позицию Путина в этом вопросе, ты невольно ослабляешь свою оппозиционность, а если вынужден отрицать, что «Крым наш», то рано или поздно будешь произносить речи о необходимости поражения своей страны.

«Отчасти Навальный — голос элитной фронды, но отчасти и голос популизма. Он ведь очень хорошо и логично на этом балансирует». Фото Максима Платонова

Так что технологически Навальный, конечно, безопасен — в силу этой своей неопределенности. Его могут зарегистрировать. Но могут и не зарегистрировать. Потому что внешнеполитическое напряжение сейчас очень сильное. Сложно надеяться, что в таких условиях здесь будет торжествовать идеальная демократия. Так что многое будет зависеть от популярности Навального и степени его скандальности. Ну, было бы странно предполагать, что, условно говоря, в Великобритании 1940 года, когда ей прямо угрожала гитлеровская агрессия, на выборах могли бы победить какие-нибудь кандидаты, сочувствующие гитлеровской Германии. Понятно, что режим, напротив, довольно быстро сплотился вокруг необходимости отстоять суверенитет страны. Разумеется, те, кто считал, что нужно пойти на переговоры с противником, были оттеснены от власти.

Запад так и не понял Россию

— Но при этом вы говорите, что, несмотря на то, что ситуация располагает к «сплочению», у нас есть все признаки нарастания элитной фронды. Что вы имеете в виду?

— Я не буду называть фамилии, чтобы это не выглядело как донос, но у нас некоторые авторы открыто, популярно и без тени стеснения говорят, например, о том, что Россия должна сдаться Соединенным Штатам. Говорят в совершенно легальных СМИ, не говоря уже о соцсетях. И это отнюдь не личная точка зрения какого-то публициста или журналиста, это не просто экспертная точка зрения — это именно точка зрения определенного сегмента элиты. Какая-то часть нашей элиты думает о том, как сейчас договориться с Западом «по-хорошему», ибо ее надежды на сохранение прежнего уровня бытового комфорта, доступности виз в Европу, возможности там учиться и лечиться, и так далее — эти надежды сейчас поставлены под очень большой вопрос. Реальная опасность закрытости страны впервые совершенно определенно замаячила перед Россией.

Это раздражало элиту еще в 2014-м, но тогда еще сохранялась надежда на то, что Запад изменится, «поймет» Россию. Многие ожидали, что там придет к руководству странами новое поколение политиков, которые смогут занять более реалистические позиции по отношению к России, с большим пониманием отнестись к ее интересам. Эти силы даже были видны. Но мы не увидели изменений. Ну, что нам дал хорошего «Брексит»? В России радовались победе Брексита, усилению позиций Найджела Фараджа и его партии, я сам радовался. И не только нам мерещились эти изменения – помните, даже Барак Обама почему-то обвинял в «Брексите» Россию. И что в итоге? Что, Великобритания хоть чуть-чуть стала ближе России? Да нет, мы сейчас даже больше надеемся на Брюссель, чем на Лондон. То же и с США, где ситуация правда, немного сложнее, но радоваться тоже особо нечему.

Нужно запретить обсуждать «сдачу» Крыма

— Вы сравнили положение России в 2017 году и Великобритании в 1940-м. Тут есть некий перехлест, или все на самом деле так серьезно?

— Перехлест, конечно, есть, но в общем ситуация такая, которая требует национального сплочения. Национальное сплочение — это не просто слова, это серьезная вещь, включающая в себя в том числе ограничительные меры. Поэтому я считаю, что нельзя позволять на сайте радиостанции, финансируемой «Газпромом», публиковать статьи о необходимости сдачи России. Если мы реально хотим сейчас спасти страну, сделать так, чтобы она выдержала это не самое легкое для нее время, нужно максимально либерально относиться ко всем друзьям, то есть ко всем тем, кто занимает прокрымскую точку зрения, и максимально жестко к тем, кто стоит на альтернативных позициях. Сейчас же мы видим нечто обратное.

Например, в газете, где я работал, в «Известиях», были разогнаны все публицисты, которые занимали прокрымские позиции. Некоторые из них были лишены возможности публиковаться в других СМИ, по крайней мере на какое-то время. Я лично пострадал не очень сильно от этого разгона, но некоторые мои коллеги столкнулись с неожиданным остракизмом. Из отдела мнений в этой газете в результате получилось невесть что, и это ни в какое сравнение не идет с тем изданием, где публиковались Максим Соколов, Эдуард Лимонов, Максим Кононенко, Илья Смирнов, Кирилл Бенедиктов, Игорь Караулов и многие другие мои друзья и единомышленники. Они сейчас все являются топовыми фигурами в своих СМИ, где публикуются. И все они прежде были собраны в одном месте и боролись за одну идею.

Тогда как люди, выражающие совершенно радикальное оппозиционное мнение, легко высказываются, их публикует «Эхо Москвы», их числит сотрудниками целый ряд влиятельных газет. У нас есть политики, которые идут на выборы, ратуя при этом за сдачу Крыма, депортацию русского населения и заселение полуострова крымскими татарами. Они, конечно, проигрывают эти выборы, но власть относится к ним предельно снисходительно. Я не хочу сказать, что надо кого-то сажать или лишать гражданских прав (меня почему-то превратно понимают), но то, что России следует продемонстрировать абсолютный национальный консенсус по этому вопросу, — это несомненно.

«Все еще помнят генерала Макашова с его борьбой «против жидов». Однако в путинское время с антисемитизмом было покончено. Его сейчас просто нет». Фото fb.ru

Я бы привел такой пример. В России в 90-е годы был очень силен антисемитизм. Это действительно была серьезная проблема. В 1993 году в дни противостояния Ельцина и Верховного совета интеллигентному человеку невозможно было находиться у Белого дома, не зажав нос (даже если он сочувствовал Верховному совету): лозунг «бей картавых», к сожалению, был очень заметен. Это было действительно очень и очень серьезное явление. И брошюры появлялись соответствующие, и лозунги периодически звучали, и все еще помнят генерала Макашова с его борьбой «против жидов». Однако в путинское время с антисемитизмом было покончено. Его сейчас просто нет. Может быть, в каких-то углах он и есть, я не знаю, может кто-то пописывает что-нибудь где-нибудь в «Фейсбуке», но публичные высказывания на эту тему немедленно приводят к маргинализации этого человека. И это не то чтобы результат какого-то «либерального засилья», работы «либеральной жандармерии», как это было в 90-е. Это просто четкая позиция государства по определенному вопросу, она ясно и четко обозначена. Если ты говоришь: «долой иудаизм, евреи — это нехорошие люди», все, тебя не существует в общественной жизни и в политике. Где сейчас генерал Макашов, где эти политические деятели? Где организации, которые распространяли списки евреев, черносотенные листки (которые продавались, помню, рядом с музеем Ленина в Москве)? Все это было быстро и жестко подавлено.

— И никакой антидиффамационной лиги не надо.

— Да, просто четкая и жесткая позиция государства. Если называть вещи своими именами — тот элемент авторитаризма, без которого не обходится любое общество. Но никто же не обвиняет Путина в подавлении антисемитизма авторитарными методами. И, кстати, победа над антисемитизмом, может быть, один из факторов, благодаря которому наш режим сохраняет устойчивость при всех огромных внешнеполитических вызовах.

И с лебезением о сдаче и продаже Крыма надо было поступить ровно так же. Но вместо этого мы видим каждый день телешоу и дискуссии, где этот вопрос обсуждается, в том числе с какими-то украинскими, или псевдо-украинскими экспертами. Я понимаю, что можно обсуждать этот вопрос у себя в курилке, в элитных группах: разумно поступили в 2014-м, или неразумно, можно ли было сделать по-другому или нельзя. Но коль уж это сделано – то как можно обсуждать это, смотря в глаза людям, которых ты привел в Россию, предоставив им убежище и защиту? Это уже невозможно отыграть назад, и государство должно продемонстрировать абсолютный национальный консенсус по этому вопросу.

Никакая элитная фронда не была бы страшна Путину, если бы он опирался на национальный консенсус. Если бы у этого национального консенсуса были свои низовые структуры, своя, если угодно, антидиффамационная лига. Если бы принятие «крымнашизма» был бы таким же пропуском в легальное поле, каким стал для многих радикалов 1990-х демонстративный отказ от юдофобии. Но ничего подобного мы не видим, никакого сплочения нет. Наоборот, есть некое комфортное ощущение: как хорошо, что у нас расцветает сто цветов! Как хорошо, что у нас и эти есть в обществе, и другие, и третьи, все они прекрасны, и мнение каждого мы считаем важным. Более того, для нас мнение большинства так же крайне, как мнение меньшинства.

Запад играет на этом отсутствии сплоченности, постоянно рассчитывая, что никуда не исчезающий раскол приведет в конечном счете к изменению позиции России по целому ряду вопросов.

«Никакая элитная фронда не была бы страшна Путину, если бы он опирался на национальный консенсус. Если бы у этого национального консенсуса были свои низовые структуры, своя, если угодно, антидиффамационная лига». Фото kremlin.ru

— Происходящее с Татарстаном в этом году — это тоже свидетельство внешнего давления на Россию, в условиях которого приходится закручивать гайки?

— Да, безусловно, элемент закручивания гаек присутствует, и он касается именно регионального управления. И, давайте будем прямо говорить, он естественен.

Мы еще в 90-е годы с коллегами, стоявшими на позициях «цивилизационного реализма», говорили: как только конфликт с НАТО достигнет границ России, процесс укрепления власти в центре и на местах будет очень жестким. Все, что сейчас происходит в России, и в том числе в вопросе федеральных отношений, — в значительной степени обусловлено фактором сокращения пространства внешней российской свободы. Пока Россия была окружена нейтральными территориями, она могла действовать в своем ближнем зарубежье более-менее свободно. По большому счету, в 90-е годы мы что хотели, то и делали. Кто обращал внимание на наши действия в Таджикистане или в Азербайджане, где с нашей помощью был свергнут режим Эльчибея? И в России в это время царила такая, так сказать, федеральная вольница.

Окончание следует