«Батрова остается поблагодарить за то, что своими публикациями способствовал, что «плотину прорвало»

Абу Ханифа или ханафитский мазхаб?

Развернувшаяся в марте в Интернете дискуссия, инициированная статьей Рустама Батрова«Учение Абу Ханифы попало в ДУМ РТ под негласный запрет?», ее продолжением «Тренд, заданный Абу Юсуфом ханафизму, оказался в Средневековье доминирующим» и последующая за этим дискуссия всколыхнула умму Татарстана, которая до этого находилась как будто бы в глубокой спячке, похожей на летаргический сон.

Пока сторонники традиционализма пытались выработать идеологию, которую можно было бы противопоставить актуализации распространения псевдосалафитских радикальных взглядов, внутри самого лагеря традиционалистов произошел неизбежный раскол. И это не удивительно. И в древности, и в новейшей истории много свидетельств того, как любые поиски внешних врагов, как правило, в итоге приводят к выявлению внутренних. После нейтрализации имеющихся идейных оппонентов нерастраченный пыл борьбы находит объект для нападения среди своих. Так произошло и на этот раз.

Суть вопроса заключается в том, что как отмечает Рустам Батров, «ханафитская традиция многолика и в ней по-разному могут быть расставлены акценты». По мнению автора, сегодня побеждает учение Абу Ханифы, искаженное его учениками и пережившее глубинную трансформацию, и то, что сегодня именутся ханафитским мазхабом, существенно отличается от учения самого великого имама и является по сути ее средневековой интерпретацией. В ней не остается места богословскому инструменту противодействия религиозному радикализму — концепции ирджа, что представляет собой учение о необходимости оставлять вердикт о внутреннем мире человека на суд Бога.

Как пишет Рустам Батров, «Клерикалы, в том числе ханафитского толка, не хотели лишаться такого удобного инструмента нейтрализации оппонентов и несогласных, как такфир (обвинение в неверии), потому признали концепцию ирджа еретическим учением, а о принадлежности Абу Ханифы к мурджиизму стали предпочитать умалчивать. Сама же практика такфира получила огромное распространение в исламском мире, в том числе и среди ханафитов, и, как справедливо писал Муса Бигиев, стала одной из исторических причин его стагнации. Кстати, первыми, кто начал выступать против подобного положения вещей, были татарские богословы, начиная с Габденнасыра Курсави, который за свои убеждения ханафитами Средней Азии был объявлен неверным и приговорен к смертной казни».

Рустам Батров связывает актуальность данной проблематики с ожидаемым открытием Болгарской исламской академии, «Априори считается, что академия должна стать интеллектуальным оплотом традиционного ислама России». Но проблема в том, что «существует как минимум четыре понимания традиционного ислама и на сегодняшний день нет консенсуса о том, какое из них надо положить в основу нового исламского учебного заведения», — пишет Батров.

Последователен в критике, непоследователен в действиях

Главная интрига заключается в том, на наличие внутренних идеологических противоречий в официальном религиозном истеблишменте республики и выведение их на публичное обсуждение осуществил не кто иной, как один из самых ярких адептов, идеологов и рупоров постулировавшегося в последние годы официальным духовенством концепта «традиционный ислам». И если до этого острие его критики было направлено на единоверцев, которые по его мнению, не вписываются в рамки «традиционного ислама» — сторонников движения Хизб ат-тахрир (организация запрещена в РФ. — прим. ред.), ваххабитов/салафитов и прочих, то в этот раз он решил развенчать ошибочность воззрений своих же «однопартийцев». Кем-то это может быть расценено как смена ориентиров и «коньюктурные превращения». Действительно, то, что выход материала совпал по времени с известием о том, что Батров уходит с поста заместителя председателя Духовного управления мусульман РТ, многими воспринимается как сведение счетов (как образно выразился один и комментаторов: «уходя расхрабрился (батырайды) и решил хлопнуть дверью… или еще образнее извлек рояль из кустов»). Да, неприятно быть свидетелем того, как человек долгие годы проработавший на официальной должности, после того, как ему указали на дверь не сумел избежать соблазна уйти не плюнув в колодец, из которого пил все эти годы. Остается искренне надеяться, что такая оценка мотивов Батрова ошибочна, и хотелось бы верить, что дело здесь не в банальной обиде и реваншизме.

Справедливости ради следует отметить, что, по сути, Батров последователен в своей критике. И многие читатели и комментаторы отмечают, что он: «как проповедовал учение Абу Ханифы, так и продолжает его проповедовать, как выступал против радикализма и мракобесия, так и продолжает выступать». Смущает только то, что, будучи на посту, он не был столь последователен в развенчании средневекового схоластического подхода и формы мышления, которые глубоко проникли в систему официальных религиозных институтов и программы религиозных учебных заведений. Более того, если во время проведения различных форумов и конференций со стороны участников озвучивались проблемы, существующие внутри мусульманского сообщества, именно со стороны Рустама хазрата это воспринималось в штыки и подвергалось остракизму. Обсуждение таких специфических вопросов даже в кругу профессионального сообщества было табуировано. Ну а если же, не дай Бог, материал хотя бы с намеком на критику ДУМ РТ размещался в социальных сетях или в СМИ, это воспринимались довольно болезненно, и тут же следовала незамедлительная реакция со стороны представителей мусульманского духовенства в лице именно Рустама хазрата. Тогда он считал своим долгом отстаивать интересы своего цеха и организации, которую представлял. А сегодня приходится наблюдать, как это же религиозный деятель занялся разоблачением идеологии организации, интересы которой сам защищал совсем недавно. Бывший заммуфтия занял позицию исламоведа, то есть человека, изучающего ислам извне.

«Если не подходить поверхностно и отмести муссируемую многими идею, что Батров решил таким образом привлечь внимание к своей персоне на фоне проблемы кадрового дефицита, явно проявившегося на финальном этапе подготовки к открытию Болгарской исламской академии, официальное открытие которой должно состояться в сентябре этого года <>, то следует отметить, что у истоков разворачивающейся на наших глазах дискуссии лежит намного более серьезная подоплека более глубинного уровня». Фото Михаила Козловского

Не подлежит сомнению то, что Рустам хазрат знал, на что шел. Он не мог не предвидеть, какую волну возмущений поднимет его публикация, и что подобное «еретичество» грозит ему в дальнейшем превратиться в изгоя и маргинала в исламской среде, где вольнодумства не терпят. И все же он решился на этот шаг. Многие задаются вопросом, что за этим лежит. Каковы истинные цели этой идейной революции?

Если не подходить поверхностно и отмести муссируемую многими идею, что Батров решил таким образом привлечь внимание к своей персоне на фоне проблемы кадрового дефицита, явно проявившегося на финальном этапе подготовки к открытию Болгарской исламской академии, официальное открытие которой должно состояться в сентябре этого года и времени остается катострофически мало, то следует отметить, что у истоков разворачивающейся на наших глазах дискуссии лежит намного более серьезная подоплека более глубинного уровня. И имеет она несколько уровней или измерений в разной степени доступных осмыслению: временных, пространственных, метафизических, отголоски которых в нашем бренном мире, как в прошлом, так и сегодня выливаются в дебаты о роли разума и авторитета, когда на примере конкретных трудов мусульманских ученых оспаривается дихотомия иджтихад/таклид в рамках исламской правовой мысли и утверждается более всеобъемлющее понимание диалектики между разумом и властью (Shilhaliev Sh., Gould R. Beyond the Taqlīd/Ijtihād Dichotomy: Daghestani).

Действительно, внутри любого из четырех исторических сформировавшихся и сохранившихся суннитских мазхабов по тем или иным вопросам существует палитра мнений его представителей, где на одном полюсе наблюдается торжество консерватизма и буквализма, исходящие из свойственного людям субъективизма, а на другом — примат рационализма. Между этими полюсами и располагаются разные школы и подходы. При этом как отмечал в свое время один из авторитетнейших исследователей арабо-мусульманской мусульманской философии и теологии Тауфик Ибрагим, «в исламе не было ортодоксии, как и единой общепризнанной «мусульманской теологии». Поэтому любые рассуждения о «еретиках» и «ортодоксах» возможны только «в пределах доктриальных, пространственных и временных рамок» (Ибрагим Т. Филосоия калама. Дис… доктора филос.н., М., 1984. — С. 76.).

Так, К. Касумов отмечает, на примере толкования современными арабскими мыслителями интеллектуального наследия основоположника шафиитского мазхаба Мухаммада аш-Шафии «фактически, «прошлое» используется как либеральными мыслителями, так и их оппонентами для решения современных идеологических проблем» (Касумов К. Интерпретация идей и образа Мухаммада б. Идриса аш-Шафи'и современными арабскими мыслителями // Ислам в мультикультурном мире. Сборник материалов и тезисов 2-го Казанского международного научного форума. 29-31 окт. 2012 г. — Казань: Арт-Лоджик, 2012. — С.89-90.). Подобные тенденции можно наблюдать и в рамках других мазхабов.

«Идея единого мазхабического пространства оказалась не реализуемой»

Сегодня мусульманское сообщество нашего региона находится на важном этапе трансформации общественной жизни, что заставляет искать ответы на возникающие вопросы и адекватные пути адаптации в стремительно изменяющемся мире. Подобное происходило во второй половины XIX — начала ХХ века, когда существенные перемены, происходившие в социально-экономической и культурно-идеологической сферах, способствовали пересмотру определенных концепций и поиску новых ориентиров развития нации, при этом, с сохранением базовых религиозно-мировоззренческих ценностей. С появлением первых татарских газет и журналов, они стала играть важную роль в обсуждении животрепещущих проблем уммы. Но если в начале XX века это обсуждение происходило в среде религиозно грамотных людей, с детства воспитанных в этой традиции, то сегодня после более семидесятилетней атеистической пропаганды и борьбы с религией, нет подобной религиозной грамотности и культуры ведения дискуссии. Для большинства нынешних религиозных деятелей характерная секуляризированная риторика с использованием сугубо светской по своей сути социально-политической, социально-идеологической, бюрократической терминологии.

На сегодняшний день пока остается констатировать, что богословская исламская мысль в России находится в зачаточном состоянии. Трагические события августа 2012 года (убийство Валиуллы хазрата Якупова и покушение на муфтия Ильдуса Фаизова) в Татарстане наглядно показали, что пока в обществе практически нет интеллектуальных ресурсов, способных отрегулировать кризисные ситуации и обозначить пути преодоления идейно-богословских разногласий. Идея создания единого мазхабического богословского пространства оказалась не реализуемой. После упомянутой трагедии для кого-то наступило определенное прозрение: оказалось, что необходимо выработать более гибкую модель функционирования мусульманской уммы, которая, четко обозначив мазхабические приоритеты, предложила бы более широкую площадку для выражения своих богословских представлений.

Одной из важнейших задач, стоящих перед российскими мусульманами сегодня постулируется воссоздание отечественной исламской богословской школы, которая как отметил глава государства: «обеспечит суверенитет российского духовного пространства и, что принципиально важно, будет признана большинством мусульманских ученых мира», В связи с этим было заверено, что «государство будет и впредь помогать воссозданию отечественной мусульманской богословской школы…».

Действительно, у мусульман Волго-Уральского региона имеется многовековой отечественный опыт религиозного образования и богословской мысли. На примере Габдерахима Утыз-Имяни, Абуннасыра аль-Курсави, Шигабуддина Марджани, Галимджана Баруди, Ризаэтдина Фахретдина, Зыяэтдина Камали, Мусы Бигиева и многих других можно наблюдать, что здесь была выработана гибкая и интеллектуально осмысленная модель ислама, которая давала возможность совмещать толерантность и богобоязненность.

«Перемены в жизни мусульманской общины оказали определенное влияние напереосмысление коранических установок, вывели на первый план проблему перевода Корана». Фото Михаила Козловского

Круг вопросов, поднимавшихся в татарской богословской мысли, включал в себя как проблематику сугубо догматического характера, связанную с исламским вероучением, мусульманским правом, так и проблематику философского, исторического, социально-политического характера, а также вопросы методологии научного познания. Перемены в жизни мусульманской общины оказали определенное влияние напереосмысление коранических установок, вывели на первый план проблему перевода Корана. Из поднимавшихся в татарском богословском наследии тем на сегодняшний день особо актуальное звучание приобретают такие, как: взаимосвязь между разумом и откровением; отношение к философии; вопросы вероучения; отношение к спекулятивному богословию (ашаритскому вероучению, так и каламу, в целом); разделение на группы и школы в вопросах вероучения, попытки устранения разногласий; вопрос определения веры, дискуссии о признании деяния как истинной части веры, дискуссии о возможности и невозможности увеличении и уменьшении веры; проблема обвинения в неверии (такфир), поблематика единобожия (таухид), а также проблема свободы воли; предмет всеобщей божественной милости. Это и вопросы методологии исламского права (усуль аль-фикх): иджтихад (право выносить самостоятельное решение) и таклид (следование мнению авторитетов), талфик (смешивание правовых толков вплоть до отказа от мазхабов).

Большое внимание к вопросам фикха было обусловлено особенностями функционирования в рамках российского государства и правового пространства норм исламского шариата. Татарские богословы занимались как рассмотрением вопросов поклонения (ибадат), связанные с ритуальным очищением (тахарат), особенностями совершения молитвы, временем совершения намаза в короткие летние ночи, особенностями проведения пятничной молитва и пр., так и особое место в татарском богословском наследии занимает рассмотрение вопросов взаимооотношений (муамалят) — брачно-семейные, наследственные, торгово-экономические и другие вопросы. В условиях бурного развития капиталистических отношений и финансово-кредитных институтов актуализируется рассмотрение проблемы ссуды и ростовщичества. Вопросы социально-политического характера также охватывают широкий спектр проблем. Это и, казалось бы, такой частный вопрос, как язык хутбы, так и проблема соотношения национальной идентичности и конфессиональной принадлежности. Это и вопросы дозволенности произведений искусства (музыки, театра, изобразительного искусства). Это и отражение гендерного, и многих других вопросов. На фоне распространения суфизма в татарском мусульманском мире в виде тарикатов йасавия, накшбандия и др., актуализируется дискуссия о двух путях: шариате и тарикате, а также оппозиции: юридический — мистический ислам, вылившаяся в критику суфизма и ишанизма.

Наряду с тем, что, судя по произведениям авторов мусульманского мира, распространенных среди татар (Н. Насафи, Ф.Рази, С. Тафтазани, Суфи Аллахияра), так и татарских авторов (Т.Ялчыгола, Х.Салихова, А. Курсави, Ш.Марджани, К.Насыйри, Х.Забири) и других, мусульмане нашего региона в вопросах веры и интерпретации божественных атрибутов в целом следовали матуридитскому учению, также в татарской богословской мысли, в лице тех же А.Курсави, Ш.Марджани, а также Р.Фахретдинова, Г.Баруди, Ш.Шарафа, М.Музаффарова и др., присутствовала и критика ряда авторитетных авторов прошлого, нововведений, мазхабного фанатизма, проявлений недостаточно строгого и последовательного, по их мнению, единобожия (таухида) и т.п. В этом многообразии взглядов и заключается специфика традиционного ислама у татар, его ценность и уникальность.

«Мусульмане нашего региона в вопросах веры и интерпретации божественных атрибутов в целом следовали матуридитскому учению, также в татарской богословской мысли, в лице тех же А.Курсави, Ш.Марджани, а также Р.Фахретдинова (на фото), Г.Баруди, Ш.Шарафа, М.Музаффарова и др.». Фото archive.gov.tatarstan.ru

Обращаясь к опыту татарской богословской традиции прошлого, важным видится наличие множественности решений по различным проблемам, которые предлагались в ходе дискуссий начала прошлого века. Данный опыт поиска эффективных решений проблем, стоящих перед мусульманским сообществом, крайне важен и сегодня и мог бы быть концептуальной основой создания квалифицированной мусульманской элиты, которая будет конкурентоспособна как со светской российской элитой, так и способна противостоять внешним радикальным влияниям.

В поисках современных богословов и теологов

Как же с этим обстоит дело на сегодняшний день?

Чтобы выяснить это обратимся к периодизации новейшей истории татарстанской уммы, предложенной ректором Российского исламского университета, заместителем муфтия по вопросам образования и науки, профессором Казанского федерального университета Рафиком Мухаметшиным. По его характеристике, после первого этапа возвращения исламских ценностей в татарстанское общество (стадии легализации), и последующих этапов институционализации (1992-1998), структуризации (1998-2002), внутренней мобилизации (2002-2006), мусульманское сообщество Татарстана вступило в очень важный этап в своем становлении — период определения идейно-богословских ориентиров. Особая значимость этого этапа, по мнению Р.Мухаметшина, заключается «в понимании необходимости больших интеллектуальных усилий, чтобы четко обозначить будущие ориентиры исламского возрождения в Татарстане» (Мухаметшин Р.М., 2014, Основные этапы возрождения ислама в Татарстане // Этноконфессиональные процессы в регионах постсоветской России: общее и особенное: сборник научных статей /редкол.: Т. Д. Надькин (отв. ред.), В. А. Бондарев, Л. А. Королева [и др.]; Мордов. гос. пед. ин-т. — Саранск, СС. 109-119).

Татарстан с его развитой системой мусульманского образования, богатыми традициями исламоведения для определенных кругов видится экспериментальной площадкой для создания условий по восстановлению традиций мусульманского богословия, отвечающего российским реалиям. На сайтах официальных религиозных организаций регулярно наблюдается появление материалов о различных мероприятих, которые неизменно проводятся с участием «ведущих богословов республики», «ведущих богословов страны» и «ведущих отечественных религиозных специалистов» и «теологов» нашего времени.

Кто же имеется в виду, под выдающимися богословами и теологами? И кто такой современный исламский богослов, современный исламский теолог?

Еще десять лет назад приступив к изучению религиозного дискурса ислама в информационном пространстве республики, и обнаружив, что богословский дискурс там совершенно не представлен, автором этой статьи предпринимались попытки некоторым молодым коллегам, в ком виделся определенный потенциал, донести мысль, что именно от них и ожидается, что они должны стоять у истоков формирования исламской богословской мысли сегодняшнего дня. Прошло много лет. Многие из них остепенились, защитили диссертации, преподают в ведущих учебных заведениях, позиционируются как эксперты, занимаются исламоведческими исследованиями, изучением истории татарской богословской мысли, критикой так называемых «нетрадиционных» течений, обоснованием истинности матуридитского кредо в вероучении. Можно ли их считать современными богословами?

«Если для Шамиля Аляуддинова основной мотивацией является создание единого пространства иджтихада Европы, то для Совета Улемов Республики Татарстан на первом плане стоят вопросы соответствия своему мазхабу и удобство верующих». Фото Романа Хасаева

При проведении контент-анализа СМИ, интернет-изданий, социальных сетей, после серии интервью с некоторыми авторитетными имамами, изучив фетвы и выступления ряда религиозных деятелей нашего времени, в процессе преподавательской деятельности по направлению подготовки «теология» в Российском исламском и Казанском федеральном университетах, нами неоднократно предпринимались попытки составить список тех, кого можно назвать современными мусульманскими богословами, так называемыми улемами. Даже при аттестации преподавателей примечетских курсов, организованной ДУМ РТ, участникам опроса среди прочего давалось задание, назвать мусульманских богословов нашего времени. И, как правило, этот вопрос вызывает замешательство у опрашиваемых. Ко мне лично во время проведения курсов, при чтении лекций неоднократно обращались с просьбой посоветовать, как следует правильно отвечать на этот вопрос, кого следует называть.

Тем не менее, мы можем наблюдать, что сегодня на наших глазах происходит некая реструктуризация богословского поля, появляются региональные ассоциации улемов, которые по некоторым единичным вопросам пытаются выводить свой иджтихад. Наглядной иллюстрацией этому могут служить наблюдаемые в последнее время попытки создания единого графика времени намазов с учетом особенностей летнего времени в нашем регионе, где в короткие летние дни между ночным и утренним намазами не исчезает краснота неба на горизонте. Если для Шамиля Аляуддинова при этом основной мотивацией является создание единого пространства иджтихада Европы, то для Совета Улемов Республики Татарстан на первом плане стоят вопросы соответствия своему мазхабу и удобство верующих.

Местные реалии накладывают свой отпечаток на правовые нормы, регулирующие вопросы поклонения, взаимоотношений, финансово-экономической и предпринимательской деятельности, дозволенного и недозволенного, вопросы семейно-брачных отношений, распределения наследства и др. Предпринимаются попытки формализации богословского наследия отечественной традиции ислама через разработку «Символа веры» традиционного ислама татар. Эти попытки в свое время предпринимались Валиуллой Якуповым, вновь поднимались Рустамом Батровым.

Дамир Мухетдинов отмечает концептуальную слабость новейших дискуссий богословов, пытающихся противостоять «антиисламской диверсии в виде явлений типа Аль-Каиды (организация запрещена в РФ. — прим. ред.) или ДАИШ (ИГИЛ — организация запрещена в РФ. — прим. ред.), ибо они действуют в том же логико-доказательном поле, что и их оппоненты, так называемые «такфиристы» и «джихадисты», с применением в качестве основного аргумента и источника для вынесения решений в виде хадисов при фактическом игнорировании заветов Корана о человеколюбии и всеохватном милосердии». В итоге предлагается произвести смену вторичности при логико-доказательных операциях на первооснову, т.е. смену хадисоцентричности на кораноцентризм.

Мусульманская умма повзрослела

Наряду с этим следует отметить количественные и качественные изменения, происходящие в региональном религиозном поле.

Духовное управление мусульман Республики Татарстан осуществляет централизованное управление более чем 1450 приходами республики. Муфтий Татарстана Камиль Искандарович Самигуллин — выпускник Северо-Кавказского исламского университета и Российского исламского института, Коран–хафиз (знающий наизусть текст Священного Корана). Под его руководством, при участии преподавательского и административного состава Российского исламского университета, ведущих медресе республики, сотрудников Ресурсного центра по развитию исламского и исламоведческого образования Института международных отношений, истории и востоковедения КФУ в 2015 году был разработан стандарт начального уровня религиозного воспитания, который представлен в Татарстане 600 примечетскими курсами, на которых обучается свыше 30000 слушателей. На среднем уровне успешно функционируют 9 медресе: Казанское высшее мусульманское медресе «Мухаммадия», Казанское высшее мусульманское медресе имени 1000-летия принятия Ислама, Набережночелнинское медресе «Ак мечеть», Уруссинское медресе «Фанис», Кукморское медресе, Буинское медресе, Альметьевское исламское медресе им. Ризаэддина Фахреддина, Казанский исламский колледж, Мамадышское медресе им. Габдуллы Ибн Масгуда. Все они работают по учебным планам, составленным в соответствии с единым стандартом, утвержденном ДУМ РТ в 2014 году.

Высший уровень исламского образования в республике представлен двумя высшими учебными заведениями, находящимися под одной крышей и объединенными под брендом Российского исламского университета: в одном из них — Российском исламском институте готовятся кадры по светским направлениям подготовки теология, экономика, лингвистика, журналистика с исламской специализацией; другой вуз — Казанский исламский университет ведет образовательную деятельность по программам подготовки служителей и религиозного персонала исламского вероисповедания. В этих двух вузах на очной, заочной и вечерней форме обучения учится более 1 000 студентов из Республики Татарстан, других регионов России и Ближнего Зарубежья.

И в дополнение к этому, как уже отмечалось, началась активная работа по научно-методическому и организационному сопровождению уникального проекта — Болгарская исламская академия, который призван осуществлять подготовку специалистов высшей научной квалификации в области исламского богословия по программам аспирантуры и докторантуры.

Все это означает, что мусульманская умма выросла из детского возраста и даже перешла рубеж юношества. Настал период взросления. Мы видим, что начался процесс осмысление роли религиозного образования в формировании мышления, культурных представлений и научной методологии мусульман в России. И это происходит посредством корреляции традиционно догматических и рационалистических школ религиозного учения, что является довольно болезненным процессом. Многие участники этого процесса еще не до конца готовы к этому, тем не менее, без этой чрезвычайно важной работы невозможен ни анализ, ни выявление специфики исламского религиозного образования татар в контексте развития исламского образования в мусульманском мире, ни разработка общей стратегии российского исламского образования.

И мы видим, что процесс запущен. Еще предстоит большая, непростая работа, которую должна проделать сама мусульманская умма Татарстана. Если она сама не сумеет выработать необходимую методологию, новый формат ведения дискуссии, основанный на готовности выслушать и проявить уважение к мнению оппонента, то никто за нее это не сделает. Именно инклюзивность и плюрализм смогут способствовать снятию напряжения и нивелированию тенденций радикализации.

Смогут ли все участники этого процесса принять предлагаемую сторонниками традиционного ислама ашаритско-матуридитскую методологию тафвида, согласно которой не приписывается определенное значение содержанию текста Священного Писания, если нет уверенности в его смысле, и прийти к своего рода джентельменскому соглашению, согласно которой острые спорные вопросы вероучения не должны быть предметом обсуждения и не следует выходить за определенную обговоренную черту, которая очерчена по обоюдному решению, не навязывать свою точку зрения, не лезть в те области, где возникает разногласие. Смогут ли имамы объяснить верующим, что есть темы, в которые ради сохранения спокойствия у умме не следует углубляться — время покажет.

Пока что мы видим, что наряду с эмоциональными критическими выступлениями с переходами на личности, также представителями ДУМ РТ в лице председателя Совета улемов, заведующего кафедрой религиозных дисциплин РИУ Рамиля Адыгамова предпринимаются попытки вести спокойную содержательную, аргументированную полемику, что крайне важно для определения вектора дальнейшего развития мусульманской уммы Татарстана.

А пока что, какими бы ни были намерения инициатора начатой дискуссии Рустама Батрова, сам факт, что процесс запущен и стало формироваться поле для подобных дискуссий, следует рассматривать как позитивный. Это нужно умме. И не стоит бояться, что это может привести к разобщению, смуте и войне на почве религиозных разногласий. Умма и так разобщена. Тем не менее, степень зрелости и благоразумия ее участников не стоит недооценивать. Напротив, продолжающаяся тактика замалчивания имеющихся противоречий только способствовала бы сектантским тенденциям, усугублению кризиса и внутриконфессионального напряжения.

«Не спешить своих идейных оппонентов называть радикалами»

В свете происходящих процессов чрезвычайно высока роль и ответственность экспертного, научного сообщества, и прежде всего, в выработке механизмов защиты научности в самой экспертной сфере, не допуская влияния конфессиональных, конъюнктурных и политических предпочтений самих экспертов на научный анализ. Решение задач в сфере регулирования этносоциальных и этнокультурных процессов в полном объеме можно только комплексными, системными мерами, и особая роль здесь отводится тесному взаимодействию официальных религиозных структур, государственных организаций и научного сообщества.

Рафик Мухаметшин: «С одной стороны это выглядит как благо, когда мы призываем к самостоятельности в познании, так как любой мусульманин должен стремиться познать истину. С другой стороны мы можем вызвать в умме совершенно непредсказуемые вещи». Фото Романа Хасаева

В связи с этим, мы обратились за комментарием по обсуждаемой теме к человеку, которому на протяжении последнего десятилетия удается одновременно представлять как мусульманскую религиозную среду в лице ректора исламского университета и заместителя муфтия, а также и научное исламоведческое сообщество республики в лице профессора Казанского федерального университета Рафику Мухаметшовичу Мухаметшину:

«С одной стороны это выглядит как благо, когда мы призываем к самостоятельности в познании, так как любой мусульманин должен стремиться познать истину. С другой стороны мы можем вызвать в умме совершенно непредсказуемые вещи. Ислам — это совокупность определенных догм. Почему не может определенная группа людей, которая их освоила и живет совершенно счастливо. А мы их призываем к углублению во все это. Вот, до революции они ведь жили, кто-то мог читать тафсир, кто-то и этого не умел делать, его чему-то научили и все, но он был счастливым мусульманином, соблюдал самые необходимые обряды. А сегодня идет вот эта дискуссия. Вот, наслушается один всего этого, скажет, «а действительно, давай-ка я сам», и начнет сам читать Коран. Где гарантия, что он будет совершенно правильно все понимать в силу уровня своих знаний и ограниченности. Ну, если у них нет таких интеллектуальных индивидуальных возможностей, и знаний у них не хватает, и они начнут читать сомнительные переводы Корана и в силу своего понимания начнут его трактовать… Что-то им не понравиться и они будут жить в соответствии с тем, как поняли, что, якобы, в Коране это написано. И что это будет? Это просто приведет к разброду и шатанию. Это обязательно нужно иметь в виду».

Происходящая сегодня дискуссия многими воспринимается как столкновение рационалистического и буквалистского подхода, которые на протяжении веков существовали в исламе. Отчасти это так. Но следует обратить внимание, что в исламской традиции есть еще одна магистральная линия постижения, точнее, овладевания знания сердцем — то что имеет место в суфийской традиции. И скорее всего то, что не все мусульмане поспешили активно включиться в этот спор и принять одну из сторон столкновения различных Эго, можно объяснить тем, что, к счастью, все-таки большинство мусульман у нас предпочитают ислам понимать как религию сердца. И для этого не обязательно состоять в определенном суфийском братстве или религиозной группе, быть сторонником салафитского или ашаритского/матуридитского или еще какого-то еще «самого верного» понимания акиды. Это предполагает всего-навсего намерение вести определенный образ жизни, наличие внутренней работы над собой, усовершенствование собственного нафса (человеческое Я. — прим. ред.).

А Рустама хазрата остается только поблагодарить за то, что он своими публикациями способствовал тому, что, как говорится, «плотину прорвало». Хотелось бы только порекомендовать ему не спешить своих идейных оппонентов называть радикалами, а также обсуждение таких тонких и ответственных вопросов не уподоблять азартному поединку с использованием стилистики спортивного репортажа. Это отнюдь не будет способствовать решению одной из самых важных задач, стоящей перед мусульманским сообществом республики на сегодняшний день, а именно — преодолению разобщенности. Остается только пожелать, чтобы участники этой дискуссии были движимы не чем иным, как стремлением к истине, нежели удовлетворением собственных амбиций.