Талгат Абдуллин: «Экономика строится либо на сырье, либо на интеллекте. У нас пока нет анализа...»

«Настроили кирпичных заводов, а сейчас кирпич некуда девать»

— Талгат Мидхатович, как в целом охарактеризуете строительную отрасль Татарстана?

— Если оценивать рынок республики относительно России, то на этом большом базаре у нас хорошая лавка, потому что в остальной части страны — кустарщина и хаос. А рынок — это тонко организованный механизм.

В 70-х годах в Советском Союзе мы имели темп прироста 9,5—10,5% в год валовой продукции только за счет того, что была сбалансирована система всей экономики. А сегодня Европа начала балансировать. Они начинают определять квоты, например, сколько необходимо произвести молока. И каждый фермер знает, какой объем он может поставить — больше не надо. А мы даже яблоки закупаем. Почему, например, не подсчитывается, сколько яблок нужно выращивать? За три-четыре года все сады в России можно привести в порядок. Но попыток наведения порядка в целом на рынке, по-моему, нет. Кто должен это делать? Получается, что президент России, потому что другой структуры, которая реально это могла бы сделать, нет. Правительство РФ не в состоянии это сделать, потому что часть бизнес-структур ушла из-под его влияния. А объединяющий Минэкономразвития… даже не буду говорить, чем они там занимаются. Консолидации, обеспечения хотя бы реальных прогнозов того, что нужно сделать, нет.

Например, сегодня модно делать кирпичные заводы, да даже взять наш Татарстан. Настроили кирпичных заводов, а сейчас кирпич некуда девать — ну это же неправильно. Хотя вместо кирпичного завода мы могли построить другой завод — санфаянс, например, или еще что-то. У нас не очень строго ведется учет наших сырьевых ресурсов. А экономика строится либо на сырье, либо на интеллекте. У нас пока нет анализа, сколько сырья производится в Татарстане. А сырья очень много, не только нефть, руда, лес. Это и сельскохозяйственная продукция, и животноводство — сколько мы его перерабатываем, сколько продаем. Вот это все должно учитываться и создавать условия рынка, но этого пока нет.

Но в Татарстане строительную отрасль мы сумели сохранить. И я это без ложной скромности говорю. Когда была программа ликвидации жилья, все заводы, проектные институты были в упадке, а мы им дали работу. Татарстан — хорошая территория. Города республики мало чем отличаются от европейского уровня. Считаю, что Татарстан — образец. Кому-то на зависть, кому-то для подражания.

— Но сейчас рынок все равно сужается, многие застройщики ушли на фоне экономического спада. Многие банкиры говорят, что будет экономический рост в следующем году. Они на это надеются, по крайней мере. Ожидаете ли вы прихода новых игроков вместо того же «Фона», «Свея»?

— Игроки приходят, если поле свободно. И чтобы вытолкнуть кого-то, должны прийти сильные компании. Перечисленные вами компании ушли, а новых так и нет на горизонте. Потому что реальность такова, что объем заработной платы падает.

В Татарстане строительную отрасль мы сумели сохранить. И я это без ложной скромности говорю. Когда была программа ликвидации жилья, все заводы, проектные институты были в упадке, а мы им дали работу

— Что вы думаете о рынке жилья в Закамье, где из-за масштабного строительства социального жилья коммерческий рынок практически перестал развиваться?

— Это вы про Нижнекамск? Ну, это потому что мы с ТАИФом договорились и строим. И строим достаточно много. А почему с ТАИФом вдруг решаются эти вопросы, а с другими предприятиями нет? Потому что эта компания ведет на развитие экономики. Создаются новые производственные мощности, вырастет национальный доход, появятся новые рабочие места. И для тех, кто это делает, нужно создавать новые условия, обеспечивать жильем. Это самое справедливое решение.

«У меня даже к картине Леонардо да Винчи «Мона Лиза» есть претензии»

— Сегодня все чаще говорят о снижении уровня качества строительства. Жители соципотечного дома в Азино жаловались на осыпающуюся кирпичную кладку дома, сданного только пять лет назад. Про другой дом на Глушко говорили о поразительной слышимости в квартирах. А недавно заселявшиеся в дом 13-2 «Салават купере» рассказывали об отвалившейся штукатурке и разбитых порогах… У вас у самого есть претензии к качеству возводимого ныне жилья в целом?

— Конечно, есть. У меня даже к картине Леонардо да Винчи «Мона Лиза» есть претензии. Претензии всегда были и есть. Это нормальное положение вещей, когда люди хотят лучше. А говорить, что есть аварийная ситуация — такого нет. Но и плюс вопрос качества зависит от уровня восприятия.

— То есть нет тенденции, что сейчас снижается качество строительства?

— Нет, эта проблема есть, была и будет. Наоборот, повышается уровень качества, при котором вновь построенное кажется не таким хорошим. По Глушко, 6, говорят, кирпич выпадает. Это спорный вопрос, тем не менее я дал поручение сделать оценку работ подрядчиков. Сам генеральный подрядчик утверждает, что это произошло в результате неправильной эксплуатации. У этого дома кирпичная стена, потом газобетон, потом облицовочный кирпич. Так вот, когда хотят повесить гардину или кондиционер, требуется просверлить, а они перфоратором долбят. Вибрация выбивает кирпич. Плюс есть тепловой слой. Подъезд и само здание — это, в принципе, два разных сооружения на разных фундаментах, и совершенно разное движение идет у большого дома и небольшого подъезда. И если замачивается фундамент под подъездом, может получиться сдвиг. Я обратил внимание, что стена и подъезд в каком-то месте сомкнулись и это дало трещину. А трещина, как утверждает подрядчик, из-за того, что зимой около подъезда были большие сугробы, которые таяли и дали разное движение дома. Этот процесс любопытен с точки зрения технологии. А люди, конечно же, начинают бояться. Но боятся обычно тогда, когда ничего не понимают. Безусловно, нужно разъяснить.

«Исполнение отвратительное, а контроля вообще нет»

— А как вы оцениваете развитие долевого строительства? От него хотели отказаться…

— Инструмент долевого участия хотят прикрыть, да. Есть два понятия: строительство и юридическое оформление строительства. Почему-то люди на стройку обижаются, потому что юридическое оформление неправильно. И законодательство несовершенно. Даже в социальной ипотеке мы придумали столько новшеств, которых нет в России, чтобы обходить все эти запреты, выставленные на всякий случай. Мы выстроили систему, благодаря которой по крайней мере получается работать. Двадцать с лишним лет мы работаем, и таких дольщиков, обманывающих людей, в нашей структуре не видел… Сейчас они все лопаются, мы же наоборот укрепляемся. Мы и финансово очень солидная компания. И с банками работа идет. Достаточно одного звонка с просьбой дать мне миллиард, и он будет. Чаще даже мы предлагаем банкам разместить у них депозит.

Механизм с дольщиками оказался мошеннический. Сам по себе он правильный, но исполнение отвратительное, а контроля вообще нет. Юридически записали, что это власть должна контролировать, а сегодня ни муниципальная власть, ни какая-то другая этого сделать не может. Финансовые институты — тоже остаются в стороне. А пирамида тем не менее выстраивается финансовая. А как и любая другая финансовая структура, она должна контролироваться ЦБ. Раз страна признала их единственным органом, который регулирует денежное обращение, пусть тогда проверяет. Но функционально это очень сложная задача для банка — обеспечить контроль за ходом строительства и привлечением средств. Там очень много нюансов. Ну, а люди добровольно подписывают договоры, несут деньги, а потом говорят, что обмануты. Но ведь и обмануться хотели.

— На ваш взгляд, почему появилось движение обманутых дольщиков? Они создали свой сайт, где уже довольно много текстов, все неплохо структурировано.

— Как говорит Козьма Прутков, зри в корень. Кому это нужно? Может, конечно, и обманутым дольщика нужно. Но я вот, например, обращал внимание, по социальному строительству, появляются люди, которые переваливают на нас всю ответственность, а аргументов никаких нет. Для меня подозрительны люди, которые хотят только покричать.

И в данном случае, я думаю, что кому-то надо раскачать ситуацию, потому что страна в таком положении, когда нужно сделать что-то хорошее для других стран. Раскачаем, пусть отвлекутся от тех проблем, займутся этими вопросами.

Но я не спорю, что есть проблема в отношении обманутых дольщиков. Она действительно есть. Недавно, например, было решение Общественной палаты о том, что будет создан комитет помощи обманутым дольщикам. Вот мы хотим туда заявиться. Нас тоже обманули. Мы заплатили подрядчикам, а они не строят. Какие меры будут приняты в отношении них? Как быть?

Мы и финансово очень солидная компания. И с банками работа идет. Достаточно одного звонка с просьбой дать мне миллиард, и он будет. Чаще даже мы предлагаем банкам разместить у них депозит

— В арбитражный суд обращаться.

— Я согласен. Но комитет же создали. Пусть делают.

— И работает эта система?

— Пока не работает, но провозглашена. А кто провозгласил и кому это надо раскачать? Это же кто громче скажет, волну накатит. И для вас работа очень интересная появится, а правового решения так и не будет. Может, конечно, они и начнут что-то делать. Тогда, наверно, поймут, как это все делается, что если строят, то документация должна быть, смета сделана, нормы проектирования должны быть заложены, надзор чтобы был. Это же целая система. Если не хватает видения у правительства, может общество скажет? Что нужно сделать, чтобы было лучше? Мы получили в нашем случае «Долой биржу». Нормальное решение? Теперь стоит вопрос: для кого это лучше? Нельзя же ждать от той структуры, которая технически ничего не может исправить, каких-то решений. Зато все могут покричать. Я не говорю, что нужно быть безучастными. Но если мы говорим, что у нас правовое государство, то система должна защищать и обеспечивать наши права и гарантии.

«В институте у меня было 6% посещаемости»

— Талгат Мидхатович, а расскажите о себе. Как вы, заслуженный экономист, в конце 90-х пришли в строительную отрасль?

— Не приходил, сразу оказался в строительстве. Я окончил Казанский финансово-экономический институт, факультет кредитов. Я банкир по образованию. По распределению меня оставили в Казани и приняли в Республиканскую контору Стройбанка СССР. Сейчас на Право-Булачной на ее месте Казначейство находится.

Управляющей Республиканской конторой Стройбанка СССР была выдающаяся женщина Валентина Петровна Бухина. Она же была председателем экзаменационной госкомиссии у нас в институте. Тогда она и заметила меня, сказала, что возьмет к себе. И действительно распределили к ней. Но в штатном расписании не было свободной ставки, тогда меня назначили инженером по бурению Стройбанка, была такая должность. Имелось в виду — инженер по буровым работам, но кто-то написал, что это инженер по бурению банка. Ну, и я начал свое бурение (смеется). Подумал, ну ладно, разберусь в этом деле. Мне, в принципе, всегда легко давалась учеба. Набрал кубометра полтора литературы, начал читать, изучать технологию бурения турбореактивным методом, бурение под кондуктор… Геологию, оказывается, еще нужно знать. Я так посмотрел, подумал, сложновато. В анатомии, по-моему, меньше тонкостей. Пришел к управляющей, спрашиваю, можно я уйду. Она говорит, нет, никуда не пойдешь. И меня назначили кредитным инспектором отдела финансирования и кредитования союзных, союзно-республиканских министерств и ведомств республиканской конторы Стройбанка. Это я уже представлял, что такое. Знания у меня были. Тем более что я больше учился самостоятельно. В институте у меня было 6% посещаемости. Но сдавал, я в принципе, все хорошо.

— Сейчас с балльно-рейтинговой системой вас бы отчислили.

— И тогда у меня были очень большие проблемы с деканом по этому поводу. Он говорил: «Абдуллин, почему ты не посещаешь». Я спрашиваю: «А у вас есть претензии? Я же все сдаю». «Да, ты все сдаешь, но ты же портишь факультет. Они же, глядя на тебя, не учатся». На это я у него спрашивал: «А зачем вы такой плохой факультет набрали?» (смеется). Хотел лишить меня стипендии. Но не стал. По оценкам все же было нормально, все сдавал вовремя.

Подошло время сдавать дипломную работу, а я был в Нижнем Новгороде и долгое время за нее даже не брался, куратора у меня тоже не было. Тема дипломной работы у меня была: «Материально-техническое снабжение и роль банков в эффективности работы». В теме-то я разобрался, понял, какие есть недостатки в системе, а их было много. Но работу писать же надо. А у меня осталась неделя. Я собрал девчонок в библиотеке, сказал, что кому писать, все это сам потом связал. Представил работу. А там почерк девичий, почти детский. Мне потом говорят, что это такое, исключить надо его. Пошли к проректору по науке. Она спрашивает декана: «В чем дело?». Тот отвечает, что я ничего не делаю и меня нужно исключать. Проректор интересуется, как я сдал сессию? Говорю, что одна четверка. «Ну как так, только одна четверка». «Так все остальные пятерки», — утверждаю. Та удивляется: «Как так?». Декан говорит, что и занятия прогуливаются. Я говорю: «Ну, посмотрите, я посещал иностранный язык — 6% посещаемости у меня там накопилось — и сдал на четыре, а остальные на пять. Может, зря ходил?». После этого они махнули на меня рукой со словами: «Иди уже» (смеется).

В штатном расписании не было свободной ставки, тогда меня назначили инженером по бурению Стройбанка, была такая должность. Имелось в виду инженер по буровым работам, но кто-то написал, что это инженер по бурению банка. Ну, и я начал свое бурение

Уже на защите дипломной работы я раскритиковал всю систему кредитования материально-технического снабжения СССР, доказал, что банки в стороне остаются и тормозят процесс, и не обеспечивается эффективность. Они попытались поспорить. У меня был большой оппонент, доктор наук Мирон Львович Тамарченко. Он преподавал кредиты и денежное обращение. Но в итоге он сдался и поставил мне «отлично». Так я стал экономистом. Пять месяцев поработал, и меня назначают начальником отдела финансирования и кредитования подрядных организаций республиканской конторы Стройбанка. Это огромные полномочия, вся филиальная сеть. Я решал, сколько и каким подрядчикам выдавать кредиты, определял ход строительства. А республика строилась достаточно серьезно даже по сравнению с нынешними временами. Тогда на «Нижнекамскнефтехиме» формировался первый «Этилен 450», шло строительство КАМАЗа, заводы КМПО строились, энергетики возводились, судостроительный в Зеленодольске, Чистополь неплохо строились.

Потом подошел срок в армии служить. После двух отсрочек я без предварительного извещения руководства (во избежание дальнейших отсрочек) ушел служить в танковом полку. Там в итоге и прослужил, из армии ушел лейтенантом.

Только вернулся домой, приходит начальник отдела кадров и говорит — выходить на работу. Тогда приказ на утверждение меня главным ревизором Татконторы Стройбанка СССР, был уже направлен в Москву.

— Это сколько лет вам тогда было?

— 27 лет было. А потом меня назначили управляющим Набережночелнинским отделением Стройбанка СССР. Тогда объем финансирования Челнов превышал объем, который имели Азербайджан, Армения и Грузия вместе взятые. Это был большой чемодан СССР, который был нужен на строительство КАМАЗа и города — на месте Челнов ведь ничего не было.

Я начал объяснять городу, что он развивается неправильно. Жилье, которое строится, не обеспечивается социальной инфраструктурой, дорогами. И получался спальный город. Нужно было менять структуру. Встал вопрос, как этот перекос исправить. И мы тогда очень серьезно повздорили с архитектором-градостроителем Борисом Рафаиловичем Рубаненко. Заметная фигура была, его титулы займут целый лист. И тут я вдруг ему объясняю, как нужно проектировать. В процессе разговора стало понятно, что он информирован о нашей деятельности совершенно с другой стороны. А когда я передал действительную суть вещей, он согласился со мной. И тогда мы создали систему управления проектами. И автомобильная промышленность начала раскрываться в нашу сторону, а именно через них шло финансирование строительства города. И на художественные работы был введен 1% от строительства объекта, так поднялся творческий потенциал. Так что стройка была самая настоящая. Экономиста мне, видимо, случайно дали.

А если говорить серьезно, экономистом я стал, потому что в 90-м году началась большая инфляция. И я пришел к Минтимеру Шариповичу, тогда я уже был депутатом, и говорю: мы получаем в бюджет республики 60 млрд рублей, а почти 300 млрд рублей мимо бюджета уходят в банковскую систему. И в 1993 году было решено создать банк «Ак Барс», который за три года стал одним из крупнейших.

— А зачем тогда следом Татфондбанк в 1994 году создали?

— Были другие люди, которые хотели сделать что-то свое.

— Схожие у вас структуры?

— Нет, внешне только похожи.

«Понял, что нужно соглашаться, иначе они меня здесь оставят»

— Талгат Мидхатович, вы еще занимаетесь сельским хозяйство. Как дела у вашего агробизнеса?

— Супер. Это лекарство, а не бизнес.

— А времени как на все хватает?

— Это лекарство же говорю, понемногу.

— Внедряете какие-нибудь ноу-хау?

— Для меня все ноу-хау в сельском хозяйстве. Я действительно ничего не знал, пшеницу от ржи не отличал. По урожаю этого года нормальный результат. Около 150 человек там работает, всего 16 тыс. гектаров пашни.

Отрасль сельского хозяйства действительно интересная, отличается от всех тем, что имеет дело одновременно с четырьмя живыми существами: земля, животные, растения и сам человек. С тремя можно хорошо сладить, но с человеком трудно договориться

— А как давно у вас эти пашни?

— С 2007 года. Могли и раньше появиться, я просто уклонялся. Мне Минтимер Шарипович много раз говорил заняться сельским хозяйством. А что мне сельское хозяйство? Я в стройке понимаю, в банке…

Помню, когда поехали в Агрыз, хорошая погода была, начало июня, солнце светит, и Минтимер Шарипович говорит: «Смотри, как красиво. Возьми на себя сельское хозяйство». А я же не знаю ничего, мне даже посоветовать некому. На что мне первый президент ответил, что сам будет советовать. Ладно, говорю, хорошо. Время прошло, я думал, все обо всем забыли, а меня Минтимер Шарипович спрашивает, почему я наши договоренности не исполняю. В итоге Марат Готович (заместитель премьер-министра РТ — министр сельского хозяйства и продовольствия РТ Марат Ахметов — прим. авт.) хотел мне дать деревню Машляк, ту, что по дороге в Набережные Челны. Позже по депутатским делам поехал в Мамадышский район, говорю им, что соседями скоро будем, мол, Марат Готович мне рекомендует хозяйство рядом с вами взять. И вдруг главы района и исполкома активизировались, говорят: «Нет, оставайся, мы тебе завтра утром другое хозяйство покажем». Утром поехали, а дорог нет, буран, мы, естественно, застряли. Дверь в машине не открывается. А они вторят, что вообще-то здесь такая красота, что нужно это хозяйство брать. Я понял, что нужно соглашаться, иначе они меня здесь оставят (смеется). Приехал к Шаймиеву сказал, что Омару возьму. Он очень удивился и сказал — хорошо. А я и понятия не имел, какой это сложный участок и какая там низкая урожайность. «Не переживай, это же для души», — сказал мне Минтимер Шарипович.

— Улучшилась ситуация?

— Улучшается, это небыстрый процесс. Но отрасль сельского хозяйства действительно интересная, отличается от всех тем, что имеет дело одновременно с четырьмя живыми существами: земля, животные, растения и сам человек. С тремя можно хорошо сладить, но с человеком трудно договориться.

— У вас большая семья. Расскажите и о ней.

— Семья у нас большая, да. Пятеро детей, в том числе я. Старшая сестра — кандидат технических наук, преподавала в институте. Вторая — доктор медицинских наук, она с супругой Фикрята Ахмеджановича Табеева открывала кафедру иглотерапии, была заведующей отделением в РКБ. Старше меня еще есть брат Шавкат. Он закончил Московский кооперативной институт. Работал здесь в «Татпотребсоюзе», был зампредом «Татплодоовощпрома» республики, потом возглавил один из 18 в Советском Союзе агрокомплексов «Идель». А потом ушел, потому что не согласился с направлением деятельности и занялся своим делом. А после меня братишка Ринат — кандидат технических наук, МИФИ закончил, физик-лазерщик, в банке кое-что понимает. Сам я женат, у меня двое детей: дочь и сын. Есть четыре внука — я богатый человек в этом смысле. Так и живем, поучая немного друг друга.

Часть 1. Талгат Абдуллин: «В «Ак Барс девелопмент» произойдут структурные изменения. У них есть долги перед банками»