Татаро-японская дружба: ученые и дипломаты страны Восходящего солнца о Казани и ее обитателях

Известный востоковед, колумнист «Реального времени» Лариса Усманова в своем новом материале рассказывает, как татары и японцы начали знакомиться друг с другом, какой увидел японский посланник Казань в XIX веке и почему первый татарин-мусульманин, побывавший в Японии, посчитал, что мировоззрение японцев соответствует принципам ислама.

Один день в Казани глазами японца в XIX веке

Знакомство татар с японцами, как и наоборот — японцев с татарами началось издавна. Но наиболее интенсивное познание друг друга стало происходить с момента открытия Японии миру.

Один из интересных источников информации — дневниковые записи путешественников, в которых авторы раскрывают впечатления о представителях противоположной нации. Многие из таких дневниковых впечатлений могли сформировать стереотипные представления у большего числа соотечественников, как это произошло с дневниками Абдурашида Ибрагимова.

Пожалуй, первым японцем, посетившим Казань, стал первый полномочный посланник Японии в России, впоследствии основатель японского флота, адмирал Эномото Такиаки. Именно он подписал с А. М. Горчаковым трактат, снявший территориальные проблемы между двумя странами в 1875 году.

Эномото прожил в Санкт-Петербурге более четырех лет, с 1874 по 1878 год, пользовался большим уважением и водил дружбу с представителями российской интеллигенции. Он был убежденным сторонником дружбы России и Японии. Для того, чтобы убедиться в том, что Россия не угрожает Японии, он, возвращаясь домой, предпринял поездку через Сибирь. Российское правительство разрешило ему проехать через всю страну и дало указание местным властям оказывать японскому путешественнику содействие, обеспечить его охраной.

В своих дневниках, которые были обнаружены и опубликованы совсем недавно (в 2010 году) известным японским русистом Накамура Йошикадзу, Эномото пишет во второй части, озаглавленной «Плавание по Волге и Каме», об одном дне пребывания в Казани во время пересадки с парохода, идущего из Нижнего Новгорода, на другой пароход, который должен был пойти вверх по Каме к Перми.

В июле 1878 года он в сопровождении двух японцев — Оока Кинтаро, который изучал в Японии искусство гравировки меди, и студента Тэрами Киичи отправился в путешествие по России. Они прибыли в Казань 31 июля 1878 года в 6 утра. Вместе с Оока саном он проехал на извозчике мимо памятника пирамидальной формы — памятник погибшим во время взятия Казани — до следующей пристани. Отсюда до центра города можно было добраться пешком или на извозчике. Так как по времени они не успевали осмотреть город, кремль и просто пройтись дальше вдоль улицы (так как нужно было сесть на другой корабль в 8 утра), они взяли другого извозчика с быстроходной лошадью и поехали к подножию кремля. Эномото отмечает, что Казанский кремль находится не на таком высоком уровне как Нижегородский кремль, который он видел несколько дней назад.

Эномото со спутником доехали до главной улицы города ( вероятно, Проломной или Воскресенской), где отдали извозчику за быструю поездку 3 рубля. Эномото отмечает, что от пристани до центра города ходил трамвай (вероятно, конка).

Татары удивили его голубыми глазами и волосами чайного цвета. Он отметил также, что у татар большие глаза и рты, но они похожи на азиатов. Однако, пишет Эномото, в отличие от азиатов, они намного красивее. Их одежда похожа на персидскую. И мужчины носят головной убор. Он также отметил, что татары — мусульмане, что их письменность основана на арабской вязи. Уже на пароходе рядом с Пермью один татарин написал ему арабский алфавит.

Эномото пишет, что, к сожалению, был вынужден покинуть город к 8 часам утра. В 12 часов дня пароход с японскими путешественниками вошел в Каму и стал подниматься вверх по реке. Когда они проплывали поселок Пьяный Бор (сегодня Красный Бор Агрызского района), сосновый лес на берегу напомнил Эномото его родину.

В Сарапуле Эномото пробыл чуть подольше. Здесь он приобрел пару хорошей обуви за 5 рублей, что, по сравнению с Петербургом, было в два раза дешевле.

Как японский лингвист учился татарскому языку

Еще одни воспоминания о татарах, но не казанских, а эмигрировавших в Маньчжурию, оставил выдающийся японский лингвист Хаттори Сиро (1908.05.29–1995.01.29). Всемирно известный японский лингвист, почетный профессор Токийского университета, возглавлявший Японское лингвистическое общество, за свою научную работу был награжден орденом Восходящего Солнца в 1983 году. В том же году международное общество алтаистики присудило ему золотую медаль за достижения в области лингвистики. Сочинения Хаттори Сиро по алтаистике составляют четыре тома «Исследования алтайских языков. Избранные статьи Хаттори Сиро» (Токио, 1986–1993).

В 1931 году он закончил отделение лингвистики филологического факультета токийского императорского университета. Еще в школьном возрасте он увлекся проблемой происхождения японского языка, ставшей главной темой его научных исследований в жизни. С целью изучения языков урало-алтайской группы, к которой принадлежит и японский язык, после окончания университета он уехал в Маньчжурию в 1933 году. Он брал уроки татарского языка в Харбине у известного татарского поэта-эмигранта Хусаина Габдюшева, а затем, проживая в доме татарского купца Агеева, в Хайларе, встретил свою будущую жену Магиру. Кстати, благодаря ей семья Хаттори выполнила огромную культурно-историческую миссию. Именно в архиве профессора Хаттори Сиро сохранилась наиболее полная подшивка уникальной газеты татарских эмигрантов на Дальнем Востоке, основанной Гаязом Исхаки в 1935 году и выходившей до марта 1945 года.

Вот что Хаттори пишет в статье 1935 года «Лингвистические исследования в Маньчжурии»: « Харбин — большой интернациональный город. Хотя это и несколько преувеличено, но говорят, что здесь можно увидеть человека любой расы мира. Однако объектов для изучения алтайских языков было меньше, чем я предполагал. И монголы есть. И башкиры, и киргизы, и тюрки есть. Однако среди языков, которые удалось наблюдать, свободно используемых в качестве языка повседневного общения, кроме татарского, нет. Я приехал впервые в Харбин в ноябре прошлого года, собирался остановиться весной в Хайларе, но из-за серьезной болезни слег в больницу в апреле. И не смог избежать неожиданного обучения, которого следовало бы избежать после болезни, у учителя татарского языка Хусаина Габдюшева, 33-летнего молодого национального поэта, с великолепно тонким чувством языка, дающего четкие ответы на вопросы, которые затрагивали различные темы. Он внес в мои записи по грамматике татарского языка такое большое количество исправлений, что в конце концов мое пребывание растянулось до середины октября. И я провел в Харбине 11 месяцев. Однако ценность исследования алтайских языков намного выше в Хайларе...».

Татарская жена Хаттори Сиро

Его будущая жена Магира Агеева родилась в 1912 году в деревне Нагур (русское название Подгорный Шуструй) Краснослободского района Пензенской области, на родине отца. Мать происходила из деревни Татарский Юник Тамбовской области. В августе 1916 года семья Агеевых переехала в Хайлар, а после второй мировой войны эмигрировала в Турцию. Выйдя замуж за Хаттори Сиро в 1936 году, Магира переехала в Токио, где скончалась в 1999 году, пережив мужа. Ее сестра Асия также вышла замуж за японца, но, прожив несколько лет в Японии, развелась и переехала к родителям в Турцию. Сын и две дочери Магиры Агеевой и Хаттори Сиро живы и проживают в Токио.

Если представить себе всю сложность политической ситуации в то время и отношение к иностранцам в самой Японии, нетрудно догадаться, что женитьба на дочери простого татарского эмигранта из России для перспективного выпускника Токийского императорского университета, — очень смелый поступок. Однако, помимо романтических причин, существовала и вполне идеологическая. Семья Мухаммедши Агеева была активным участником татарского национального движения в эмиграции, которое поддерживалось Японией. В академической и военной среде существовало мнение об одних корнях происхождения японской и тюркской наций, таким образом, японцы рассматривали тюрок, в целом, и российских тюрок-эмигрантов, в частности, в определенной степени родственным им народом.

Несмотря на то, что Магире пришлось уехать в 1936 году в столицу Японии, она поддерживала постоянную связь с семьей и регулярно получала эмигрантские издания, включая газету «Милли Байрак» — орган тюрко-татарской эмиграции на Дальнем Востоке, выходившую в Мукдене с 1935 по 1945 годы. Благодаря профессору Хаттори и его жене, этот уникальный источник информации о жизни тюркских эмигрантов из России сохранился почти в полном объеме до настоящего времени, оцифрован и хранится в библиотеке университета префектуры Симанэ.

Хаттори Сиро знал несколько языков: японский, северо-корейский, монгольский, маньчжурский, тюркский (татарский и, возможно, турецкий), китайский, английский и русский, а также язык айну и окинавский. Одним из главных методов изучения языка он считал персональное общение с его носителем. Это дало ему как ученому возможность более глубоко, чем другим, понять возникновение того или иного произношения в японском языке. Он первым подтвердил сходство японского и окинавского языков, а также выяснил происхождение старомонгольского языка. Он провел скрупулезное исследование языка и графики «Сокровенного сказания монголов», чему была посвящена его докторская диссертация по филологии, защищенная в 1943 году в Токийском императорском университете.

После смерти Хаттори Сиро, а затем и его жены, в 2003 году архив ученого был передан университету префектуры Симанэ, где в архиве урало-алтайских языков хранятся оригинальные выпуски газеты «Милли Байрак» и другие материалы, издаваемые тюркской эмиграцией, как например, школьные учебники. В 2006 году здесь была защищена диссертация о тюрко-татарской эмиграции в Северо-восточной Азии, опирающаяся в своем исследовании в том числе и на материалы из архива ученого. В 2014 году в Казани и Москве прошел первый семинар, посвященный жизни и деятельности японского ученого-тюрколога Хаттори Сиро. А в 2015 году, благодаря заключенному договору об академическом обмене между институтом изучения Северо-восточной Азии университета префектуры Симанэ и институтом истории имени Ш. Марджани АН РТ, был проведен проект оцифрования газеты «Милли Байрак» и копия предоставлена в распоряжение ученых Республики Татарстан.

Первый татарин-мусульманин в Японии: «Врожденная добродетель японцев полностью совпадает с исламским учением»

И в свою очередь хочется предложить вниманию дневниковые записи Ибрагимова, первого татарина-мусульманина, который побывал в Японии в 1908 году и зафиксировал свои впечатления о японцах. Эти дневники вышли отдельной книгой в 1910 году в Стамбуле и создали позитивный имидж Японии во всем мусульманском мире.

Глава 6. О чем думалось в Японии.

«Японцы бережно сохраняют фундаментальные особенности своего характера. Самое большое значение, которому следует особо уделять внимание, в том, что это врожденные черты… В среде японцев нет разделения на классы. Кем бы ни был человек, он не подвергается дискриминации. Вероятно существует полное равноправие.

…любовь к чистоте — кажется, врожденное качество японцев. В туалетах, где есть раковины с водой, все моют руки…

…насколько японцы честны, я попытаюсь показать на нескольких примерах из собственной жизни. Когда я был в Йокогаме, я покупал в магазинах книги. Иногда у меня не было с собой японских йен, и я расплачивался русскими деньгами. Владелец магазина передавал их продавцу и куда-то посылал его. Хозяин предлагал мне присесть, подсчитывал сдачу по счету, и вскоре возвращался юный помощник. Он бегал в банк. Молодой человек, узнав, что в банке курс рубля на тот момент был 1 000 йен за 25 рублей, просил для меня более выгодный курс на 35 копеек больше. И я получал от хозяина лишние 35 копеек. Я не знал об этой разнице в валютном обмене, возможно, если бы знал, то чувствовал бы себя неудобно. Однако книжный магазин демонстрировал порядочность, честно рассчитываясь со мной.

Еще один случай во время пребывания в загородном летнем доме в пригороде Токио. Однажды вечером, припозднившись, я обнаружил, что все поезда ушли. Тогда, уставший, зашел в ближайшую гостиницу. Спросил, сколько стоит ночлег, оказалось — 50 сен. Я решил остановиться здесь. Утром, умывшись, не отказался получить кофе с молоком и два яйца на завтрак, за что заплатил одну цену. Молодой человек собирался мне вернуть 50 сен. Я спросил, разве это не плата за завтрак и получил ответ — 50 сен стоит завтрак. Это ли не проявление высокой честности?

Такого рода вещи случались со мной много раз. Если попытаться осмыслить в целом все описанные в этой книге факты, станет ясно, что врожденная добродетель японцев полностью совпадает с исламским учением».

Мы видим взаимные симпатии представителей двух народов. У татар — пристальный интерес к японскому опыту модернизации общества. К сожалению, дневники Ибрагимова до сих пор не переведены на русский, да и на татарский языки, хотя изданы в Турции на турецком и в Японии на японском языках. Вообще, дневник путешествия Ибрагимова в Японию в период Мейдзи является уникальным источником информации по истории Японии, по словам переводчика его дневников на японский язык профессора Комацу Хисао.

У японцев виден явный интерес к этническим особенностям и к татарскому опыту пассионарности, который был проявлен в XlX—XX веках.

Лариса Усманова

Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.

Новости партнеров