Александр Славутский: «Сейчас почему-то считается, что театр — это очень просто»

«Наши артисты получают премии до 60 тысяч рублей»

— Александр Яковлевич, в театре у вас сейчас две сцены — большая и малая. Экономическая политика в связи с этим изменилась?

— Меняется незначительно. Малая сцена дает денег меньше, чем большая. Например, если малая дает 88 тысяч рублей, то большая — 188 тысяч. Экономически это невыгодно, но зато появляется возможность для маневра. Постановочная часть, когда мы работаем на малой сцене, может лучше подготовиться к спектаклю на большой. Мы крайне редко играем на двух сценах, почти все наши спектакли, идущие на малой сцене, были в свое время сделаны для большой. Я вообще люблю, когда на сцене много действующих лиц, не очень люблю моноспектакли.

Если вернуться к экономике, то, несмотря на вышесказанное, две сцены за месяц, конечно, дают больше, чем одна. Наполняемость большой площадки стала лучше, люди в театр ходят.

— Вы собираетесь индексировать зарплату сотрудников?

— Индексирует зарплаты государство, а у нас есть свои рычаги поощрения: по пять раз в год мы выплачиваем премию. Или, по-другому, — вознаграждение по коэффициенту трудового участия. Чем человек больше работает, тем больше эта сумма. Разбег большой: артисты, например, могут получать от 10 до 60 тысяч. Это хорошая прибавка к зарплате. Кстати, грант президента Татарстана был дан как раз для материального стимулирования сотрудников. У нас есть и грант, и субсидии, так что поддержку мы получаем. Меньше, чем наши коллеги, но получаем.

Нам хватает, хватает того, что мы зарабатываем. Я сравниваю нашу ситуацию с театрами в других регионах: мы, конечно, живем в другой ситуации, можем позволить себе больше, чем наши коллеги из русских театров в других национальных регионах. Вот недавно мы вернулись с фестиваля в Марселе, мы были в этом городе восемь раз — больше, чем другие русские театры. Юбилейный фестиваль русских театров на Лазурном берегу в этом году было доверено открывать нам. Это тоже важно, это моральный стимул. Если в первый наш приезд бывший министр культуры долго объяснял публике разницу между Татарстаном и Казахстаном, то сейчас кричат: «Браво, Казань!» И это приятно.

«Юбилейный фестиваль русских театров на Лазурном берегу в этом году было доверено открывать нам. Это тоже важно, это моральный стимул»

— Насколько корректно сравнить экономическое положение театра Турски в Марселе и Качаловского?

— Некорректно. Это разные театры. У них нет своей труппы, это скорее гастрольная площадка. Это не репертуарный театр в нашем понимании, это театр-фестиваль, он напоминает наш Театр наций. Но Театр наций имеет многое из того, чего не имеет театр Турски. Театр Ришара Мартена живет достаточно экономно, но что-то они могут. Мартен — человек левых взглядов, он приверженец России и русского театра.

— На какие средства проходит фестиваль русских театров в Марселе?

— Они продают билеты на наши спектакли, нам они оплачивают отель, трансфер и делают рекламу. В этом году устроители сделали нам экскурсионную поездку по Лазурному берегу — Ницца, Канны, Монте-Карло. А мы привозим декорации, оплачиваем наш приезд.

«Строительная фирма еще не истратила все деньги»

— Поскольку мы заговорили о фестивалях, дождемся ли мы Качаловского феста? Ведь театр открылся после реконструкции, площадки есть.

— Качаловский фестиваль планируется давно. И я очень надеюсь, что он будет. Но пока нам надо завершить процесс освоения обновленного здания. Это только кажется, что все уже готово, но здесь такое количество недоделок. Нужно многое отлаживать. Наш президент мудро сравнил этот процесс с тюбиком с зубной пастой. Кажется, что паста уже вся закончилась, но нет, все еще выдавливается. Эта сторона невидима для глаза зрителей, но для нас ощутима. Каждый день что-то делается — вот, например, закончили документально оформлять стоянку наших машин. Серьезно занимаемся пожарной безопасностью, это важно. Мы сейчас имеем вместо 11 000 квадратных метров 17 000, а это большие площади. Вентиляцию надо настроить.

«Качаловский фестиваль планируется давно. И я очень надеюсь, что он будет. Но пока нам надо завершить процесс освоения обновленного здания»

— А из каких средств это все делается, финансирование продолжается?

— Строительная фирма еще не истратила все деньги. Не оплачены, например, музыкальные инструменты. Если бы их оплатили своевременно, это было бы нормально, а сейчас цены выросли значительно. Крыша протекает — у нас в стране делают плоские крыши, и на них собирается вода. Недавно показали по телевизору одно почтовое отделение: там на крыше собралась вода, и плавают утки. В Европе такие крыши делать можно, там снег на них зимой не ложится. Но наши горе-архитекторы так придумали и для России.

Мне много приходилось бороться с проектантами, которые мои просьбы в отношении реконструкции театра называли «хотелками» Славутского. У меня никаких «хотелок» нет, я просто хочу, чтобы остался хороший театр после моего ухода, а я не вечен, как не вечен никто из нас, чтобы люди, которые придут после, видели, что театр этот построен умно и профессионально. Театр — это не только зрительская часть, которая была для меня важна, но и все хозяйственные помещения. Так что проблем огромное количество, дай бог, чтобы хватило сил. А Качаловский фестиваль мы очень хотим, но сначала надо решить все проблемы с реконструкцией, все закончить. И потом: не надо забывать про кризис. Качаловский фестиваль — это порядка 10 миллионов рублей. Мы должны привезти, как мы планируем, ведущие театры. Мы считаем нужным показать казанцам то лучшее из классического наследия, что есть в российских театрах, в репертуарных театрах. Меня интересует именно это направление.

«Я просто хочу, чтобы остался хороший театр после моего ухода, чтобы люди, которые придут после, видели, что театр этот построен умно и профессионально»

— В феврале этого года у вас прошла конференция под названием «Наследники по прямой».

— Да, нам интересен русский психологический театр. Не значит, что он однообразен, это достаточно широкое понятие. Психологический театр вбирает в себя то, что было найдено российским театром, — это и Вахтангов, и Мейерхольд, и Михоэлс, и Таиров, и более поздние Любимов, Гончаров, Товстоногов, Захаров, Эфрос, Фоменко. Русский психологический театр многообразен и интересен. Может быть, мы делаем в России не очень хорошие машины — но будем делать хорошие, жизнь заставит, — но в области искусства мы никогда не стояли в позе бедного родственника. Наш балет, опера, цирк, литература, изобразительное искусство всегда выглядели достойно. И наш российский театр тоже. Нам не надо бежать за авангардными деятелями театра определенной ориентации. Пусть живут, пусть делают. На Западе есть Форсайт, но разве наш Борис Эйфман хуже? Он делает потрясающие спектакли. Весь мир без ума от него. И Бархатов наш, и Серебреников — это талантливые люди. И пусть они строят свой театр, а мы будем строить свой. Не нужно стараться загнать всех в одно прокрустово ложе. Есть авангардисты, но это не значит, что я должен быть таким, как они.

Я никому претензий не предъявляю. Просто определенные «гуру» от театра, которые все знают и все видят, не обладая элементарными знаниями, а лишь поверхностно нахватавшись, хотят все прибрать к рукам и оседлать театральный процесс, но его не оседлаешь. Он идет и будет идти, как полноводная река.

«Сейчас есть «наперсточники от театра»

— До сих пор не закончился скандал с постановкой «Тангейзера» в Новосибирске. Как вы полагаете, нужны ли такие провокационные спектакли?

— Я имею определенное мнение. Я считаю, что искусство может быть разным, оно может быть любым, но то, что происходит на сцене, должно быть мотивировано и оправдано. Нельзя искусство превращать в эпатаж. В скандалы. А у некоторых людей это самоцель: « А устроим-ка мы сейчас скандал». И тогда сразу будут говорить, что он великий и его не принимают. Гораздо труднее придумать оправданное, мотивированное решение спектакля и провести его через артистов. Во времена моей молодости, когда еще комиссии принимали спектакли, мы всегда на заднике, например, вешали портрет того, кого было нельзя. И эта бяка привлекала внимание. Приходила комиссия, нам на это указывали, мы бяку убирали и спектакль выходил.

Нам не надо бежать за авангардными деятелями театра определенной ориентации. И пусть они строят свой театр, а мы будем строить свой. Не нужно стараться загнать всех в одно прокрустово ложе»

Я не приемлю скандалистов и имиджмейкеров, я считаю, что личность крупнее, чем имидж. Имидж можно придумать. Если есть деньги, можно нарядить мартышку и создать ей имидж гения. Герой нашего спектакля «Золотой слон», например, говорит, что если вложить сотни долларов, то из урода можно красавца сделать. Но жить надо по принципу «Быть, а не казаться». Помните, был такой мистификатор Кашпировкий? Сейчас есть такие же «кашпировские», наперсточники от искусства. Они считают, что это путь к успеху. Но обман все равно раскроется. То, что делается искренне и направлено к сердцу человека, всегда найдет отклик.

— Что в ближайшее время смогут увидеть казанцы, какие премьеры вы готовите?

— Мы готовим премьеру спектакля к 70-летию Победы, она состоится 5 мая. Это лирический спектакль, сделанный на документальных текстах. Мы люди скромные, и не кричим, что делаем «проект». Мы просто спокойно делаем спектакль и хотим высказаться. У меня сейчас болит душа, когда вижу, как убивают людей, как падают бомбы. Трудно видеть, как господа фашисты лгут, говоря то одно, то другое. Кстати, во Франции во время интервью я сразу же предварил все вопросы и сказал, кто я и что я в смысле моей гражданской позиции, и ничего, кроме аплодисментов, не заслужил. В нашем новом спектакле главная тема — это тема жертвенности народа. Умение нашего человека выстоять. Название спектакля «Незабываемое». Там 11 женщин, наших актрис, расскажут, как война разрушала жизнь человека и как люди победили. Это женский взгляд на войну. Ведь это несопоставимо — война и женщина. Премьерные спектакли пройдут 5, 7 и 9 мая.

— Насколько я знаю, у вас в работе и пьеса Бомарше.

— Мы активно работаем над «Безумным днем». Сейчас работаем над костюмами, мне хочется — а мы отошли от классики, — чтобы костюмы были очень театральными, и в этом нам помогает казанский дизайнер Рустам Исхаков. Он несколько корректирует эскизы художника по костюмам Натальи Пальшковой. У нас будет безумно красивое оформление, и хочется, чтобы костюмы были современными.

— Что вас привлекло в пьесе, которую не так часто ставят?

— Наверное, этот красивый и безумный мир. Безумие, когда граф имеет право первой ночи. Безумие — это неравенство между людьми, когда талантливый человек вынужден приспосабливаться и унижаться, чтобы реализовать себя. Он тратит огромное количество сил, чтобы получить право любить свою женщину и ни с кем ее не делить. А почему граф такой? Потому что у него деньги. Это очень современная пьеса.

— Без гражданской позиции в театре нельзя?

— Нельзя. Я тоже много чего не приемлю, я просто никогда не становился в позу, не верещал, что моя страна такая. Это моя страна, и ее проблемы — это мои проблемы, и я их знаю. Знаю ее косность, неповоротливость в экономике, это все есть. Я все понимаю про мою страну. У Лермонтова хорошо сказано: «Люблю Отчизну я, но странною любовью». Но это моя страна, это моя Родина, я обречен ее любить. У меня никогда не было желания уехать, хотя возможность я имел многократно. Мой сын дважды учился за границей и нигде не смог жить: психологи говорят, что у него мощные связи с домом. А дом — это родина. Для меня критерий не деньги, не бабло, хотя я не против денег, без них нельзя. Для меня критерий — моя работа. Я мог бы заниматься многим, но я занимаюсь театром. И в театре мне приходится разным заниматься. Техническими вещами приходится заниматься, чтобы освободить себя для творчества. Спектакль надо делать не ради спектакля, а ради возможности высказаться. Как говорил Андрей Гончаров: «Выплеснуть чашу на воспаленную зону партера».

«Для меня критерий не деньги, не бабло, хотя я не против денег, без них нельзя. Для меня критерий — моя работа. Я мог бы заниматься многим, но я занимаюсь театром»

Сейчас почему-то считается, что театр — это очень просто. Театром начинают заниматься мальчики-мажоры, продвинутые девочки. В мое время поступить в театральный институт — это был подвиг. Сейчас купить диплом театрального вуза — пара пустяков. И это ведет к девальвации. Наступает время наглых и раскрепощенных дилетантов. Но театр — это такое место, где человек должен владеть профессией. Театр — это профессия прежде всего, в этом пафос нашего сегодняшнего разговора. В дилетантизме тоже есть хорошее начало, это желание, это бойкость, но все это быстро испаряется. А дальше — тишина. Только профессиональный человек может подпитывать интерес у артиста годами. И это нужно всем очень серьезно понимать, а не открывать Америки, которые давно уже были открыты.