Археологическая культура: дискуссии и формулировка нового понятия

4. Археологическая культура: дискуссии и формулировка нового понятия. В 1930-е — 1970-е годы никто не подвергал сомнению подобные аксиомы, но в конце 1970-х среди археологов, знакомых с опытом развития науки в зарубежных странах и новыми теоретическими исканиями, стало проявляться недовольство господством устаревших сталинистских догматов. Все чаще звучала критика «исторической археологии», покушавшейся на целостность этой советской химеры. Разбивая теоретическую целостность подобной парадигмы, высказывались мысли о том, что «между археологическими фактами и их историческим объяснением нет строгой предопределенности и причинно-следственной связи... Всякая система археологических фактов может иметь не одно, а несколько исторических объяснений, из которых нужно выбрать наиболее непротиворечивые», а теоретическая основа археологии не может быть подменена постулатами исторического материализма. Появился и теоретический манифест подобной концепции, аргументированно отвергающий попытки археологов решать на основе своих источников исторические проблемы.

В этих условиях сторонники «исторической археологии» решили подвергнуть критике своих оппонентов и обосновать свою концепцию, создав цельную теоретическую концепцию. Главный адепт ее В.Ф. Генинг выразил суть своей концепции предельно четко: «Объект исследования археологии шире и включает не только предметный мир древних обществ, но и сами эти общества как функционировавшие в древности целостности» и далее продолжил: «Специфическим предметом науки в археологии следует считать закономерности опредмечивания человеческой деятельности, а объектом — общества прошлого». При этом он подчеркнул, что именно археология, как историческая наука, должна доводить изучение своих источников до того «предельного уровня познания общественных структур, до которого доводят свои исследования все науки исторического профиля».

Позднее эти тезисы были им развиты в другом труде, где он попытался обосновать эту теорию, назвав ее «социоархеологией». Надо сказать, что эта работа не получила должного общественного резонанса и практически прошла незамеченной. Многие археологи, придерживаясь ее основных положений по необходимости или по традиции на практике, не принимали ее в виде концептуальных изысков и, понимая насколько она уязвима в теории, пытались выстроить свои методики «восхождения».

Но уже к началу 1980-х гг. подобная парадигма советской археологии не являлась безраздельно господствующей в отечественной науке. Появился новый подход. Разрабатывал его Л.С. Клейн, считавший специфику археологии в том, что она является гуманитарной (по мировым стандартам антропологической) наукой, находящейся на грани с естественнонаучными дисциплинами и науками (геология, историческая география, физика, геногеография и т. д.), но изучает на основе своих специфических источников (вещей, следов и остатков жизнедеятельности) прошлое человечества.

Особенно ярко противостояние двух концепций понимания археологии как особой науки проявилось в дискуссии вокруг монографии В.Ф. Генинга о предмете и объекте археологии. Новым и принципиально важным моментом автор считал мысль, что археология «исследует исторический процесс всесторонне, во всех сферах жизнедеятельности древних обществ в пределах сохранившихся остатков и следов жизнедеятельности», а «реконструкция исторического процесса производится исключительно по археологическим материалам».

Наиболее аргументированной и последовательной критике этот труд был подвергнут в рецензии Л.С. Клейна, который доказывал, что сама концепция «археологической истории» является не только внутренне противоречивой, поскольку оговорка «в пределах» в принципе не позволяет науке изучать исторический процесс «всесторонне, во всех сферах жизнедеятельности», но и противоречит всей многовековой археологической практике. Коль скоро археология имеет дело со «следами и остатками прошлой жизнедеятельности», то и не может претендовать на всестороннюю реконструкцию жизни древних и средневековых обществ. Восполнить недостающие лакуны в знаниях она может только в кооперации с другими науками, которые координируют свои специфические источники в рамках общей исторической науки.

Другим важным моментом, скорее психологического и гносеологического свойства, является то, что археологи, часто создавая нарративы по мотивам своих изысканий, теряют грань между различными дисциплинами. Им кажется, что поскольку они могут написать исторический текст, то такая способность археологии реконструировать функционирование древних обществ должна быть возведена в принцип науки. В.Ф. Генинг выразил это наиболее четко и откровенно: «ограничение науки ее спецификой обедняет и принижает роль археологии», а последовательное изучение археологических источников, по его мнению, «возрождает вещеведческое направление» и провоцирует «отрыв археологии от историко-социологической проблематики». Странно полагать, что ограничение объекта исследования своей науки присущими ей источниками может быть «унизительным». Это все равно, что энтомологи посчитали что могут на основе изучения роя муравьев и пчел реконструировать жизнедеятельность и поведение человеческого общества. Разграничение компетенций наук существует чтобы не ставить между ними непроходимые границы, а чтобы любой исследователь понимал пределы своей компетенции и не стремился к «рейдерским захватам» чужой области знания, чтобы он встраивал свои материалы к источникам, концепциям и реконструкциям, существующим в этой дисциплине.

Для демонстрации этого тезис достаточно привести такой пример. В последнее время генетики стали активно изучать генотипы и галлогруппы древнего населения Земли. Они не только изучают цепочки геномов, но реконструируют их последовательность, фиксируя ее в пространстве и во времени. И на основании своих источников некоторые из них (например, биолог А.А. Клесов, генетик О. Балановский) начинают реконструировать древнюю и средневековую историю человечества или отдельных народов. В ответ на критику со стороны историков, что нельзя рассматривать нации в качестве популяций, они возражают, что изучают свои источники и не считают нужным остановиться в своих исследованиях, оставаясь в своей «узкой и унизительной» компетенции химии генома, а стремятся к полному и всестороннему познанию обществ древности. На этом основании некоторые генетики считают возможным писать историю народов, так как она представляется им, своего рода «генотипической историей».

Представляется, что более точным будет считать археологию наукой, которая изучает материальные остатки и следы деятельности человека (вещественные источники) с целью извлечения информации о прошлом человечества. В основе археологической науки лежит система методик выявления, сбора и обработки археологических источников и преобразование полученной в результате исследований информации, путем сопоставления с данными других наук (источниковедение, этнология, антропология и т. д.), для изучения в рамках древней и средневековой истории. Методика археологии изменяется в зависимости от исследуемого исторического периода и археологического памятника.

Археологический источник имеет два разрыва в понимании: в традиции (между прошлой и настоящей культурой) и объективации познания (разрыв между «языком вещей» и языком, которым оперирует наука) выделяется ряд этапов. На первом — эмпирическом — производятся археологические раскопки, выявляются и фиксируются следы и остатки прошлого, которые путем специфических археологических методик систематизируются, классифицируются и ориентируются в пространстве и во времени для того, чтобы представить их в качестве археологических источников. В ходе дальнейших исследований эти источники включаются в исторические исследования путем преобразования для сопоставления с данными других наук (источниковедение, этнография, антропология и т. д.) и для изучения методами других наук в рамках древней и средневековой истории.

В теоретическом плане подобный подход настаивает на особом статусе археологических источников и четком определении возможностей и рамок этой науки в познании прошлого. Характерно обращение его сторонников к проблемам соотношения этнических и социальных явлений в понятии археологической культуры, более четкого теоретического обоснования реконструкций прошлого и т. д.

Поэтому, в отличие от «исторической археологии» (или «социоархеологии»), которая полагает, что изучает историческое прошлое с помощью археологических (или вещественных) источников, источниковедческая парадигма исходит из того, что цель археологии, как науки, изучать археологические источники, создавая материал для последующей реконструкции явлений прошлого в рамках комплексного исторического исследования. Разница между двумя парадигмами археологии имеет не стилистический, а принципиальный характер. Она прочерчивает грань между археологией, которая стремится быть самостоятельной наукой, со своими источниками, предметно-объектной базой и теми, кто размывает эту целостность, причудливо и субъективно смешивая ее с отрывочными историческими данными, формируя свою особую фантомную «археологическую историю», которая не имеет ничего общего с реальным историческим прошлым.

Продолжение следует...