Основные направления крымскотатарской литературы ханского периода

Литература XVII в. Основные направления крымскотатарской литературы ханского периода. В XVII в. крымскотатарская литература переживает период весьма плодотворного развития. Общий список поэтов и авторов различных произведений в прозе превышает пять десятков имен, при этом они представляют все три основных направления литературы того времени — дивана, суфийского (т. н. «текие эдебияты» — «литературы суфийской обители») и ашыкского. Ниже будут даны общие сведения об особенностях указанных литературных направлений.

С точки зрения истории формирования, обращенности к читательской аудитории и особенностей поэтики в крымскотатарской литературе ханского периода, по аналогии с литературой османской, обычно выделяют три направления. Первым и наиболее значимым из них является т. н. литература дивана (диван эдебияты, от араб. «диван» — в значении «собрание поэтических произведений одного автора»). В западном и русском литературоведении это направление более известно как придворная (дворцовая) литература (имеется в виду главным образом поэзия). В турецком литературоведении именно литература дивана, в отличие от «литературы суфийской обители» и ашыкской, считается классической. В настоящее время понятие «литература дивана» имеет по меньшей мере три различных толкования. В самом широком смысле под литературой дивана понимают всю письменную литературу данного периода: и поэзию (метрическую — арузную), и прозу, причем как религиозного, так и светского содержания. Второе, более традиционное понимание включает опять же и поэзию (метрическую) и прозу (за исключением различных жанров научной литературы), однако лишь светского содержания. Наконец, наиболее узкое понимание термина ограничивается лишь светской метрической поэзией: именно ее обычно называют классической, поскольку в период своего формирования она в значительной степени ориентировалась на образцы «классической» персидской поэзии.

Литература дивана характеризуется наиболее обширным жанровым диапазоном, весьма жесткими рамками литературного этикета, а также исключительным богатством и утонченностью художественного языка. Наиболее многочисленная часть крымскотатарских авторов ханского времени являются представителями именно литературы дивана прежде всего — поэзии. Проза в литературе дивана развивается на втором плане, однако и она представлена довольно многочисленным рядом различных жанров и жанровых разновидностей (проза историческая, занимательная, суфийская, эпистолярная, научная и т. д.). Одним из таких жанров, получивших особую популярность, была проза историческая (историографическая), подготовившая появление подлинно национальной исторической прозы уже в Новое время (в XIX—XX вв.).

Вторым направлением является т. н. «литература суфийской обители» (текие эдебияты). Данная литература (поэзия и проза) представлена главным образом творчеством многочисленных духовных наставников (шейхов) и рядовых членов различных суфийских братств-тарикатов. Художественный язык, символы и образы этой литературы, ее достаточно сложный и утонченный этикет, как и суфизм в целом, оказали огромное влияние на формирование и развитие не только собственно религиозно-мистической литературы, но и в значительной степени определили характер и эволюцию многих жанров двух других литературных направлений — литературы дивана и ашыкского

Наконец, третье направление — ашыкская литература (ашык эдебияты, от арабского «ашык» — влюбленный), представленная творчеством народных поэтов — ашыков (озанов, кедаев и т. п.). Представители данного направления сопровождали свои выступления игрой на струнно-щипковом музыкальном инструменте — сазе (иногда использовались и другие инструменты), отчего происходит и другое наименование этой литературы — литература (поэзия) саза. Совмещая в одном лице таланты стихотворца, певца, композитора и музыканта-исполнителя, ашыки пользовались огромной популярностью в народе. В своем творчестве они использовали традиционные формы тюркской поэзии (кошма, календери, дестан и т. д.), народный стихотворный метр пармак (или эджа), язык и стиль их произведений были доступны для широких масс простого народа. При этом в процессе своего развития ашыкская поэзия испытала определенное влияние как поэзии дивана, так и суфийской поэзии, в результате чего впитала в себя некоторые элементы, свойственные этим двум литературным направлениям. Ашыкская поэзия дала Крыму, как и всей тюркоязычной литературе в целом, легендарного поэта XVII в. Ашыка Умера.

Говоря об основных направлениях крымскотатарской литературы ханского периода, необходимо отметить и то, что в творчестве некоторых авторов границы вышеуказанных направлений оказывались размытыми, вследствие чего ими создавались произведения, по своим характеристикам относившиеся к различным направлениям. В результате тот или иной автор в настоящее время может рассматриваться как представитель одновременно двух, а то и трех направлений. Иногда это происходило вследствие определенной эволюции, имевшей место в творческой биографии автора, а иногда отражало масштаб его творческой оригинальности. Ниже будут приведены примеры подобного смешения, наиболее яркими из которых является творчество того же Ашыка Умера, а также лирика крымского хана Мехмеда Герая IV.

Возвращаясь к литературе XVII в., мы отдельно проследим развитие поэзии и прозы.

Поэзия XVII в. Как было указано выше, список имен поэтов XVII века, известных из различных источников, достаточно внушительный, однако, как и в случае с авторами предыдущего столетия, большая часть из них известна лишь по псевдонимам или же по отдельным фрагментам творчества. Весьма характерным в этом отношении является пример из «Книги путешествия» Эвлии Челеби, дважды посетившего Крым именно в XVII веке (в 1640-е и 1666—1667 гг.). В главе, посвященной Бахчисараю, путешественник приводит длинный ряд имен поэтов, составлявших литературное окружение двух представителей правившей фамилии, также поэтов — хана Мехмеда IV и молодого принца Селима Герая (будущего хана Хаджи Селима Герая I), а также дает краткие характеристики некоторым из них. Так, Кастамони Абдульмумин Эфенди, исполнявший обязанности ханского диван-эфенди (делопроизводителя при диване) и бывший одновременно каллиграфом и художником, писал «замечательные касыды», ему принадлежали «самые лучшие и прекрасные произведения» среди творений придворных поэтов. Фазли Челеби не знал «равных в искусстве составления тарихов» (стихотворений в жанре поэтической хронограммы)». Кыбти Челеби (другое прочтение имени: Фейзи Челеби), «достигший совершенства в десяти стилях чтения Корана и в науке астрологии», писал стихи, содержавшие «столько образов и глубоких мыслей, что это просто дозволенное волшебство».

Другими поэтами были ханский секретарь Неджати Челеби, подписывавшийся псевдонимом «Кятиби», Хасан Акай Эфенди, Лемьи Челеби, Мумин Эфенди (возможно, вышеупомянутый Кастамони Абдульмумин), Эрани Челеби (вариант прочтения: Дарати Челеби), Эмир Медхи Челеби, Недими Челеби и др. В настоящее время сведения об этих поэтах, как и образцы их творчества, отсутствуют, за исключением Фазли Челеби, стихотворение с хронограммой которого на одной из построек Бахчисарая (датировано 1070/1659—1960 г.) приводит тот же Эвлия Челеби. Помимо этого, там же, в «Книге путешествия», главным образом как авторы поэтических текстов с хронограммами на различных архитектурных объектах, упоминается еще целый ряд поэтов рассматриваемого столетия: Рызайи, Селями, Кадри, Фетхи, Наим и др. В настоящее время и об этих авторах, помимо отдельных стихотворений, приведенных Эвлиёй Челеби, также ничего не известно. При этом не исключено, что среди них могли быть и османские поэты, подобные упоминавшемуся выше Зихни или же Ибрахиму Джеври — известному стамбульскому поэту XVII века, имя и тексты с хронограммами которого также присутствуют в крымской части «Книги путешествия».

Данные примеры в очередной раз свидетельствуют о значительных лакунах, имеющих место в сегодняшних знаниях о литературных процессах в Крыму в ханский период, впрочем, есть основания считать, что в результате дальнейших исследований эти лакуны будут в определенной степени восполнены.

Это касается еще целого ряда поэтов, известных из других источников. По части из них, в том числе сыне Гази Герая II — поэте Хусаме Герае (ум. 1636, псевдоним: «Сейфи»), внучке Гази Герая II (и дочери его зятя Ширин Мустафы) — поэтессе Хан-заде Етиме, еще одном представителе ханской фамилии — Токтамыше Герае (калгай в 1678 г., отец поэта Шахина Герая), образцы творчества продолжают оставаться неизвестными до настоящего времени. Другой группе повезло больше — из их творчества известны отдельные фрагменты. Среди подобных авторов — крымский хан Джанибек Герай (ум. 1736), дочь Гази Герая II и супруга хана-поэта Резми Бахадыра I — Хан-заде Ханым, сын того же Гази Герая II — Саадет Герай (ум. 1636, псевдоним: «Арифи»), поэт с псевдонимом «Бахти» (автор одной из эпитафий (с хронограммой) на кладбище при Ханском дворце в Бахчисарае), предполагаемый наставник легендарного Ашыка Умера — Кефеви Абдулькерим Шерифи, некий «крымский Саади» — Саади-и Кырыми (известна его касыда в 56 бейтов в честь хана Селима Герая I), наконец, сам крымский хан Хаджи Селим Герай I (ум. 1704) — выдающийся правитель, человек разносторонних талантов, крупный меценат.

Более повезло еще одной группе поэтов, творчество которых сохранилось значительно полнее, причем уровень этого наследия, как и отдельные характеристики, данные этим авторам современниками, указывают на их значительный талант и вероятную плодовитость.

Одним из таких авторов является представитель правившей династии — крымский хан Бахадыр Герай I (ум. 1641), писавший под псевдонимом Резми. Имя поэта было хорошо известно современникам и литераторам последующих веков: краткие биографические сведения о нем и отдельные фрагменты творчества присутствуют в трудах как крымских историков (в частности, у Ризы и Халима Герая), так и в османских источниках — антологиях тезкире (Ризы, Сафайи, Белига и др.) и сборниках меджмуа. Несмотря на то, что Резми прожил очень короткую жизнь, скоропостижно скончавшись от болезни в возрасте 40 лет, практически во всех источниках он как поэт упоминается с неизменным уважением: отмечаются его образованность, поэтическое мастерство (уста) и плодовитость. Автор одной из османских антологий XVIII в. — Сафайи — указывает на наличие у Резми т. н. «упорядоченного» (муреттеп ве мудеввен) «Дивана», однако судьба его остается неизвестной. В настоящее время наследие поэта составляет около тридцати газелей и отдельных двустиший (матла), при этом оно постоянно пополняется за счет стихотворений из различных поэтических сборников. Так, только в одной из антологий предположительно первой четверти XVIII в. (составитель — поэт с псевдонимом Таб'и), исследованной М. Акденизом, присутствует 15 газелей поэта, в том числе 14 ранее неизвестных. Стихи Резми проникнуты мотивами возвышенной любви и философских размышлений о превратностях судьбы, его лирику отличают утонченность художественного языка и богатая образность. Добавим, что некоторые из газелей Резми стали объектом многочисленных поэтических ответов и подражаний (назире) — как крымских, так и османских поэтов. Наряду с Газаи, Саидом и Халимом Гераями, Резми можно причислить к наиболее талантливым поэтам как правившей династии, так и всей крымскотатарской средневековой поэзии в целом.

Современником Резми, еще одним талантливым поэтом рассматриваемого периода, на этот раз представителем литературных кругов Кефе, был известный ученый, мудеррис и литератор Сейид Муса Келими (ум. 1644, Кефе). Будучи еще юношей, молодой поэт некоторое время жил в Стамбуле, посещал поэтические собрания с участием выдающихся османских поэтов и даже получил псевдоним от самого Баки. Позже он некоторое время служил судьей и преподавал в медресе в различных городах Османской империи, после чего вернулся в родной город и был назначен муфтием Кефе. В нынешней Феодосии до сих пор сохраняется мечеть «Муфти-Джами» (1623—1637 гг.), построенная усилиями Сейида Мусы Кефеви, на что присутствует указание в том числе в «Книге путешествия» Эвлии Челеби (путешественник приводит текст поэтической надписи с хронограммой на внутренней стороне входных дверей, датированной предположительно 1032/1622—23 г.). Здесь же, во дворе мечети, Сейид Муса и был похоронен в специальном мавзолее. Его сын Эбульбека Мухибуддин Эйуб Кефеви (ум. 1684) стал одним из выдающихся османских ученых своего времени. До сих пор остается неизвестной судьба поэтического «Дивана» Келими, упоминаемого в ряде источников. В настоящее время из наследия поэта известны восемь газелей и четыре тахмиса (из них три — на газели известного османского поэта XVI в. Нев'и), главным образом любовного, философского и религиозного содержания, подтверждающие свидетельства современников Келими о его значительном поэтическом мастерстве.

Фрагменты творчества еще двух поэтов — суфийских шейхов, отца и сына Афифеддина Абдуллы и Абдульазиза — сохранились в хронике «Семь планет» Сейида Мухаммеда Ризы. Из них Афифеддин Абдуллах (псевдоним: «Афифи», ум. 1640 [?]) был сыном прославленного крымского шейха Ибрахима, сына Ак-Мехмеда (ум. 1592/93), а впоследствии и сам стал известным религиозным деятелем и ученым своего времени. По сведениям автора «Семи планет», Афифеддин совершенствовал образование в Стамбуле, там же некоторое время преподавал в османских медресе, в том числе в знаменитом Сахн-ы Семан. Вернувшись в Крым, исполнял обязанности кадия в Судаке, Мангупе и Кефе, после чего был назначен на пост кефинского муфтия. После отставки Афифеддин Абдуллах поселился в селении Сейид-Эли между Кафой и Старым Крымом (ныне с. Журавки Кировского р-на), основал здесь суфийскую обитель и возглавлял ее до конца своей жизни. Фрагменты поэтического творчества — несколько газелей суфийского содержания — были записаны автором «Семи планет» и в последнее время неоднократно публиковались, в том числе в переводах на русский и украинский языки.

Сын шейха Афифеддина Абдульазиз (1611—1694/95 [?]) так же стал известным суфийским шейхом и поэтом (псевдоним Иззи). По сведениям, приводимым автором «Семи планет», достигнув сорока лет, он решил пройти курс мистицизма у известных суфийских наставников. Абдульазиз отправился в Стамбул, однако судьба забросила его в г. Синоп, где он прошел курс суфийской науки и практики у местного шейха Ахмеда Синопского. Получив посвящение, Абдульазиз некоторое время наставничал в Синопе, после чего вернулся в Крым и возглавил отцовское текие. Искренняя религиозность и полное равнодушие к материальным благам способствовали росту популярности шейха в глаза современников, чем решил воспользоваться крымский хан Хаджи Герай (1683—1684), назначив его на должность крымского кадиаскера. Данное назначение подтверждается материалами крымских кадиаскерских тетрадей: так, судя по отметке в начале тетради № 26, относящейся к периоду с февраля 1683 — по июнь 1684 гг., дела, содержащиеся в указанной тетради, рассматривались именно «Абдульазизом, сыном шейха Абдуллаха, сына Ибрахима», в период правления хана, «султана, сына султана», эль-Хадж (Хаджи) Герай-хана, сына Кырым Герай-султана. В конце жизни в окружении родственников, друзей и учеников шейх Абдульазиз отправился в хадж в Мекку, там же, в Хиджазе, он и умер.

По преданию, большую часть времени шейх Абдульазиз предавался молитвам и медитации, а в свободное время сочинял стихи. К сожалению, из его творчества в настоящее время известно немногое. Некоторые из его стихотворений, представляющие собой образцы суфийских тевхидов с мотивами божественной любви и духовного самосовершенствования, а также написанные в жанре нутук (от ар. «слово», «речь») — поэтических наставлений шейха (муршид) вступившему на Путь ученику (салик), были записаны автором «Семи планет». В последнее время они неоднократно публиковались, в том числе и в переводах на русский и украинский языки. Помимо суфийской лирики, известно еще одно произведение Иззи — хвалебная ода (касыда) в честь известного современника поэта — выдающегося ученого Эбульбека Мухибуддина Эйуба Кефеви. Уровень поэтического мастерства, продемонстрированного шейхом в этих стихотворениях, дает основание ожидать от Иззи многочисленных других произведений.

Творчество еще одного поэта, Шахина Герая-султана (ум. 1717, сына Токтамыша Герая-султана, также поэта, в 1691/92 гг. — нуреддина при хане Сафа Герае) пришлось на последнюю четверть XVII — нач. XVIII вв. Особую известность Шахину Гераю (псевдоним Шахи) принесла виртуозно написанная газель — образец визуальной поэзии (циклическая ода в виде цветка) с элементами палиндрома, эта форма в восточной поэзии известна как «кальб» (от ар. «центр», «сердце»). Уже в начале XVIII века газель стала объектом подражаний в среде османских авторов, укажем, в частности, на тесдис Сакиба Деде (ум. 1735). Позже, в 1856 г., этот тесдис был опубликован в переводе на немецкий язык в известном труде по истории Крымского ханства Хаммер-Пургшталя, а в 1861 г. газель Шахина увидела свет в переводе на английский язык (с комментариями) в лондонском «Журнале Королевского азиатского общества». В начале XX в. известный американский литературовед Дик Хиггенс включил визуальное изображение газели Шахи и сведения о ней (лишь неверно приписав стихотворение последнему крымскому хану Шахину Гераю) в изданную им монографию по истории визуальной поэзии с античных времен по XVIII в., причем в данном издании газель является единственным произведением, представляющим данный жанр в тюркоязычной поэзии.

Газель в форме «кальб» присутствует и в «Семи планетах» Сейида Мухаммеда Ризы — собственно, именно в этом источнике мы находим наиболее подробные сведения о поэте. Так, Риза отмечает, что Шахин был большим любителем цветов и, превратив селение, в котором жил, в подобие райского сада, даже распоряжения по поводу посадки цветов писал в стихах. Здесь же приведены и другие образцы его творчества, в частности, одна газель в жанре мулемма (в данном случае, на трех языках — тюркском, арабском, фарси), а также касыда в честь упоминавшегося выше хана-поэта Хаджи Селим Герая I. Добавим, что в османских антологиях Сафайи, Салима и Белига присутствуют и другие стихотворения Шахина, в частности элегия с хронограммой (тарих) на смерть османского поэта-мевлеви и каллиграфа Дервиша Фасиха (ум. 1699), еще одна любовная газель и др.

Говоря о крымскотатарской литературе XVII в., необходимо особо сказать о крымском хане-поэте Мехмеде Герае IV (ум. 1674, псевдонимы: Хани и Кямиль), творчество которого представляет собой достаточно редкий пример совмещения в лирике одного автора элементов, присущих всем трем основным направлениям поэзии того времени. Если же принять во внимание, что автор принадлежал к правившей династии, то это обстоятельство привлекает еще больший интерес. Как было указано выше, Эвлия Челеби отмечает наличие у него «Дивана» стихов, написанных на чагатайском языке и подписанных псевдонимом Хани. Это свидетельство Челеби дает основание предполагать присутствие в творчестве Мехмеда IV образцов поэзии дивана. Однако ныне в распоряжении исследователей имеется лишь 12 стихотворений поэта (судьба «Дивана» неизвестна), написанных в форме кошма и шаркы, практически все — народным (силлабическим) размером пармак, и относящихся к двум другим литературным направлениям — ашыкскому и суфийскому (текие шиири). О подобных стихах было известно еще крымским историкам Сейид Мухаммеду Ризе и Халиму Гераю, отмечавших наличие у Мехмеда стихов в жанре иляхи (жанр суфийской поэзии, — Н. А.) и других стихов, написанных с использованием тюркского народного метра (evzân-1 Türki), и именно по этой причине бывших, по мнению указанных авторов, «недостойными того, чтобы быть записанными». Позже на это же было обращено внимание и М.Ф. Копрюлю, который, анализируя одно из стихотворений Кямиля из рукописного сборника из личной коллекции, охарактеризовал его как «прекрасный образец, вобравший в себя особенности ашыкской поэзии».

Ныне именно эти стихи Мехмеда Герая IV (в народной манере) представляют наибольший интерес, тем более что выполнены они на достаточно высоком техническом уровне и в художественном отношении являются одними из наиболее проникновенных образцов поэзии ханского времени в целом. Ряд из них дает основание предположить, что написаны они были в заключительный период жизни поэта, проведенный отстраненным от престола ханом обычным дервишем в Дагестане. Стихи передают состояние неподдельной драмы, переживаемой поэтом, его глубокого одиночества, усталости и тоски, пронизаны жалобами на жестокость судьбы, несовершенство и греховность человеческой натуры, содержат мотивы искреннего покаяния и мольбы, взволнованного обращения к Творцу как единому истинному источнику милости и сострадания. Не лишены данные стихи и мотивов назидания, призывов не доверять бренному миру, пробудиться от «сна беспечности», очнуться от «небытия». Присутствуют в них также и непосредственно суфийские мотивы — благодарности Творцу за посвящение в тайны духовной науки марифет, рядом с которой ничто «все богатства Османов», за постижение в глубинах собственного бытия великой истины хакикат и т. п. Подписаны эти стихи уже не псевдонимом Хани (притяжательное прилагательное от «хан»), который, надо полагать, использовался поэтом ранее, в стихах в манере дивана, а псевдонимом с весьма характерной суфийской окраской — Кямиль (совершенный).

Еще один важный аспект творчества Мехмеда IV, на этот раз именно той части, о которой пишет Эвлия Челеби, — это использование им чагатайского языка. Можно предположить, что, по аналогии с творчеством Газаи, под последним подразумевался не только собственно язык Алишера Навои, подражания (назире) которому были весьма популярными на протяжении многих столетий, но и местный язык — крымскотатарский. В этом отношении весьма ценными являются фрагменты «Книги путешествия», в которых автором передана прямая речь Мехмеда IV — на татарском языке (лисан-ы татар), в частности короткая речь перед крымским войском накануне одного из сражений. В любом случае свидетельства Эвлии Челеби указывают на то, что, несмотря на сильное влияние османского литературного языка, в Крыму продолжали развиваться более ранние поэтические традиции.

Наряду с указанными поэтами, в творчестве которых преобладали традиционные жанры любовной, философской и религиозно-суфийской лирики, произведения еще двух авторов рассматриваемого периода — Талиби Кефеви и Джанму-хаммеда — были написаны на исторические темы. И если личность первого автора практически неизвестна и труд его посвящен главным образом османской истории (с вкраплением крымских сюжетов), то имя второго получило широкую известность и его произведение посвящено событиям непосредственно истории Крыма.

Биографические сведения о Талиби Кефеви (1-я пол. XVII в.) в настоящее время отсутствуют, он известен как автор истории османской династии в стихах — «Теварих-и Ал-и Осман», охватывающей период с конца XIII в. по начало XVII в. В поэме, написанной в форме месневи, кратко описаны события (в основном военные кампании и завоевания), имевшие место в правление османских султанов, начиная с основателя государства Султана Османа Гази (1299—1326) до Ахмеда I (1602—1617), причем дата восхождения на престол каждого султана выражена в форме поэтической хронограммы. По свидетельству исследовавшего памятник Э. Бекташа, произведение представляет собой наиболее ранний образец в своем жанре. Рукопись произведения сохраняется в стамбульской библиотеке Сулеймание, труд остается неопубликованным, лишь небольшой его фрагмент был приведен в упоминавшейся выше монографии И.Х. Эртайлана. В поэме присутствует раздел под названием «Рассказ о крымском хане» («Хикает-и Хан-ы Кырым»), описывающий события, последовавшие за смертью Гази Герая II (в конце 1607 г.), а именно — борьба за ханский престол между его сыном Тохтамышем (хан в 1607—1608 г.) и Селяметом Гераем (хан в 1608—1610 гг.).

Что же касается Джанмухаммеда, ему суждено было стать одним из наиболее известных на сегодня крымских поэтов дивана. Перу данного автора принадлежит хорошо известный в научных кругах памятник крымскотатарской поэзии ханского периода — поэма, повествующая о событиях казацко-крымской войны против Речи Посполитой в сер. XVII в. (в украинской историографии именуемой Национально-освободительной войной украинского казачества под руководством гетмана Б. Хмельницкого против шляхетской Польши) и условно названная по имени главного героя — «Тогай-бей» (подлинное название произведения остается неизвестным по причине того, что при обнаружении рукописи произведения отсутствовал ее первый лист). Как известно, ряд наиболее важных сражений этой войны, в частности при Желтых Водах (Сары-Су) и Корсуни, был завершен победой союзнических войск именно благодаря присутствию крымской конницы.

Поэма была обнаружена известным крымскотатарским историком и литератором О. Акчокраклы в одном из прибрежных сел в Восточном Крыму во время историко-этнографической экспедиции Бахчисарайского Ханского дворца-музея в 1925 году. Рукопись вызвала значительный интерес как в Крыму, так и в научных кругах Украины, в результате чего О. Акчокраклы, по некоторым сведениям, был приглашен для чтения докладов о своей находке в Харьков (в те годы столица Украинской ССР) и Киев, в том числе в Академию наук УССР. В 1930 г., при содействии академика А. Крымского, им же была напечатана и подробная статья о поэме в сборнике «Студi» з Криму». Во 2-й половине 1930-х гг. над поэмой, помимо О. Акчокраклы, работали молодые крымскотатарские ученые А. Фетислямов и К. Решидов. Было запланировано издание произведения, однако этому помешало начало Великой Отечественной войны. В настоящее время все материалы, связанные с поэмой, прежде всего ее рукописные списки, считаются утерянными. В распоряжении специалистов имеются лишь несколько фрагментов текста (общим объемом около пятидесяти двустиший), опубликованных в статье А. Фетислямова в одном из довоенных крымскотатарских литературных журналов. Указанные фрагменты содержат весьма яркие описания заседания польского сейма перед началом военной кампании 1648—1654 гг., в частности речей короля Владислава IV и коронного гетмана Николая Потоцкого, прибытия казацкого посольства в Бахчисарай, сражения под Желтыми Водами, у крепости Бар и т. д., дающие общее представление о языке, стиле и идейной направленности произведения.

Судя по данным фрагментам и описаниям поэмы работавших с ней исследователей, произведение было написано в форме месневи, наиболее часто использовавшейся для написания крупных стихотворных полотен на любую тематику, и состояло из семнадцати глав общим объемом более 946 двустиший. С точки зрения жанра, произведение можно охарактеризовать как газават-наме (от ар.-перс: «газа» — война за веру, «наме» — письмо, поэма). В поэме воспеты отвага и доблесть главных героев этих событий — выдающегося крымскотатарского военачальника, коменданта крепости Ор-Капы (Перекоп), аргинского мурзы Тогай-бея, его брата — Султан-Гельди Мурзы, гетмана запорожских казаков Б. Хмельницкого, крымского хана Ислама Герая III, его калги Кырыма Герая и др. Представителями противоположного лагеря выступают польский король Владислав IV, коронный гетман Николай Потоцкий, его сын Стефан, другие военачальники. Поэма завершается смертью главного героя — Тогай-бея, случившейся предположительно в 1651 году.

Оценивая произведение, необходимо отметить, что речь идет о, несомненно, весьма значительном историко-литературном памятнике ханской эпохи. Это объясняется и тем, что поэтических описаний крупных военных кампаний в крымскотатарской литературе того периода в настоящее время известно немного, к тому же главными персонажами поэмы Джанмухаммеда являются наиболее известные представители крымско-польско-украинской политической и военной элиты того времени. Обращает на себя внимание и художественное мастерство автора, особенно в описании батальных сцен, а также общий пафос произведения, пронизанного мотивами патриотизма, доблести и отваги. Добавим также, что события, ставшие темой для данной поэмы, вызвали к жизни целый ряд других крымскотатарских литературных и фольклорных памятников, причем как в стихах, так и в прозе.

Особая страница в истории крымской литературы XVII века — ашыкская поэзия, представленная творчеством выдающегося поэта Ашыка Умера (ум. 1707), считающегося в настоящее время наиболее именитым представителем не только крымскотатарской поэзии саза, но и всей тюркоязычной ашыкской поэзии в целом. Изучением творчества поэта занимались как наиболее известные крымскотатарские, так и турецкие исследователи, ими были даны чрезвычайно высокие оценки таланта поэта и значимости его творчества в истории ашыкской поэзии. Так, М.Ф. Копрюлю называет его «наиболее прославленным поэтом саза за всю историю развития этой литературы», а Ш. Эльчин высказывает мысль, что по популярности Ашыка Умера можно сопоставить разве что с легендарным анатолийским суфийским поэтом XIII—XIV вв. Юнусом Эмре. По единодушному признанию многочисленных исследователей, влияние Ашыка Умера на современников и поэтов-ашыков всех последующих поколений трудно переоценить. Особо отмечается, что в историю ашыкской поэзии Ашык Умер вошел и как один из наиболее плодовитых ее представителей: в настоящее время ему приписывается авторство около 2 000 произведений. Добавим, что он является и одним из наиболее публикуемых ашыкских поэтов, последнее издание его произведений содержит около 1 500 стихотворений и поэм.

Ашык Умер — поэт редкого дарования и высокой профессиональной поэтической культуры, мастер, одинаково владевший обширным арсеналом форм и художественных средств как собственно народной поэзии, так и строго классической поэзии дивана. В жанровом отношении творчество Ашыка Умера охватывает весьма широкий диапазон, могущий составить своего рода хрестоматию значительного числа основных жанров и жанровых разновидностей (тюр) всех трех главных литературных направлений того времени. Среди его стихотворений присутствуют многочисленные образцы любовной лирики, т. н. «чужбинные» стихи (гурбет шиирлери), описания природы (бахарие, неврузие), панегирики (медхие), эпитафии (мерсие), образцы военно-походной лирики (газаватнаме), описания городов (шехренгиз — Стамбула, Бурсы, Варны, Синопа и др.), многочисленные примеры назидательной лирики (насихатнаме, ибретнаме и др.), критики социальных устоев и индивидуальных человеческих недостатков (хиджвие), образцы религиозно-суфийской лирики (тевхид, мунаджат, нат, иляхи, рамазание, салят-наме, вуджуднаме, деврие, аетнаме) и др. Присутствуют в творчестве поэта образцы и т. н. «технических» жанров, в частности поэтических загадок муамма и люгаз, в том числе в форме акростиха. Среди народных поэм дестанов привлекают внимание произведения в жанре текерлеме, а также поэтического диспута муназара и т. п. Одним из наиболее значительных произведений поэта и одновременно наиболее ранним примером жанра в рамках ашыкской поэзии является его «Поэма о поэтах» («Шаир-наме»), содержащая имена (псевдонимы) и краткие характеристики творчества около 170 поэтов прошлого и современности и свидетельствующая о широчайшей литературной эрудиции автора.

Таким же разнообразием отличается и использование Ашыком Умером различных поэтических форм — как традиционной тюркской народной поэзии (кошма, семаи, календери, дестан и др.), так и придворной поэзии дивана (газель, мурабба, мухаммес, муседдес, мустезад и др.).

Ашык Умер — выдающийся поэт, воспевший в своем творчестве идеалы любви, высокой духовности, человеческого достоинства и т. д. Уже при жизни он был признан мастером (устад), лирика его на многие столетия стала объектом подражания. Принимая во внимание значительный диапазон жанрово-тематического разнообразия творчества поэта, его своего рода поэтическую универсальность, объединившую особенности всех основных литературных направлений того времени, доступность и простоту языка (при всей его неизменной художественности), Ашыка Умера можно с полным правом назвать крупнейшим подлинно народным поэтом, творчество которого было обращено к самым широким слоям общества того времени, отразило все его надежды и чаяния и, в свою очередь, нашло в нем горячий народный отклик и признание.

Говоря об Ашыке Умере, нельзя не сказать и о дискуссиях, периодически возникающих в литературоведческих кругах Турции, относительно вопросов этнической принадлежности и места рождения поэта. Очередная такая дискуссия имела место накануне и после издания «Дивана» Ашыка Умера в 2010 году. Составителями «Дивана» была сделана попытка в очередной раз объявить поэта выходцем из анатолийского селения Коруалан (прежнее название — Гезлеви) под Коньей. При этом приведенные авторами аргументы выглядят крайне неубедительно, более того, ими не дана оценка источников — как крымских, так и османских, указывающих на крымское происхождение поэта. В частности, оставлен без внимания такой важный источник, как труд преподавателя музыки султанской придворной академии Эндерун Эмина Эфенди, посвященный известному стамбульскому ученому-интеллектуалу XIX в. Кетхуда-заде эль-Хадж Мехмеду Арифу («Kethudâ-zâde Efendi’nin Tercüme-i Hâline Zeyl-i Âcizânemdir») и изданный в Стамбуле в 1877 году. Согласно одному из преданий, приведенных в данном издании, родным городом Ашыка Умера был именно крымский город Гёзлеве, а не вышеупомянутое анатолийское селение со схожим названием.

Источником определенной путаницы в данном вопросе может быть факт существования целого ряда поэтов с именем Ашык Умер: по меньшей мере на пять-шесть подобных поэтов в свое время указывал С.Н. Эргун. При этом все данные авторы хронологически значительно удалены от нашего Ашыка Умера и относятся к концу XVIII—XIX вв., в связи с чем особую актуальность приобретают наиболее ранние рукописные сборники стихотворений поэта, датируемые 1728 (список из библиотеки стамбульской суфийской обители Яхья Эфенди) и 1783 («Диван» поэта, составленный Хафызом Хусейином Айвансарайлы) годами и содержащие, соответственно, по 1 136 и 1 242 стихотворения поэта.

Продолжение следует...