«Бичура»: первый казанский спектакль Фарида Бикчантаева

Из Москвы, из Москвы

В интервью «Татцентру» Бикчантаев говорил: «Он был достаточно сложным для восприятия, с музыкой Перголези, со множеством интонационных и музыкальных пауз, перебивов ритма. Смотрю, пока идет диалог, зрители болтают, оглядываются по сторонам, приветствуют друг друга, но как наступает пауза — замолкают. Это стало для меня открытием. Потом было множество всяческих открытий …».

«Бичуру» Бикчантаев поставил в 1989 году, в 27 лет. Он уже окончил Казанское театральное училище, поработал актером в родном театре имени Камала (почти все — спектакли татарских авторов плюс «Король-олень»), уехал в Москву. В 1991 году доучился на режиссерском факультете ГИТИСа — и не остался в столице, как многие, а вернулся, как планировал, домой.

Вторая половина 80-х в Москве это эпоха новой информации: Питер Брук, Ингмар Бергман, Пьер Пазолини, Петр Фоменко, Анатолий Васильев, Сергей Женовач… Пишут, что Бикчантаев учился у Марии Кнебель, начинавшей еще у Михаила Чехова. Но это был ее последний набор, при этом занятия за нее часто вели Леонид Хейфец, Олег Кудряшов, Наталья Зверева. Она умерла в 1985-м в возрасте 87 лет.

Бикчантаев отслужил в армии и оказался в мастерской Бориса Голубовского. Хотя хотел к Петру Фоменко. В интервью «Петербургскому театральному журналу» он говорил: «И после первого же семестра стало ясно, что никто ничему нас учить не собирается, но мы с моим сокурсником Алехандро Гонсалесом Пуче, моим другом по сей день, делали все наоборот. Это и была, собственно, школа: я научился делать все наоборот».

Голубовский ему, кстати, сказал про «Бичуру»: «С этой пьесой в национальный театр соваться нельзя — ты можешь вырыть себе могилу!».

Спектакль серьезно заявил о себе в 1991 году на фестивале «Туганлык» в Уфе. Однако хитом не стал. В интервью «Петербургскому театральному журналу» режиссер вспоминал: «Бичура» очень быстро сошел, как и все мои первые спектакли. Народ не ходил! Только «Ромео и Джульетта» продержался 5 лет: его отстаивали актеры. Вообще, многие спектакли отстаивали актеры, они шли в дирекцию и говорили: «Не снимайте, мы хотим играть». Я прошел очень жесткую мясорубку…».

Заманить зрителя?

Он указывает, что тогда зритель в театр не ходил, так что его брали количеством премьер: «Нужно было во что бы то ни стало заманить зрителя простым сюжетом, сразу захватить его репликами, направленными в зал. То, что происходило на сцене, мало волновало участников, их занимала только задача — держать зал любыми способами. Годами мизансцены строились только так: «Сначала сказал в зал — потом посмотри на партнера». «Бичура» же делается так, как будто актеры работают только внутри границ сцены.

Не один Бикчантаев перекраивал каноны театры — в 1980-е здесь работал Дамир Сиразиев. Характерно, что когда Камаловский перебрался к озеру Кабан, он остался в старом здании, куда въехал Тинчуринский, планируя сделать его музыкальным. Как видим, разговоры о таком формате театра ведутся давно. Бикчантаев же набрал в начале 90-х первый актерский курс и начал с Марселем Салимжановым воспитывать новое поколение Камаловского театра, которое сейчас задает тон на сцене у озера Кабан.

Мансур Гилязов, сын татарского классика Аяза Гилязова, в этот момент закончил Казанский инженерно-строительный институт, поработал в Московском проектном институте, где начал писать пьесы, в результате перешел в драматурги. Помимо Камаловского, где начал с комедии «Рәхәт яшибез» («Блаженство»), он тогда ставит «Әкият» (пьеса «Патша кәләше», «Царская невеста»). В 1990-м выходит первый сборник пьес.

Первые годы любого режиссера особенно интересны, потому что он берется за очень разный материал: «Сказка про белого бычка» классика Тази Гиззата, «Казанские парни» современника Мансура Гилязова (то есть тандем с автором «Бичуры» продолжается), «Ромео и Джульетта» Шекспира, «Прощайте» постоянного соратника Камаловского театра Туфана Миннуллина (о кризисе поколения 60-х — и в целом). С одной стороны, Бикчантаев пробует различные методы существования на сцене, с другой — ищет подход к зрителю, который может отказаться от чего-то «чужого».

Судьба у пьесы получилась счастливой: текст для дебютной работы Бикчантаеву посоветовала мать, актриса Наиля Гараева. Пьеса Мансура Гилязова в театре худсовет не прошла, а ей она понравилась. Бикчантаев вспоминает, что с актерами, которые знали его с младенчества, проблем не возникло. Только с героем Азгара Шакирова пришлось спорить: режиссер давал одни указания, актер играл иначе. Надо сказать, что авторитарный режим в Камаловском театре отнюдь не процветает. Приходилось говорить. Гараева в этом спектакле впервые сыграла старушку, перейдя в результате в это амплуа.

Почти шепотом

«Бичуру» можно считать продолжением темы, которая была освещена в инсценировке «Плахи» Айтматова, поставленной Сиразиевым, — это тема исторической памяти, отрицания традиций. Но там, где у Сиразиева речи в микрофон, как на митингах, и наэлектризованная музыка казахских степей, у Бикчантаева — совершенной другой подход.

Декораций практически нет, нет патетики, нет громкой музыки. Все на полутонах, в растерянности, почти шепотом.

Это спектакль-притча о четырех одиноких стариках в умирающей деревне (и эту тему продолжит ученик Фарида Бикчантаева и Сергея Женовача Айдар Заббаров в дилогии «Хуш, авылым!»). Азгар Шакиров играет здесь Аксака, Хромого, его соседей — Фирдаус Ахтямова, Наиль Дунаев, Наиля Гараева. При этом есть и молодые актеры — Люция Хамитова, Раушания Юкачева, Венера Шакирова. А Бичуру-Домового — символа некогда живой татарской деревни — играет Камиль Камалов. Он окончил театральное училище в том же году, что и Бикчантаев, играл в театре с 1985 по 1992 год. Его сгубил алкоголь, он скончался в 2001-м.

Музыку пишет Азат Хусаинов, спектакль завершает духовное песнопение: «Проходит жизнь, дуют ветра, все рабы божьи — словно бы в пути. Придет день, придет день, красные розы завянут». Это мунаджат, жанр, вернувшийся на рубеже 80—90-х в татарскую музыку. И тем самым Бикчантаев намекает, что он не ломает татарский канон: он берет его как чапан и выворачивает наружу. И там, где снаружи были вышиты узоры, внутри — темная ночь.