Фонд «Живой город» ставит опыты на себе

Опыты над собой

Театральная лаборатория «Город АРТ-подготовка» проходит с 2014 года. На сайте организаторов, фонда «Живой город», его цель в 2021-м была обозначена так: «Мы хотим расширить представления о границах современного театра и языке сцены посредством экспансии театра на неисследованные территории города».

Это означало, к примеру, что эскизы спектаклей ставились в различных странных локациях. Скажем, в лесу. В 2019-м эскиз оперы «Первоначальный взнос» делали у моста «Миллениум», используя полузаброшенный дом в качестве декорации. В 2021-м лаборатория занялась «Театром горожан», делая проекты с казанскими сообществами. Один из них, про учителей, из эскиза «24/7» вырос в спектакле «Педсовет», который до сих пор идет.

При этом театральная лаборатория обыкновенно не рассчитана на большие массы зрителей. Это скорее возможность посмотреть на работу в процессе, когда участники эскизов имеют право на ошибку. Многие из поставленных на лаборатории проектов не дожили до повторов. Да мы их просто не помним!

При этом у фонда расширились возможности. С 2015-го есть «Угол», где теперь пробует себя молодежь, с 2018-го в особняке Демидова, в бывшем ЗАГСе на Мусы Джалиля, идет иммерсивная «Анна Каренина», к которой теперь добавились проекты поменьше, с 2020-го спектакли и перформансы проходят в блэк-боксе MOÑ в Национальной библиотеке. Это большая самостоятельная театральная среда, в которой задействованы сотни людей. Нынешняя лаборатория напоминает опыты в этой среде, без особого привлечения ресурсов извне.

— Раз в год мы собираемся по каждой площадке перепроверить миссию, уточнить цели и задачи, и уточнить то, что нас всех волнует и что нам всем важно, — уточняет соучредитель фонда Инна Яркова. — То же самое касается и просто ежегодных проектов. Лаборатории — это всегда возможность исследовать и проверить определенный формат. В этом году было несколько тем, с которыми нам интересно было попробовать поработать/продолжить работать: театр горожан (в данном случае театр вещей), национальный театр, театр и цифровое искусство, комедия, детский театр, подростковый театр. Что касается работы с детьми разного возраста, во-первых, у нас сейчас будет отдельный большой проект, ну и все таки это целая отдельная лаборатория. К медиахудожникам и цифровому искусству мы подступились, но это тоже достаточно долгий путь, и думаю к сентябрю мы там будем ближе, чем сейчас. Таким образом, мы определили для себя три референтных темы лаборатории — театр горожан, национальный театр, комедия.

Про вещи

Поэтому саму лабораторию можно было осмотреть за день, посетив три проекта. На что обращаешь внимание — они сделаны не вне сцены, а в привычных стенах площадок фонда. Первый, «Нетревожные предметы», команда театральной площадки MOÑ: Зоя Рутер, Надежда Болдырева, Диана Куватова и Марьяна Куртякова, — сделали с московской художницей Марией Алигожиной в «Углу».

Придя без записи, обнаруживаешь себя в компании 13 женщин (и чьего-то мальчика). Вам выдают номерки и заводят на склад «Угла», где вы разбираете чемоданы. В следующей локации из каждого чемодана достаются предметы, голос озвучивает задания (к примеру, записать имя соседа, узнать, какую песню он слушал, в какую страну поехал бы). Мне достается чемодан с совой, от лица которой я рассказываю историю ее хозяина. Знакомые голоса (все женские) говорят, к примеру, о кольце от бабушки, которое оказалось мужским, а значит, принадлежало дедушке. Кольцо — вот оно. В конце на обязательных, похоже, для соучастных спектаклей подушках и одеялах все гадают по «Маленькому принцу», а потом получают бумагу, из которой надо вычеркнуть свои тревоги и обвести жизнеутверждающие фразы. Типа: «Что бы ни случилось, я найду решение». Очень четкий вывод: современные люди не умеют открывать старые чемоданы, у них они на молниях.

— У меня эта история скорее про то, что женщины гораздо больше рефлексируют, гораздо больше ностальгируют, — объясняет Зоя Рутер. — И когда мы объявили опенколл, мы морально были готовы к тому, что вещи и истории пришлют преимущественно женщины, потому что они готовы заморачиваться, для мужчин все это «игры какие-то». Для нас было важно поразгонять тему предметов памяти, сделать сказку, у нас не было цели сделать какую-то сложную историю, мы хотели поработать с памятью и сказкой. На других показах мужчины присутствовали, но не так много. Это еще связано и со временем показа.

Про Рустема Кутуя

«Туктагыз/театр» делала также проверенная команды из главного режиссера Тинчуринского Туфана Имамутдинова, драматурга Дины Сафиной и хореографов Нурбека Батуллы, Марселя и Марии Нуриевых. Последний появляется перед зрителями в MOÑ, садится на стул, закуривает и застывает.

Сигарета тлеет, а на экране плывет текст, в котором русскоязычный поэт и переводчик с татарского Рустем Кутуй откровенно рассказывает о своем положении «свой среди чужой, чужой среди своих», признает и доказывает славу матерщинника, клянет бесталанных поэтов, вспоминает вернувшегося из лагеря Хасана Туфана. Говорит об отце, писателе Аделе Кутуе, авторе «Неотосланных писем» и «Приключений Рустема». Сходу вспоминаешь, что позже младший Кутуй перевел второй текст, причем многое добавил от себя.

Как бы ставя точку на экране, Нуриев тушит сигарету об стену и уходит.

Текст появился благодаря отцу Нурбека Рабиту Батулле, которые с 1970-х начал записывать представителей «старой школы» татарской интеллигенции, выпустив с этими воспоминаниями множество томов. Тема татарских писателей как героев и антигероев эпохи постепенно все больше завоевывает театральное пространство, вспомним постановку «Бәхет елы» в Доме татарской книги. Здесь вся противоречивость советской эпохи в ТАССР схлопнулась в 20 минут. Пожалуй, это было лучшее время на лаборатории, важный опыт и для зрителя, и для актера.

— На этой лаборатории Нурбек предложил текст, собрал команду, они подошли к той форме, что мы увидели, — объясняет Яркова. — Для меня это тоже в чистом виде исследование. Потому как в центре стоял текст, и было важно не спрятать его за актером, режиссером, командой. По сути, если вглядываться, получилось исследование театра, в центре которого стоит: человек; вещь; текст. Нам кажется важным, чтобы мы оставались в этой поисковой системе координат в лабораториях, она позволяет где-то подкрутить методологию, где-то пригласить зрителя прожить непривычный для себя опыт, где-то обозначить для себя точки роста, проверить форматы и не бояться ошибиться. Каждый раз страшно, что зритель воспримет это как конечный продукт, мы стараемся объяснять, что для нас это такой же новый опыт, как и для тех, кто находится в зале. Но, наверное, важнее всего продолжать этот диалог.

— Когда пришло время, мы придумали много разных форм, но ничего из этого всех нас не устраивало, — объясняет Туфан Имамутдинов. — И за один день до показа пришла очень простая, но внятная форма. Потому что Кутуй много курил, а во-вторых, мы все время пытались решить, что для нас эта лаборатория. Чтобы это была действительно лаборатория, а не очередной раз, когда мы бы просто, скажем, вытащили Нурбека, а он танцевал. Для нас это было «тукталыш», пауза. От работы в театрах, от семьи. Это был некий перекур. Мы тоже молчали, сидели. Экран мы сделали белым, как лист бумаги... И вот человек тонет в своих мыслях, а потом возникает слово «пауза», что предполагает многоточие. А мы ставим точку и соединяем пространство мыслей с пространством Марселя.

Театр шутит

Если выделять какие-то традиции «Города АРТ-подготовки», то здесь обязательно должен быть один комфортный, один пронзительный и один смешной эскиз. На последний претендовал итог стендап-лаборатории победительницы шоу «Открытый микрофон» Елены Новиковой «Три микрофона» в MOÑ. Участвовали в нем 10 человек: актеры, актрисы, драматурги, администраторы. Они попробовали себя в трех жанрах: классический стендап, история (сторителлинг), ванлайн (шутка в одну-две строки). Говорят, сначала честно пытались сделать комедию, но пришли к понятному формату клубного вечера.

— Было ощущение, что впереди сидела подготовленная «команда поддержки», которая на первых выступлениях смеялась над каждым предложением без разбора, — отметила ведущая сообществ «Че гуглит татар кызы» и «Кара дуслар» Динара Зиннатова. — Это было сильно заметно, звучало ужасно неестественно и отвлекало внимание. Наигранный смех вживую — кринж даже по сравнению с закадровым смехом в российских ситкомах. Не понравился стеб над татарскими именами из уст и русских, и татар. Звучало обидно и не смешно, и тем противнее было от смешков в зале. Как выяснилось после концерта, не мне одной. Все чересчур затянулось: больше двух часов слушать стендап-монологи в целом сложновато, из уст непрофи — тем более. Из-за того что зал почти не вовлекали в повествование (не было вопросов публике, не ощущалось интереса к слушателям) — публика устала.

— В целом я еще раз убедилась, что городу, а может, и всей стране, не хватает «культурного» стендапа — где звучат интеллектуальные шутки, куда будет интересно прийти айтишникам, ученым, менеджерам больших компаний, искушенным мэтрам искусства, — резюмировала Зиннатова.

Действительно, порой уровень смеха в зале как будто не соответствовал уровню средней шутки. Просто зал был «очень теплым». Круг замкнулся. Театральные деятели играют — их коллеги смеются. С ними и весь зал.

Зато можно было посмотреть на участников театральных проектов как на обычных людей. Администратор Анжела Фатхуллина рассказывала про парней, актриса ТЮЗа Елена Калаганова — про секс на подоконнике с рассадой, PR-менеджер Зоя Рутер — про «православный» образ и фольклор. А Настя Радвогина — про одиночество.

Насколько это бы сработало на обычном открытом микрофоне в обычном стендап-клубе в среду? Есть такой бизнес — рок-школы: это когда вы учитесь играть на гитаре, а потом на отчетный концерт приходите в настоящий рок-клуб, друзья вас поддерживают. Что-то похожее происходило и здесь. Кураторская рука Елены Новиковой, но не только стендап-комика, но и опытной актрисы, чувствовалась, впрочем, порой выступлениям не хватало еще более жесткой редактуры.

— Нет задачи создать экосистему, это не тот путь, по которому бы хотелось идти. Но в момент, когда хочешь исследовать какой-то формат, конечно же, ты его пробуешь сначала на себе, чтобы понять, как это работает, чего ты можешь ждать от других. И вообще работает ли, — указывает Яркова. — Ты вчера очень правильно заметил, что было бы здорово заниматься социальным стендапом, абсолютно солидаризируюсь, но прежде чем, например, дать микрофон подростку или пожилому человеку 60+, нам важно было самим пройти это путь, чтобы понять, с чем мы можем столкнуться. Кроме того, нам в этом смысле важнее не результат, а само исследование, можно ли через стендап подойти к репертуарной комедии? Или так не работает? Олег Семенович Лоевский, арт-директор лаборатории, думает, что это самостоятельный жанр, нам будто бы пока кажется, что может. Но это такая внутренняя профессиональная дискуссия. Мы про это говорим и мы это исследуем.