Как Гаяз Исхаки нелегально переходил границу

«Офицер не заходит. И поезд не трогается»

В дневниках Исхаки, словно предполагая дальнейшую публикацию этих документов, подробно рассказывает о своих перемещениях.

К примеру, он сообщает, почему у него возникли проблемы с визой: «Хромой челябинский ишан, приехав в Омск, сообщил о нашей поездке по мирному договору правительству Колчака, а народ их, мол, не выбирал, мы не согласны. После этого правительство Колчака обратилось в Омск к представителям Франции, Англии, чтобы нас не впускали, отправил телеграмму в Париж Сазонову».

В Харбине Исхаки оказывается, нелегально пересекая границу: «Собираю сведения у здешних стариков-опиумщиков. Получится, нет? Один говорит, без паспорта никак. Другой говорит, что можно. В итоге с одним товарищем доедем на лошадях до станции на русской стороне, Куаньчэнцзы, а там сможем уехать. Но и там часто спрашивают паспорт. Ну, с богом».

«Вот приехал поезд, вся платформа заполнилась милицией. Мои товарищи сели, заняли место. Внесли и мои вещи. Я сижу, словно просто пришел походить по вокзалу. Офицеры железной дороги ходят из вагона в вагон, проверяют паспорта, ставят штампы. Вот раздали паспорта. Офицеры вышли. Но в руке остался один паспорт. Он ищет хозяина. Идет прямо ко мне. Сейчас спросит, мой ли это паспорт. Мне нельзя говорить, что мой, у него есть хозяин. Если отвечу, что не мой, спросит, где паспорт. Он останавливается и смотрит на меня. Поверив, видимо, что я не хозяин паспорта, уходит. Вот второй звонок. Я в поту. Медленно захожу, сажусь на свое место. После заходит один из моих товарищей. Но не успеваем словом перемолвиться, приходит второй провожатый. Офицеры ушли во второй класс. Могут и к нам зайти. Сердце бьется. Офицер не заходит. И поезд не трогается. Вот третий звонок. Слава богу».

«Из всех углов стреляют ружья»

Исхаки, отмечая год странствий, пишет в дневнике подробно о своих перемещениях. Он пишет, что по доносу из мусульманского комиссариата его должны были отправить под трибунал в Москве.

«Но поскольку тюрьмы были переполнены, поскольку в тюрьмах практически не кормили, поскольку в тюрьме красноармейцы имеют привычку убивать, я сбежал. По Волге на лодке, в течение девяти дней, проведя очень странные минуты, пройдя через фронт, 18 августа я прибыл в Казань. Там прожил под нескончаемый грохот бомб неделю и уехал в Самару».

Далее была Уфа, переезд с Милли Идарэ (высший исполнительный орган культурно-национальной автономии тюрко-татар) в Петропавловск, где Исхаки начал выпускать газету, где изрядно занимался политическими проектами, после перебрался в Харбин, где ждал паспорта, после чего уехал в Японию (об ней написано в первой части статьи), а потом вернулся в Харбин.

«Когда стал выздоравливать, в Харбине началась эпидемия холеры. В китайской части, говорят, в день умирает по несколько сотен человек». Между тем начинаются нападения маньчжурских банд «краснобородых» — хунхузов. Исхаки перебирается в город Ичан.

«Из всех углов стреляют ружья. Я ложусь на пол с чемоданом. Но поскольку у комнаты одна сторона — это дверь, открыто окно, это точно самое небезопасное место. Я тихонько беру чемодан, ползу в другую комнату. Там одно окно. Под кроватью приехавшая из Петропавловска Рабига ханум Ибрагимова. Если лечь на пол, из окна видно. Вот комод. Есть пустое место. Там и прячусь. Теперь меня с улицы не видно».

Генерал Семенов и чехи

«Сначала с муллой вечерним поездом приехал Нури Дивиев. Дивиев служит адъютантом у генерала Семенова. И в последнее время стал формировать татарский полк. Вечером мы поговорили, познакомились (это была наша первая встреча). Он пришел, чтобы встретиться с нами наедине. Утром после чая он доложил нам по поводу приезда Нияза в Читу. Согласно его докладу, Семенов, узнав, что мы застряли в Японии, чтобы сделать что-то для мусульманского народа, нашел заниматься нашей отправкой и отправил Ниязу ту карточку (Нияз бегло рассказал нам об этой карточке). И сказал ему поехать в Японию и поговорить с нами и познакомить с человеком, указанным на карточке. Говорил про нас по телефону с Японией, отправил одного монгола, чтобы он поехал с нами».

Так Исхаки понял, что Нияз Максуди, директор Троицкого медресе, который был с ними в Японии, поступил не совсем верно. Хотя на атамана Семенова, которого интересовала работа с мусульманским населением, они также возлагали определенные надежды. Но в результате Фуаду Туктарову удалось договорить с чехами, которые пообещали отправить их в путешествие на пароходе. Набрав сибирских денег, друзья отправились во Владивосток якобы по командировке от Семеновского полка. У Исхаки фальшивый паспорт.

«Будучи гражданским лицом, я совсем не похож на солдата. Если на проверке паспортов на границе вызову подозрения, дела мои плохи. Все остальные документы, бумаги — все при мне, и деньги, и чемодан. Подхожу к пограничнику, душа сжалась. Мы приближаемся. Берут у всех паспорта и мой фальшивый, уходят. Я знаю, что иногда они вызывают жандармерию, жду, словно смерти. Все идет не по-нашему. Вот прошли таможенники. Работа закончена. Но и паспорт не возвращают, и меня не вызывают. Нервы на пределе. Хочется сказать, быстрее, это фальшивка, я сам написал. Вот второй звонок, слава богу, значит, мой паспорт отправляют во Владивосток, не смотрят здесь. Третий звонок, жду, все нет. Вот идет какой-то незначительный солдат и раздает паспорта. Вошел в наше купе. Говорит, сами узнавайте свой паспорт. Я вытащил свое поддельное удостоверение личности из множества бумаг. На обороте — штамп от пограничника».