Владимир Филатов: «На нас лежит ответственность за две жизни»

Школа — завод — армия — институт

Владимир Павлович Филатов работает в РКБ 41 год — он пришел сюда со студенческой скамьи, здесь и остался. Рассказывая о своем приходе в медицину, он улыбается: путь у него был не такой, как у всех. После окончания десятилетки в 1972 году он не знал, куда пойти, и решил подумать, чтобы определиться позже. А пока — поработать. УТП в школе Володя проходил на КОМЗе, поэтому, недолго думая, на этот завод и устроился электромонтажником в электротехнический цех. Там проработал целый год: два месяца был учеником, потом получил разряд.

Как и было положено, ушел в армию — его отправили в Западную группу войск (так тогда называлась группировка советских военных частей в Германии). Наш герой был спортсменом-разрядником по дзюдо, кандидатом в мастера спорта. Поэтому службу провел в должности инструктора части в спортивном клубе.

— Когда я вернулся в Казань, передо мной встал выбор, куда идти, — рассказывает Владимир Павлович. — Или в пединститут на факультет физвоспитания, или в медицинский институт. В физику и радиотехнику не тянуло: понял, что не люблю технические науки, это было не мое. Педагогом становиться тоже не хотелось: я в душе не педагог, человек нетерпеливый. Сказались и спортивные травмы, а на факультете физвоспитания сплошные тренировки. При этом двое моих друзей-одноклассников уже учились в медицинском, они туда сразу после школы поступили. Мне понравилось то, что они рассказывали, и мне показалось, что медицина будет мне чуть ближе, чем та же педагогика. И в 1975 году я поступил на лечфак Казанского мединститута.

Двое моих друзей-одноклассников уже учились в медицинском, они туда сразу после школы поступили. Мне понравилось то, что они рассказывали

«А РКБ — это же, наверное, хорошо!»

Сначала наш герой собирался стать хирургом. К этому и шел, но волей судьбы на его пути оказался профессор Лев Александрович Козлов, который в ту пору заведовал кафедрой акушерства и гинекологии медицинского института. Причем «оказался на пути» — метафора лишь частично: и студент, и профессор жили в Дербышках, а в ту пору это был небольшой поселок, где все друг друга знали. На одном автобусе утром они ехали в институт, на одном автобусе возвращались вечером домой. Как-то так и познакомились, и беседы завязались. Профессор пригласил нашего героя в студенческий научный кружок по акушерству и гинекологии, предложил интересную тему — тот согласился. Потом постепенно стал приглашать студента на свои операции (тот ведь признавался, что мечтает стать хирургом).

— А Лев Александрович был специалистом по пластической хирургии. Он делал гинекологическую пластику по исправлению различных пороков. Работа у него была ювелирная, очень тонкая. И он мне показывал всю суть этой работы до мелочей: вплоть до того, как правильно взять иголку держателем, как не делать лишних движений. Он говорил: «У хирурга должна быть эргономика в движениях. Ничего лишнего. И тогда будет все в порядке», — с благодарностью рассказывает о своих первых уроках Владимир Павлович.

В результате к тому моменту, когда нужно было выбирать специальность, наш герой остался в гинекологии и акушерстве. И вот уже 41 год работает в самой первой клинике, в которую его назначили по распределению, — в Республиканской клинической больнице.

Владимир Павлович говорит:

— Когда было распределение в Минздраве после субординатуры и госэкзаменов, я попросился остаться в Казани: к тому моменту у нас с женой только что родился второй ребенок. И мне сказали: «Ну если в Казани — то только в РКБ». Тогда как раз был только что построен этот большой корпус. Я согласился. И надо было понимать, что сюда немногие в те времена стремились. Больница находилась на отшибе, сюда практически не ездил никакой транспорт, да еще и сама работа тяжелейшая была — как и сегодня, в ней концентрировались самые сложные случаи со всей республики. Выпускники субординатуры все как один говорили: «Ой, нет. Там же сплошные выезды в районы! Санавиация!» А я — просто пошел. И даже обрадовался: «РКБ — это же, наверное, очень хорошо!»

Сюда немногие в те времена стремились. Больница находилась на отшибе, сюда практически не ездил никакой транспорт, да еще и сама работа тяжелейшая была

Кто такой хороший гинеколог

И в советские времена, и сегодня хороший гинеколог — редкий специалист, попасть к нему «с улицы» — большая удача. Контакты «своих» докторов передавали из рук в руки. Впрочем, как рассказывает доктор, и сегодня положение не особенно-то изменилось. Он предупреждает: не нужно думать, что появление платных клиник, где сидит множество врачей, как-то сильно изменило ситуацию с количеством хороших гинекологов. Рекламы много, а хороших специалистов — очень мало, и вопрос с поиском хорошего врача по рекомендации актуален по сей день.

На вопрос о том, кто же он такой — этот хороший гинеколог, наш герой уверенно отвечает, что врач должен не только много знать и уметь. Как и доктор любой другой специальности, он прежде всего должен искренне хотеть помочь человеку.

А чтобы стать хорошим гинекологом, надо пройти большую школу. Владимир Павлович — человек скромный, но сложно отрицать факт: его знает вся Казань, к нему стремятся попасть. Его аккуратность, точность, обстоятельность и колоссальный опыт спасли множество женщин по всей республике, и тысячи детей при появлении на свет слышали его негромкий голос.

— Мне в жизни очень повезло, — говорит доктор. — Во-первых, у меня были учителя хорошие. Чтобы хорошо работать, надо, чтобы тебя научили это делать. Надо видеть, как люди работают. Здесь работали доцент Поляков, профессор Козлов, ассистент Игнатьева, доцент Журавлева… Она до сих пор, кстати, работает — Вера Ивановна. Учиться у таких педагогов было большим счастьем! А сейчас, я считаю, молодежи сложнее.

Чтобы хорошо работать, надо, чтобы тебя научили это делать. Надо видеть, как люди работают

«Здесь можешь помочь кому-то в самых тяжелейших условиях»

На вопрос о том, не хотелось ли ему уйти из РКБ на более спокойный платный прием, наш герой отвечает:

— Никогда. Здесь работа, конечно, напряженная. Но ты знаешь, что здесь сможешь помочь кому-то в самых тяжелейших условиях. А это затягивает. Нет, это не адреналин. Это чувство, что именно я могу помочь. Что никто не поможет, а я помогу!

Поскольку в 1980-х в РКБ базировалась кафедра акушерства и гинекологии, самые сложные операции здесь всегда отдавали делать ассистентам и доцентам. Так и вышло, что Владимир Павлович сделал первую свою тяжелую операцию с вылетом по линии санавиации — в районе республики. Это было сложное, большое вмешательство: у женщины был тяжелый сепсис, септический шок, доктор делал гистерэктомию (удаление матки). Он помнит эту операцию в деталях.

Владимир Павлович благодарит судьбу за обширный стаж работы с санавиацией: за это время был получен колоссальный опыт. Причем не только врачебный. Доктор рассказывает курьезный случай, который, впрочем, мог закончиться трагически:

— Однажды был у меня вылет в Кукмор. Мы приземлились, я вышел, и самолет наш улетел. А я стою на аэродроме и понять не могу: вроде бы должен быть в Кукморе, а тут почему-то бетонное покрытие. Прошел в здание аэродрома (которого не должно быть, я же в Кукморе!). Спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, где я нахожусь?» Оказалось, что самолет сел в Вятских Полянах, высадил меня и улетел. Был уже вечер, аэродром закрылся. Рядом стояло отдельное здание, в котором работали девчонки-синоптики. Они меня еще еле-еле пустили к себе — врача-то они точно не вызывали. В итоге я к ним зашел, объяснил ситуацию. Нашли там в справочнике номер телефона Кукморской ЦРБ, позвонили. В Кукморе все в шоке: «Как же так? У нас машина в поле стоит, вас ждет...» В общем, эта же машина за мной в Вятские Поляны и съездила. Таким образом мы потеряли два часа. К счастью, удалось спасти пациентку.

Доктор рассказывает о еще одном случае, который напоминает о том, как важна дружба и взаимопонимание между врачами и теми, кто им помогает (шоферами и пилотами, например). Была первая половина марта, вызов в Чистополь. Доктор поработал с пациенткой и поехал назад в Казань. Уже глубоким вечером машина довезла его до переправы в Алексеевске, а переправа оказалась закрыта до утра — была сильная вьюга, непогода. Но на другой стороне Камы Владимира Павловича должна была ждать вторая машина — та, которая довезла бы его до Казани. И он решил идти через Каму пешком.

— Там 7 километров. А особенность была в том, что снег и лед уже начали таять. И ты идешь в этой растаявшей каше, проваливаясь в воду то по колено, то по пояс. Я бегу, машина меня там ждет. А было такое правило в санавиации: машина ждет час. Если врач не пришел — машина уезжает. Мобильников же не было, никак не предупредить было. И вот, я бегу, иду, ползу по этому снегу и этой воде и молюсь: лишь бы только водитель не уехал, хоть бы подождал! И хорошо, что шофер не послушался диспетчера и дождался меня. Я прибежал весь мокрый: сверху — вспотевший, а от пояса вниз — весь в воде. Сел в машину, разделся, все разложил, и пока мы доехали до Казани — у меня уже все почти до конца досохло… Мне даже представить страшно, что было бы, если б я в этих Сорочьих Горах остался один, мокрый, без машины и помощи. Там ведь даже здания автовокзала не было — просто остановочная площадка в чистом поле. И все. Автобус туда приезжал, разворачивался и уезжал обратно…

Идешь в этой растаявшей каше, проваливаясь в воду то по колено, то по пояс. Я бегу, машина меня там ждет. А было такое правило в санавиации: машина ждет час

«Раньше бестактность врача и грубость акушерки считались нормальными»

С самого начала карьеры доктор работал и в гинекологии, и в акушерстве. Тем более что эти отделения в РКБ работали как-то «взаимосвязанно». Врачи трудились по несколько лет в одном отделении и потом по несколько лет в другом. Сам Владимир Павлович был врачом-гинекологом в отделении, а вот на дежурствах занимался акушерством. Сегодня он в Перинатальном центре полностью сосредоточен на акушерстве.

Много лет в советской медицине превалировал не самый мягкий подход акушеров и гинекологов к эмоциональному состоянию женщины. Считалось нормальным услышать нотацию или нравоучение от доктора. Обычным явлением были ядовитые реплики от уставшей акушерки в адрес роженицы: «С мужиком спать тебе не больно было, а рожать — больно?» Доктор с грустью говорит:

— Раньше действительно все было именно так: бестактность врача, грубость акушерки — это, к сожалению, считалось нормальным в большинстве роддомов и женских консультаций. И самое главное — никто на это не жаловался. Женщина могла рассказать об обиде мужу или подружке, но все это никогда не уходило куда-то дальше. Не знаю, с чем это было связано. Может быть, эпоха была другая. Сейчас, к счастью, ситуация совсем другая, все изменилось.

Наш герой размышляет: возможно, грубости стало меньше, потому что просто сейчас об этом стали, наконец, говорить. И особенно — писать в соцсетях. Но здесь мы «натыкаемся» на другую сторону медали. Если справедливая критика и жалобы на непрофессионально ведущих себя медиков — это правильно, то эмоциональные, необъективные и зачастую недостоверные суждения от пациентов и их родственников — это уже бич нашего времени. Владимир Павлович констатирует: волна жалоб «не по делу» захватила весь интернет, и получается, что ситуация повернулась в обратную сторону. Теперь уже пациент может себе позволить сказать врачу все, что он по его поводу думает, усомниться вслух в его компетентности, оскорбить — и ему ничего за это не будет.

Потребительский экстремизм пациентов по отношению к врачам набирает обороты — и Владимир Павлович, врач с 41-летним стажем, с горечью замечает: может быть, это потому, что медицина из ранга науки и искусства законодательно «переехала» в бытовую сферу услуг? Более того, замечает он: многие молодые врачи, доктора нового поколения, рекламируют себя так агрессивно, что иных ассоциаций, кроме сферы услуг, и не возникает…

— Отношение к нам, медикам, потребительское, — сетует доктор. — У нас бывают пациентки, которые не знают, как зовут их врача — просто не удосуживаются запомнить имя и отчество. Они могут пытаться подозвать своего врача в коридоре высокомерным «Женщина!». Так разве можно?

Врач нужен для того, чтобы вовремя вмешаться, если что-то пойдет не так. Он должен уметь «поймать» ту границу, за которой уже пора вмешиваться

«Кесарево сечение — это вынужденный способ родоразрешения»

Термин «агрессивное акушерство» врачи понимают как чрезмерное, ненужное вмешательство в естественный процесс родов. Есть врачи, которые стремятся интенсифицировать процесс родов естественных — ускорить его с помощью тех или иных медикаментов.

— Я считаю, что этого делать не нужно и роды должны идти естественным путем. По идее, врач должен вмешаться, только если что-то уже пошло не так. Если все идет как надо, на родах достаточно помощи опытной, знающей акушерки. Когда пациентка ко мне подходит, чтобы заключить договор, я всегда у нее спрашиваю: «А зачем вам это нужно? Зачем вам нужен врач?» Подавляющее большинство отвечает: «Хочу, чтобы в родах мне было спокойно». И это можно понять. Врач нужен для того, чтобы вовремя вмешаться, если что-то пойдет не так. Он должен уметь «поймать» ту границу, за которой уже пора вмешиваться.

Кстати, сегодня все роды в Перинатальном центре РКБ проходят под КТГ-контролем. Кардиотокограмма отслеживает сердцебиение плода, и все изменения сердечного ритма видны очень четко. Поэтому докторам становится легче определять ту границу, где пора начать помогать.

Некоторые будущие мамы хотят рожать только с помощью кесарева сечения. Владимир Павлович говорит: если переубедить женщину, не имеющую к тому медицинских показаний, не удается — он отказывается вести ее роды. Потому что операцию нужно проводить, только если на то есть веская причина. Доктор рассказывает, что такая пациентка была у него совсем недавно — молодая женщина хотела во что бы то ни стало получить кесарево сечение, потому что очень боится рожать. Доказать ей ненужность операции не удалось, и Владимир Павлович посоветовал ей обратиться к другому врачу. Сам он ненужных вмешательств «по желанию» никогда не практиковал и не будет.

— Вы знаете, 80% пациенток очень боятся рожать. Но кесарево сечение — это вынужденный способ родоразрешения, и для него обязательно нужны показания! Знаете, к сожалению, сейчас часто с таким настроением на кесарево приходят к нам пациентки из женских консультаций. Там бывает вплоть до того, что врач, который делает УЗИ, говорит: «Ты сама не родишь, тебе надо кесарево». А я в таких случаях спрашиваю у пациентки: «Ваш врач вообще давно работает? Сколько родов он сам принял? Как он может советовать, что тебе делать, если он не участвует в родоразрешении?» Потому что решать, как лучше родоразрешить женщину, должен тот врач, который будет этим заниматься!

Доктор рассказывает, что особенно часто такие операции требуют пациентки с гестационным сахарным диабетом (такое состояние, когда нарушение обмена глюкозы происходит только в период беременности, а потом, как правило, все приходит в норму). Но естественным путем рожают сегодня даже женщины с истинным диабетом, и первого, и второго типов! Конечно, к таким роженицам внимание особое, они должны всю беременность наблюдаться у хорошего эндокринолога, но в последнее десятилетие счастье материнства больше не является для женщин с диабетом несбыточной мечтой. И вынашивают, и рожают, и даже сами!

80% пациенток очень боятся рожать. Но кесарево сечение — это вынужденный способ родоразрешения, и для него обязательно нужны показания!

О доверии между врачом и пациенткой

Но благодаря «психологической подготовке», которую женщины получают в соцсетях, у подружек, у старших родственниц (те, как правило, любят припомнить жуткие случаи из своей жизни), они подходят к родам с неверным настроем, боятся и стремятся к тому, чтобы минимизировать естественность процесса. Поэтому доктор призывает: не нужно запугивать беременную женщину предстоящими ей родами! Лучше всего найти ей грамотного врача.

На вопрос о том, умеет ли Владимир Павлович переубедить такую вот запуганную будущую маму, он лукаво улыбается и отвечает:

— Умею! Иногда…

Порой бывает и так, что особо обеспокоенные пациентки не верят даже слову врача, проработавшего в РКБ 40 лет! Но в большинстве случаев он все-таки находит способ снять их нервное напряжение. Например, распространенный среди будущих мам страх «что-то мой ребенок плохо шевелится» запросто нивелируется показаниями кардиотокограммы: вот же, все хорошо, сердечко бьется, просто он сейчас отдыхает и не настроен «играть в футбол». А если женщина или ее родственники все же пытаются научить врача жить, Владимир Павлович говорит им: «Послушайте, вы все-таки пришли к врачу. А значит, давайте доверять друг другу. Если у вас другой план действий и вы не доверяете мне — значит, вам нужен другой врач».

Если пациентка не доверяет доктору — тандем не сложится. И тогда она будет сомневаться до последнего момента, пока не родит. И получится не «волшебная встреча с новой жизнью», которой так ждут многие мамы, а сплошная нервотрепка. Поэтому один из основополагающих факторов работы врача и пациентки в родах — полное доверие. Будет доверие — будет спокойствие. Будет спокойствие — будет и успех.

Если у вас другой план действий и вы не доверяете мне — значит, вам нужен другой врач

«Никогда в медицине машина не заменит врача»

Акушер-гинеколог — специалист, который отвечает не за одну пациентку, а за две жизни.

— Впервые с этой мыслью я столкнулся еще студентом шестого курса. У нас была практика в клинике Груздева, мы дежурили, была операция — кесарево сечение. Наркоз проводил заведующий анестезиологическим отделением. И он тогда сказал такую фразу: «Товарищи! Будьте все спокойны и ответственны! Сейчас на всех нас лежит ответственность за две жизни — за жизнь женщины и за жизнь ребенка». Эти его слова я через всю жизнь несу! — вспоминает Владимир Павлович.

К счастью, медицина ушла далеко вперед за последние десятилетия, и перед акушерами практически не встает вопрос о том, кого спасать — мать или дитя. Этому способствует то, что сильно сдвинулись критерии жизнеспособности малыша: если раньше ребенок рождался до 28 недель, это считалось выкидышем, за него не боролись. Сейчас нижним порогом выхаживаемости младенца считаются 22 недели. Поэтому если у матери возникает во время беременности жизнеугрожающее состояние, ее экстренно родоразрешают, и речь не идет о том, что ребенком надо пожертвовать. Им занимаются неонатологи, реаниматологи.

Доктор рассказывает, как недавно радовались всем отделением, когда одна мама прислала реаниматологу видеоролик танцующего в детсадовской группе пятилетнего ребенка, с виду такого же, как и остальные. А ведь он родился с весом в 520 граммов, и реаниматологи работали с ним очень, очень долго…

Да, сильно продвинулись вперед и медицинские методики, и технические методы диагностики и лечения. У современных врачей огромный инструментарий. Но Владимир Павлович все-таки делает ремарку:

— Технический прогресс, конечно, очень заметен. Но никогда в медицине машина не заменит врача. Ни один ультразвуковой аппарат, даже самый лучший, не заменит глаза, руки, уши опытного доктора! Я чувствую разницу и порой руками «вижу» немного не то, что мне показывают по результатам исследования на очень дорогом аппарате. А потом на операции это подтверждается: прав был я, а не УЗИ.

Ни один ультразвуковой аппарат, даже самый лучший, не заменит глаза, руки, уши опытного доктора!

«Меня отец убьет, мне нельзя рожать»

За сорок лет были у доктора и потери. Правда, за последние 20 лет таких случаев стало намного меньше. Даже с самыми грозными патологиями удается справиться: например, с врастанием плаценты в стенку матки. Тут требуется тяжелейшая операция, успех которой зависит от профессионализма команды, которая ее делает. Доктор рассказывает, что команда РКБ ни разу не потеряла ни одной из таких пациенток.

Кстати, патология эта в последние годы учащается. С чем это связано, нужно подробно выяснять, это хорошая тема для научной работы, но у Владимира Павловича предположение такое: на эту статистику влияет рост числа кесаревых сечений. Раньше женщина, как правило, рожала таким образом одного ребенка, а потом боялась за швы и прекращала обзаводиться детьми. Теперь же она может перенести и два, и три кесаревых со словами «Медицина шагнула вперед, врачи спасут!» Врачи-то спасут. Но вот новый рубец на матке повысит риск врастания плаценты. Потому что плаценте неудобно прикрепиться к рубцу — а значит, она будет пытаться «укорениться» дальше него, в глубине стенки.

Впрочем, за сорок лет Владимир Павлович, конечно же, видел печальные и даже трагические истории. Он рассказывает:

— Через всю жизнь несу случай, который произошел, когда я еще только начинал работать врачом. У нас в отделении была медсестра, молодая девушка из кавказской семьи, красавица редкостная, веселая, бойкая, умница. И вот она забеременела. Обратилась к нам за абортом, но было уже очень поздно — аборт на сроке в пять месяцев уже не делают. Ей все отделение говорило: «Да ты просто роди и оставь в роддоме. Все будет нормально и с ребенком, и с тобой». А она твердила: «Меня отец убьет, мне нельзя рожать». И ко мне она обращалась, но на таком сроке невозможно ничего сделать. На какое-то время она пропала. Но потом поступила к нам в РКБ с тяжелейшим сепсисом — кто-то все же ей «помог». Девочка эта погибла. И эта тяжесть все равно на сердце осталась: мы все знали, что она собиралась сделать, но никто не смог этого предотвратить. И я знал. И не смог…

Кстати, и сегодня случаи, когда молодые женщины уезжают из деревень, районов в Казань, чтобы здесь втайне от всех родить ребенка и оставить его в роддоме, бывают.

— И слава Богу, что так! — говорит доктор. — В таком случае все хотя бы живы, а не как в истории, которую я вам рассказал. Или посмотрите, сколько случаев, когда мать вызывает преждевременные роды в 6—7 месяцев, а потом заворачивает ребенка в пакет и оставляет в мусорке. Так что лучше пусть молодая одинокая девчонка родит ребенка и оставит его тут. Родители найдутся, очередь на усыновление здоровых детей есть. Радует то, что сейчас подобных случаев стало меньше, чем в прежние годы.

Лучше пусть молодая одинокая девчонка родит ребенка и оставит его тут. Родители найдутся, очередь на усыновление здоровых детей есть.

«У пациентки, решившейся на ЭКО после 45 лет, есть на это веские причины»

Беременность за последние два десятилетия стала старше, это констатируют и сотрудники статистических ведомств, и врачи-акушеры. Много и первородящих за 30 лет, а уж повторные роды чаще всего происходят сегодня именно после этого возрастного рубежа. Причем перерыв между детьми часто получается около 10—12 лет.

Конечно, тому есть и множество социальных причин: люди стараются сделать карьеру, заработать на тот период, что они будут сидеть в декрете, обзавестись более просторным жильем, потому и роды откладывают. За увеличение среднего возраста беременности можно благодарить и технологии искусственного оплодотворения: сегодня они дарят счастье материнства семьям, которые до наступления эры ЭКО были обречены на бездетность.

Самой возрастной маме в карьере Владимира Павловича было 52 года. Он рассказывает:

— Как правило, у пациентки, решившейся на ЭКО после 45 лет, есть на то серьезные причины. Например, повторный брак, в котором непременно нужен общий ребенок. Или потеря единственного ребенка. То есть это не блажь, такие решения принимаются очень осознанно и во многих случаях — выстраданно. И знаете, ничего противоестественного в этом я не вижу. Пока женщина фертильна, она имеет полное право принимать любые решения. Конечно, чем старше она, тем сложнее сама по себе будет ее беременность (из-за сопутствующих заболеваний, которые накапливаются с возрастом) и тем более роды. Но если она принимает решение родить своего ребенка — это ее право, это нельзя назвать противоестественным желанием. В этом случае наша задача — помочь.

Продолжают встречаться и беременности, не замеченные возрастными матерями. Доктор описывает случай: жила-была в одном районе женщина глубоко за сорок. Высокая, полная, статная. И вот как-то раз заболел у нее живот. Она пошла к терапевту, тот направил ее к хирургу. Хирург, заподозривший что-то неладное, направил пациентку к гинекологу, а тот выбегает в коридор и кричит: «Срочно скорую, надо ехать в роддом!» На вопрос, почему она никому ничего не сказала, дама совершенно искренне отвечала: «Я думала, у меня климакс, потому и нет месячных! А живот растет — ну я же хорошо кушаю, вот и решила, что поправилась...»

С другими экстремумами доктор тоже встречается: не прекращается хоть и тонкий, но все же уверенный ручеек девочек-рожениц. Он помнит даже 13-летнюю маму…

— Беременность не только стареет, но и стремительно молодеет. В этом ничего удивительного нет, — говорит Владимир Павлович. — Половое созревание сегодня раннее, информации — полный интернет. А системного просвещения и донесения информации о контрацепции — никаких. Этим нужно целенаправленно заниматься, причем в школах! Раньше ведь как было? Врачи из консультаций отдельно собирали юношей и девушек и читали им лекции на эту тему. Я помню — врач из консультации, в которой я проходил учебную практику, как раз ходила читать такие лекции. В них была информация и о том, как устроен организм человека, как происходит созревание, чем грозят беспорядочные контакты, и в числе прочего — о том, как предохраняться от нежелательной беременности и чем здоровью девушки грозит аборт. Все это рассказывали в школе врачи! Сейчас такого и близко нет, и в школы это все нужно возвращать!

Половое созревание сегодня раннее, информации — полный интернет. А системного просвещения и донесения информации о контрацепции — никаких

«Помог женщине стать счастливой»

Акушер помогает ребенку появиться на свет. По сути, это он отвечает за то, чтобы новый человек пришел в мир максимально безопасно и защищенно. Поэтому, когда мы спрашиваем его о том, чувствует ли Владимир Павлович свою важную миссию, он без малейшего пафоса отвечает:

— Я чувствую удовлетворение. Рад тому, что помог человеку родиться. Помог женщине стать счастливой и при этом остаться здоровой. Ради того, чтобы помогать, я и работаю. И даже вот что вам скажу: когда ко мне приходят, чтобы заключить договор на роды, то я стараюсь брать в основном тех, у кого сложные случаи. У меня такой критерий отбора — я берусь за таких беременных, за которых мало кто возьмется, и у нас бывают очень сложные случаи. Так что мною все сорок лет двигает желание помочь. Возможно, накладывает свой отпечаток еще и статус нашей больницы — мы Перинатальный центр третьего уровня, и помочь многим нашим пациенткам действительно можно только здесь и нигде больше в республике.

Доктор называет себя «христианином, выросшим в эпоху воинственного атеизма». Жалеет о том, что не было до сих пор времени глубже узнать религию, в лоне которой находится сам, — он ведь крещен, но чувствует, что очень много упустил в этом вопросе. А в Бога, как и многие другие врачи, безоговорочно верит. И удивительно перекликается с его христианским настроением совершенно христианское понятие о самом страшном грехе — гордыне.

— Самое опасное в наших стенах — самоуверенность и самонадеянность врача, — говорит наш герой. — Один врач в тяжелой ситуации может не справиться. Ведь не зря в медицинской практике есть понятие консилиума — один человек никогда не может все знать. Все всегда должно быть основано на сотрудничестве. И главное — обратиться за помощью нужно вовремя, — говорит Владимир Павлович.

Он прекрасно знает, о чем говорит: за те 15 лет, что постоянно дежурил на санавиации, насмотрелся в городах и весях республики сложнейших случаев, львиная доля которых была доведена до критического состояния именно самонадеянными врачами. Которые наотрез отказывались звать на помощь — и упускали все мыслимые сроки, когда еще можно было спасти пациентку «малой кровью».

— А ведь у нас, в акушерстве, самое сложное — это принять правильное решение, причем вовремя, — говорит доктор. — Ведь тут та самая ответственность за две жизни — ребенка и женщины. Для этого и нужен врач на родах — чтобы вовремя принять решение! Помните, ведь я говорил вам, что для нормальных родов достаточно опытной акушерки…

Я стараюсь брать в основном тех, у кого сложные случаи. У меня такой критерий отбора — я берусь за таких беременных, за которых мало кто возьмется

«Роды дома — это очень опасно»

Как опытнейший акушер-гинеколог, Владимир Павлович периодически сталкивается с женщинами и детьми, которые пострадали в домашних родах. В лучшем случае это пациентки, которых вовремя успели привезти, остановить кровотечение и спасти ребенка. Но много и более сложных случаев. В конце минувшего года был такой: женщина родила, но ребенка привезли в тяжелейшем состоянии, с асфиксией, в реанимацию. Его все-таки выходили реаниматологи Перинатального центра. Еле спасли его маму, у которой открылось сильнейшее кровотечение — делали сложную, обширную операцию. А если бы она не решила родить дома — до таких последствий точно не дошло бы.

— Что на это их толкает — мне трудно понять, — разводит руками врач. — Опять же интернет, соцсети. Есть целые группы, где пишут о том, как пагубны для матери и ребенка наши родильные дома и насколько же лучше рожать дома. Я считаю это влияние опасным. И роды дома — это очень опасно. И для матери, и для ребенка!

Мы не можем не спросить у врача-акушера с сорокалетним стажем, как он относится к присутствию отца на родах.

— Мое личное мнение — отец в родильном зале не нужен. Все-таки это таинство. Это настолько личное, интимное дело! Я из литературы знаю, что мужей всегда выгоняли из комнаты, где рожала жена.

Доктор делится наблюдениями: партнерские роды могут дезорганизовать женщину. Некоторые роженицы в таких условиях становятся капризными и устраивают для мужа образцово-показательные выступления формата «Посмотри, что ты со мной сделал». Есть и другие случаи: роженице очень больно и плохо, муж суетится и пытается помочь, у него ничего не получается, жена раздражается, и в родзале царит нервная обстановка.

Так хочется снова встретиться с ними и продолжить их воспитывать. Или, может быть, это они нас воспитывают?..

Ответственный отец и любящий дедушка

Словом, у Владимира Павловича совершенно определенное мнение на этот счет: отец должен переживать за процесс родов. Но либо под окнами роддома, либо по телефону. В родильном зале ему делать нечего, уверен врач-акушер с 40-летним стажем! Он, кстати, и своей историей делится:

— Когда у меня родилась первая дочка, я, тогда еще студент, был на дежурстве (работал тогда в лор-отделении). Отдежурил, утром стал собираться на работу. И тут звонок: «Поздравляем, это звонит акушерка из роддома поселка Дербышки, у вас родилась дочь!» Я в шоке: «Как родилась? Вчера уходил из дома, там никто не собирался никого рожать!» — «А вот так! Вечером ваша жена поступила к нам, ночью родила». И у меня было чувство досады от чего-то непережитого. Я же даже не знал, что жена в роддоме, не пережил этого ожидания! А вот когда сын родился, я все это, конечно, пережил по полной программе. Ждал дома, нервничал. И вот когда мне позвонили, что родился сын, я даже не поверил, что у меня мальчик. Представляете, поехал из Дербышек в Груздевский роддом и там в окошке спросил, кто же у меня родился. Акушерки сказали, что сын, и вот только тогда я поверил…

У доктора трое детей и шестеро внуков разных возрастов: старшей внучке 20, младшей — 5 лет. Он признается: души в них не чает, и главный отдых у него проходит в общении с малышами. Летом внуки собираются в большом саду и коллективно вьют из деда веревки. А дед и рад.

— Когда я их не вижу — я так по ним скучаю! Так хочется снова встретиться с ними и продолжить их воспитывать. Или, может быть, это они нас воспитывают?..