Мы и город. Присвоение против отчуждения

Писал о городе, но думал о себе, мысли постоянно возвращались к моей судьбе, которая на две трети моей жизни связана с новым городом. Я как бы заново переживал, как я здесь оказался полвека назад, почему позволил себе прожить эти годы (всю сознательную жизнь!) в этом чужом для меня месте, среди незнакомых и в общем-то чужих мне людей. Так я естественно перешел к самому важному, как мне кажется, противопоставлению старого и нового города через пару категорий: свой и чужой.

Свой — Чужой

Свои места, привычное окружение и собственный дом позволяют нам переживать присутствие нашего собственного «я» в мире. Близкая архитектура старого города становится как бы вторым «я», нашим отпечатком в мире. И наоборот, чужие места и анонимная архитектура нового города усложняет переживание нашего присутствия в мире.

Понять, в чем разница нового и старого города, мешают привычные слова, в какой-то степени мы находимся в плену у языка. В новом городе физическое окружение радикально изменилось, а слова остались, хотя прежние их смыслы, которые они несут, поменялись.

Граница ощущения «своего» в новом городе сузилась, и кончается за дверью в квартиру, реже в подъезд. В «своем» доме это были еще и двор, и сад, а сто лет назад в старом городе — мостовая и тротуар улицы в створе домовладения.

Мы говорим:

— Я живу на улице такой-то. Но смысл слова «улица» изменился, теперь это только атрибут адреса, прописки в паспорте, а не один из узнаваемых образов старого города. «Своя» улица больше ничего не значит для жителя многоквартирного дома. Значение «улица» подменилось дорогой, магистралью. Значение «квартал» подменилось межмагистральной территорией.

Раньше в старом городе дома носили имена тех, кто их построил: дом Кекина (по имени своего застройщика), дом Мюфке (по имени своего архитектора), Шамовская больница — по имени своего благотворителя. Новый город чужд персонализации, его среда анонимна. В новом городе дома стали заводским и коммерческим продуктом, запроектированные и построенные безымянными людьми.

Короткая историческая память

У нас, обитателей нового города, очень короткая историческая память. За последние сто лет в Казани произошло по крайней мере три тотальных перемещения горожан, трижды были вынуждены изменить свое привычное место и уклад жизни не одна семья, не одна улица, а город целиком:

— после 1917 года в ходе огосударствления существовавших к тому моменту частных домовладений, сопровождавшееся изъятием «излишков» жилплощади и «уплотнением» изъятых жилых помещений переселенцами;

— во второй половине ХХ века в ходе ликвидации ветхого жилого фонда в исторической части старого города и перемещения жителей старого города на периферию;

— в первой четверти XXI века в ходе разгосударствления и коммерциализации жилья, когда городская земля и квартира становятся предметом купли-продажи, инвестициями в недвижимость.

Каждый из этих тотальных сдвигов в расселении горожан сопровождался переделом жилой собственности, разрывами поколений в семьях и, соответственно, наследственных связей в отношении семейного жилища. Отсюда короткая память, измеряемая несколькими годами относительно стабильных связей семьи со своим жилищем. Память ограничивается одним поколением, дети лишены возможности повторить опыт проживания своих родителей, как те — своих родителей. Каждое поколение переселяется в совсем другой город, даже если в прописке и значится одно и то же название — Казань.

Главная драма нового города, почти как у человека, в его чуждости — никто никогда не называл его места своими, никто никогда не называл его дома своими. Новый город — результат не любви, а принуждения.

Новый город начинает оживать вечером, когда то тут, то там зажигают свет в окнах. Серые, прошитые черными швами, бетонные стены растворяются в сумерках и исчезают в ночи. В контурах бетонных громад, сквозь стены, как живые, смотрят на нас окна, за каждым из которых своя жизнь, своя судьба семьи, человека. Свет в окнах вселяет надежду, что рано или поздно не только квартиры, но и новый город станет своим для его обитателей.

Персонализация своего окружения

Много переезжая и меняя квартиры, заметил, что достаточно переклеить где-то обои, по-своему переставить мебель, и ты начинаешь воспринимать чужое до этого место своим. Это свойство исследователи и планировщики города называют «персонализация»:

«Проектирование влияет на степень, в которой люди могут оставить собственный отпечаток в окружении: это качество мы будем называть персонализацией» [Responsive environments. A manual for designers. Ian Bently, Alan Alcock, Paul Murrain, Sue McGlynn, Graham Smith. Architectural Press, 1985]. Очень важно предоставить обитателям нового города возможность персонализации существующего вокруг них окружения: это единственный способ, которым большинство людей могут создать среду, отражающую их собственные вкусы и ценности.

На персонализацию влияет форма и срок владения (собственности). Принципиальное отличие нового города от старого в том, что он строился в условиях лишения его обитателей каких-либо прав собственности: и земля, и жилые здания принадлежали государству. В этом уникальное отличие социалистического нового города от его западноевропейских аналогов, где право частной собственности на жилье и землю не прерывалось, как в СССР, на семьдесят лет. В двухтысячные, когда постсоветский новый город перешел от тотального государственного владения в руки торговцев недвижимостью, он так и не стал своим для его обитателей.

Скорее город стал ничьим, поскольку и муниципальная власть, получившая право распоряжаться городской землей, и коммерческие застройщики, торгующие квартирами, приходят и уходят, а город и его обитатели остаются один на один, предоставленные друг другу.

На пути к присвоению нового города

Люди могут персонализировать только то пространство, которое они контролируют, поэтому так важно запустить механизм присвоения пространства нового города его обитателями. Для этого важно научиться различать границы трех видов пространств:

— частные, где владелец — семья;

— получастные, где владельцы — несколько соседских семей;

— общественные, где владелец — муниципалитет.

Соответственно, будет различаться мера ответственности и контроля за тремя видами городских пространств. Персонализация частных пространств целиком находится в зоне ответственности семьи при контроле со стороны соседского сообщества и муниципалитета. Владельцы частных пространств подтверждают свои вкусы и ценности как самим себе, так и сообщают о них другим. Первое происходит в основном внутри частного пространства, а второе пересекает его границу, реальную или подразумеваемую. Персонализация получастных пространств — зона ответственности соседских семейных сообществ, которая может контролироваться как отдельными участниками сообщества, так и муниципалитетом. И наконец, за персонализацию общественных пространств отвечает муниципалитет, для этого он поощряет местные сообщества к соучастию и контролю.

Поскольку поощрение персонализации обходится не слишком дорого, архитекторы и городские планировщики должны учитывать весь спектр прав владения городским пространствами.

Процесс присвоения города не одномоментный, долгий, это — процесс выращивания. Но обозримый — даже дерево вырастает лет за двадцать, а значит, если вовремя его посадить, то плоды своего труда можно застать еще при жизни.