«Поводом к беспорядкам повели ложные слухи о мнимом крещении татар»

III. Какие же поводы и причины вызвали столь сильное движение татарских крестьян в Казанской губернии?

Губернатор Скарятин писал о волнении в Спасском уезде, что оно возникло на почве слухов, распространившихся среди татарского населения, в связи с представлением начальству страховых ведомостей, приговоры по которым и отказались дать крестьяне. Почему же?

«Поводом к такому ослушанию был ложный, неизвестно кем распространенный между татарами слух, который они приняли за достоверный, о том, что будто бы помянутыми приговорами их обманывают, что они отбираются не для поверки страховых ведомостей, а с целью обращения татар магометан в христианскую веру, что в каждом из подобных приговоров заключается обязательство дающих его перейти к известному сроку из магометанства в православие, и что как скоро сельское общество подпишет приговор или сельский староста приложит к нему свою печать, так уже на всех членах общества лежит обязанность переменить веру.

«Независимо (от) сего стали распространяться слухи, что в татарских деревнях будут строить каланчи, вешать колокола и у этих каланчей будут крестить татар, что 6-летнего возраста детей будут отбирать от родителей в русские училища и там их крестить, что в последнюю русско-турецкую войну «крест поборол луну, и гос. император, недовольный султаном, повелел крестить всех магометан в России». Кроме того, крестьяне православного вероисповедания, русские и солдаты, возвращавшиеся с войны, смеялись над татарами, говоря: «Побив турку, будем крестить теперь всех магометан», и в насмешку называли татар «новокрещенными».

Эти же слухи распространились и по Чистопольскому уезду, из которого в изобилии отправлялись повсюду «самого неосновательного содержания просьбы», как выражался в рапорте губернатор. О причинах быстрого восприятия и распространения этих слухов в Чистопольском уезде красноречиво указывает корреспонденция В.А. Михайлова, отставного сотника Уральского казачьего войска, проживавшего в Чистополе и занимавшегося там адвокатством, в петербургской газете «Русская Правда» от 1 января 1879 г., где он выступает с опровержением, может быть, им же описанных в этой газете слухов:

«Мне передавали, что здешний исправник никогда и не думал делать распоряжения о постройке в селениях пожарных каланчей и об украшении их набатными колоколами. Слух об этом пущен будто бы между татарами неблагонамеренными лицами, а основанием ему послужила разосланная по волостным правлениям книжка о сельских пожарах».

Происшедшие в октябре месяце волнения в Спасском и Чистопольском уездах уже убедили губернатора в необходимости «убедить» и «вразумить» неповинующихся татарских крестьян, но в ноябре ему пришлось принимать различные делегации от крестьян. Как будто бы уговоры и заверения действовали успокоительно, как писал в рапорте Скарятин, но мы знаем уже из его же сообщений о распространившихся в последних числах ноября в Казанском уезде волнениях, гораздо более опасных, чем в других местах. Что же тут послужило поводом и причиной?

«Поводом к таковым беспорядкам и ослушанию повели все те же ложные слухи о мнимом крещении татар с прибавлением того, что будто бы «султан, предоставив гос. императору в распоряжение всех христиан, потребовал, чтобы магометан, живущих в России, передали под его власть, но что гос. император, не желая передавать магометан с землей, на которой они живут, повелел крестить всех магометан России в православие».

«Затем, между татарами начала распространяться молва, что будто бы из Ташкента, Оренбурга и Уральска получены письма, извещающие о непременном крещении татар Казанской губернии с нового года».

«Кроме того, в Казанском уезде пронесся между татарами слух, что в тex приговорах, которые сельские общества составляли в 1877 и 1878 году, ходатайствуя перед Земской Управой о выдаче пособий и ссуд на продовольствие и обсеменение полей по случаю неурожая хлебов в 1877 году, и которые, по составлении их, в то же время представлялись волостными правлениями в уездные Земские Управы, заключалось будто бы обязательство и согласие крестьян из татар, получивших ссуду или пособие, перейти из магометанской в православную веру с нового 1879 года, что будто бы волостные старшины и писаря обманули татар, прочитав на сходах только первую часть приговоров, в которой говорилось о пособии и ссуде, не прочли второй части приговоров, в которой было помещено обязательство за получение пособия перейти из магометанства в христианство. Слух этот сильно разжег религиозный фанатизм татар».

Судебное делопроизводство, в частности обвинительный акт об избиении писаря Завалишина, дает очень подробную причинную аргументацию событий, происходивших в конце ноября 1878 года в Мамсинской волости Казанского уезда. Подкупаемые «солидной» обстоятельностью, несмотря на некоторую пространность, мы считаем нужным привести эту часть обвинительного акта, которая лишний раз показывает, насколько близко соприкасались мнения «независимого» от воздействия администрации суда со взглядами на причины волнений главных представителей царской администрации в губернии.

Как будто с неподкупной объективностью и довольно издалека начинает развивать товарищ прокурора Карнович свою мысль о виновности подсудимых:

«В январе месяце 1878 года Казанским Губернским по крестьянским делам Присутствием издана «Инструкция сельским обществам по исполнению возложенных на них законом обязанностей». В отделе 8-м этой инструкции, содержащем в себе правила относительно устройства и содержания начальных народных училищ, между прочим есть указание на то, что «закон божий может быть преподаваем в училищах или приходским священником или особым законоучителем с утверждения эпархиального начальства по представлению инспектора народных училищ» (§ 43).

Затем в §47 инструкции, находящемся в отделе «О назначении сборов на мирские расходы», говорится: «Мирскими повинностями называются те повинности, которые отправляются каждым обществом для удовлетворения его потребностей, как то: на устройство и поддержание церквей, заведение сельских училищ, содержание учителей и на удовлетворение других общественных и хозяйственных потребностей крестьян».

Означенная инструкция разослана была во все волостные правления для передачи сельским обществам. В Мамсинском волостном правлении она получена была в конце июня или начале июля месяца и тогда же роздана сельским старостам всех деревень этой волости в количестве двух печатных экземпляров на каждое общество. Спустя после этого около 4 месяцев, именно в ноябре месяце, в среде крестьянского населения Мамсинской волости, состоящего исключительно из татар, начала распространяться молва, что татар будут крестить, что во всех татарских деревнях повесят колокола, и что обо всем этом пишется в «Инструкции», выданной волостным правлением сельским обществам.

Так как означенная молва имела очевидную связь с изложенными выше параграфами инструкции, то губернское по крестьянским делам присутствие, с целью рассеять возбужденное в среде татар неправильным толкованием этих параграфов недоразумение, в том же ноябре месяце издало дополнение к инструкции, в котором разъяснялось, что § 40, 41, 42, 43 и 44, содержащие в себе правила об устройстве и содержании начальных народных училищ, «относятся лишь до крестьян православного вероисповедания» и что равным образом, «упоминаемые в § 47 мирские повинности, собираемые на устройство и поддержание церквей, также относятся лишь до крестьян православного вероисповедания; для крестьян же магометанского вероисповедания эти сборы производятся на устройство и содержание мечетей». В Мамсинской волости «дополнение к инструкции» роздано было сельским старостам 23-го ноября, причем последним разъяснено было содержание и значение этого дополнения.

Несмотря однако на это, слухи о том, что татар будут крестить, не только не прекратились, но, увеличиваясь с каждым днем, вскоре охватили все крестьянское население волости. Крестьяне высказывали неудовольствие на сельских старост за то, что они приняли инструкцию, и говорили, что «старосты сделали это с той целью, чтоб получить себе награды». Более же всего крестьяне были недовольны волостным старшиною Галеевым и волостным писарем Завалишиным за то, что они роздали инструкцию старостам, не прочитав ее и не сказав, что в ней заключаются правила, «вредные для магометанской веры».

Выше приведенные цитаты из источников дают возможность определить, что поводом к волнениям татарских крестьян послужили действительно самые разнообразные слухи о насильственном крещении татар, распространившиеся среди населения. Это — основной мотив. Достаточно было правительству затребовать приговоры сельских обществ о страховых ведомостях, или разослать книжки о сельских пожарах и противопожарных мероприятиях, или инструкцию о выполнении мирских обязанностей, как сейчас же создавалась версия о крещении магометан в православие, об отобрании татарских детей в русские школы и проч. Даже обращение в земство за продовольственной и семенной ссудой рассматривалось как подразумевающееся согласие на крещение в православие. Это же крещение татар являлось следствием поражения Турции, что подогревалось и шутками русских солдат, вернувшихся с театра военных действий на родину, и слухами, шедшими из сравнительно далеких окраин, как Ташкент и Уральск. Но слухи, захватившие татарские массы и двинувшие их к волнениям и открытым выступлениям против власти, должны тоже иметь свои причины. И это для нас значительно существеннее самих слухов. Причины слухов выявляются довольно определенно.

Татарское население в целом, во всем его классовом многообразии, определенно не доверяло русской власти и даже в действиях правительства, не имевших никаких данных к подозрению, видело скрытую цель подорвать существующее положение татарского населения. Инструкция об исполнении мирских обязанностей, страховые ведомости и книжки о сельских пожарах в себе ничего опасного для татар не содержали. Можно еще указать на «инструкцию», что в ней совершенно бестактно составители умолчали о татарском населении и о тех изменениях, какие должны бы быть внесены и, действительно, потом и были внесены, принимая во внимание условия татарской действительности; что же касается ведомостей и литературы, в них и это усмотреть невозможно. Но таков уже был взгляд на русскую власть, что она может все использовать во зло татарам. А самое большое зло заключается в насильственном крещении татар в православие. Этот взгляд был твердо обоснован на основании данных русской политики к татарам в течение целого ряда веков и полным игнорированием их национальных интересов после 60-х годов XIX века, т.к. «эпоха реформ» татарам ничего существенного не дала, да и после нее положение менялось только в худшую сторону. В этом заключается одна из основных причин и слухов, и движений татарских крестьян.

Для возбуждения противоправительственных народных движений был использован и недород 1877 и 1878 годов. Неурожай хлебов в эти годы вызвал голод. А от голода сильнее страдают в нашем крае именно татары ввиду того, что у них и земли меньше и постановка хозяйства слабая. Борьба за дешевые рабочие руки побуждала имущую часть татарского крестьянства и татарскую буржуазию подорвать и без того не особенно сильное доверие и надежду на помощь земства. Отсюда и пошли слухи, что мирские приговоры с ходатайствами о семенной и продовольственной ссуде перед земством заключают в себе и обязательство обращения в православие. Татарское духовенство, если не содействовало распространению этих слухов, что мы документально утверждать не можем, то в лучшем случае и не опровергало их, так как возбуждение религиозного чувства среди татарских масс служило для них самих лучшим удовлетворением и освобождало духовенство от всяких нареканий со стороны кулацкого крестьянства, а также мелкой и крупной буржуазии, чьи интересы были ближе духовенству, чем интересы широких, но голодающих крестьянских масс.

Вполне допустимо, что нужда в дешевых рабочих руках побуждала и окраинную магометанскую буржуазию поддерживать и даже усиливать эти слухи чтобы вызвать более сильный поток татарского населения в Туркестан и на Урал в отхожие промыслы и на дешевые заработки.

Использование буржуазией в своих интересах последствий голода в Казанском крае и возбуждение крестьян в связи с голодом является второй основной причиной движения татарского крестьянства вообще, бедняцкого и середняцкого его слоя, наиболее пострадавшего от голода, в частности.

Серьезного внимания заслуживает сообщение губернатора о пантюркистских идеях, распространенных в татарских широких кругах населения. В народной психологии эти идеи значительно упрощены, сведены опять-таки к возможности обращения татар в православие под влиянием неудач Турции во время войны 1877 и 1878 годов. Религиозное единство Турции и мусульманской России временами проявлялось в течение ряда веков и в политике, когда магометанский мир находился под короной Российской, и от панисламизма не далеко было до идей и пантюркизма. Мы не имеем достаточное количество данных для доказательства, что идеи пантюркизма выросли в широких массах вполне самостоятельно, скорее они культивировались как татарской буржуазией и магометанским духовенством, так и подавляющей национальное самосознание политикой царской России второй половины XIX века. Поэтому-то массы так просто и представляли себе эти идеи, поэтому в их миросозерцании они и преломлялись в формах слишком элементарных. Действительно, если считать верной передачу губернатора, татары говорили о несогласии царя обменять у султана магометан на православных и стремление царя крестить магометан в православие, т.к. он победил султана, который уже не в силах защитить российское магометанство.

Но для магометанской буржуазии, особенно торговой ее части, имеющей, в противовес татарскому крестьянству, а в особенности земледельцам татарам, весьма крупные торговые связи с Турцией, Персией, Туркестаном и всей Средней Азией, идеи пантюркизма были весьма свойственны; они именно буржуазным обществом поддерживались и служили одним из стимулов для объединения в борьбе с определенной выше царской политикой в России.

Отсюда нам вполне понятным становится появление слухов из Уральска, Оренбурга и Ташкента о крещении татар, помимо вышеизложенного нами. А «спутник» татарской буржуазии — татарское духовенство не только проникнуто было этой буржуазной идеологией, но и стремилось привить ее крестьянским массам, скрывая ее классовый характер и выдвигая чисто религиозный, и с большей силой тогда, когда слишком сильно давала себя чувствовать «культурная» миссионерская деятельность Казанской Духовной Академии или возбужденное состояние крестьян, вследствие каких-либо стихийных бедствий, как голод или эпидемии.

Во время войны с Турцией татары не раз проявляли свои симпатии к Турции, хотя внешне и официально они и скрывали их. Для этого были свои объективные причины. Во время и после Севастопольской или Крымской войны татарское население Крыма и Кавказа массами переселялось в Турцию, не находя, правда, там «обетованной земли»; переселения эти были вынужденными и не для всех, конечно, безотрадными. Многие татары из Предкавказья в особенности, а отчасти и из Крыма, попадали в Среднее Поволжье и знакомили здесь своих единоплеменников с тамошним тяжелым их бытом, подпавшим сильному давлению русской землевладельческой буржуазии в эпоху развития торгового земледелия на юге России. Эти исторические факты были на памяти у здешних татар и, конечно, могли только содействовать углублению и проявлению идей пантюркизма в связи с результатами войны 1877 и 1878 годов. Но среди широких крестьянских масс пантюркизм как явление наносное не выявлялся полностью, преломлялся даже не в панисламизм, а просто в религиозный вопрос. Вот почему мы и видим основной лейтмотив движения татар в Казанском крае в 1878 г. выраженным в вопросе о крещении татар.

IV. Мы познакомились с событиями и причинами их. Движение внушало властям сильные опасения. Губернатор долго собирался ехать в уезды, и наконец собрался. Сборы были долгие и основательные. Но предоставим сначала самому губернатору рассказать о своем победном шествии по восставшим селам и деревням Казанского уезда в Атнинской и Мамсинской волости, где движение приняло наиболее сильный характер, по заключению Скарятина.

«Зная по характеру татар, что если на них не подействовать сразу крутыми и резкими мерами, то буйству и ослушанию трудно будет положить предел, и потребуются гораздо более серьезные меры на усмирение и водворение спокойствия, тем более что в этой местности сплошное татарское население в несколько десятков тысяч, — я безотлагательно отнесся к г. командующему войсками Казанского Военного Округа с просьбой дать мне военную команду, и, получив в мое распоряжение батальон в 500 человек, взяв с собою двух исправников соседственных уездов и состоящего при мне переводчика татарского языка, не теряя времени, отправился в помянутые волости.

Не прибегая к действию военной силы, которая производила только нравственное влияние, я все-таки, видя заносчивость татар и готовность их к насилиям, вынужден был прибегнуть к употреблению розог, в особенности в Мамсинской волости; все прежнее волостное сельское начальство в трех волостях восстановлено мною в свои должности, порядок и спокойствие водворены совершенно. Истязавшие волостного писаря Завалишина 8 человек были разысканы, а потому, пока еще производилось дознание, я вызвал судебного следователя, который при мне и начал следствие по этому делу, заключив означенных 8 человек в тюремный замок...»

«Обстоятельства полнейшего неповиновения и буйства татар вынудили меня, — заканчивает губернатор, — привести в исполнение меры, указанные в ст. 542 ч. 1 т. II Общ. Губ. Учр., изд. 1876 г., по которой губернатор в подобных случаях силой и строгостью полагает конец неустройству».

Как видно из текста, войска не принимали участия в подавлении, дело ограничилось розгами; в этом проявилась «сила и строгость» губернатора. Сам же он «упрекал», «разъяснял», «убеждал» и только.

«Я находился около толпы, не имея ничего в руках, и упрекал лишь татар, что они, несмотря на мои разъяснения, поверили ложным слухам, произвели буйство против полицейских властей, волостных и сельских начальств с нанесением побой сим последним и с ужаснейшим истязанием волостного писаря, разъяснял им всю неосновательность распространенных толков и убеждал их быть спокойными насчет их веры, не верить всем слухам, распускаемым, вероятно, злонамеренными людьми, чтобы смутить их, заверяя, что никто никогда и не думал насильно приводить татар в православие».

Поведение губернатора как будто выше всякой критики. И это — в самых опасных очагах татарского восстания! Действия губернатора в деревнях ничем не отличались от действий его в Казани в течение ноября и декабря месяца, когда он принимал бесчисленные делегации от населения; дополнением лишь служили розги. И эта мера представлена губернатором как более гуманная, т.к. он мог избрать и расстрел крестьян.

Однако губернатору пришлось все это доказывать Сенату. Дело в том, что Сенат стал получать жалобы от населения на действия губернатора, где описано было, что губернатор только в с. Менгеры подверг наказанию розгами до 800 человек, предварительно вызвав всех жителей от 11 до 80 лет, и «окружив их войсками, приказал стать на колени и разъяренный стал прохаживаться между ними; кого рвал за бороду, кому наносил удары ногою и палкою, и в грудь, и в лицо, не дозволяя произнести слова». В жалобе указывается, что губернатор бил, да приговаривал: «Вот вам Мухамед, вот вам коран, вот вам за непринятие шести параграфов данной вам инструкции». Но мало того, что бил розгами, и ногой, и палкой, но и жаловаться не велел, грозил расстрелять.

Для довольствия войск везде отбирались коровы, что служило поводом к разорению многих жителей, т.к. прокормить 50 человек стоило больших расходов; ведь вся команда содержалась и довольствовалась за счет обывателей-крестьян возмутившихся волостей.

Такого содержания жалобы поступили в Сенат от крестьян Казанского уезда Мухамедзяна Муханова, Шарафутдина Насырова, Насрутдина Замалетдинова, Насыбуллы Вахитова, Мухамет-Галей Шибаева и Фахрутдина Сайфуллина. Копия с нее была направлена министру внутренних дел с просьбой назначить особую комиссию для расследования действий губернатора.

Но не успел еще губернатор послать свои объяснения Сенату на указ от 2 марта 1879 г. по жалобе татар Казанского уезда, как 23 марта последовал второй указ, дать объяснения на четыре жалобы крестьян Спасского уезда Серазетдина Ахметова и Казанского же уезда дер. Пшенгер от Адыгая Ахметова, Сейфульгабита Халитова и Низамутдина Зейнун Габдинова. Становится вполне ясным, что всюду, где проходил губернатор, везде чинил наказание розгами, наносил оскорбления, издевался над населением и разорял его принудительным довольствием своей воинской команды.

Вполне возможно, что в жалобах крестьян можно усматривать некоторое преувеличение, но в объяснениях губернатора мы прямо усматриваем ложь, желание не опровергнуть, а отмахнуться от обвинений, возводимых на него крестьянами. Но в общем весьма близкое к истине изображение «действ» губернатора в жалобах крестьян, исходивших из разных мест губернии, впоследствии приобрело еще более яркие краски в воспоминаниях старожилов - современников событий и в преданиях, особенно об избиении Скарятиным на смерть двухтысячной татарской депутации, что уже нам кажется довольно далеким от действительности.

Способность губернатора на самоличную расправу с крестьянами вполне подтверждается фактами его обращения не только с крестьянами, но с своими подчиненными и даже... с дамами. В военном госпитале губернатор однажды бросил в лицо сестре милосердия Савельевой мокрый мешок, вырвав его из рук последней, и, браня ее на ходу и вслух площадными выражениями, грозил отправить в полицию и высечь.

Но нам уже из рапорта губернатора известно, что экзекуцией дело не кончилось. В с. Мамсе были разысканы 8 человек, принимавших главное участие в избиении волостного писаря Завалишина, и заключены в тюремный замок. Судебный следователь Никольский начал предварительное следствие еще в бытность губернатора на месте волнений. Допросы велись 4 и 5 декабря 1878 г. В деле предварительного следствия указано 19 человек обвиняемых, из них находились под стражею 12 человек и 7 — на поручительстве. Неизвестно, кому принадлежит инициатива, но предварительное следствие направило свое внимание на факт избиения волостного писаря, а не на разыскание зачинщиков народных волнений. Это как будто бы облегчало в будущем судьбу подсудимых, уже раз наказанных за свои деяния розгами.

В числе 19 человек обвиняемых находились крестьяне из 9 деревень: починок Байчуринский (Мамся тоже), Сосмак-Пшенгер, Ясашная Сердобряжка (Сюрда тоже), починок Бигашевский (Сюрда тож), Кудайгулова (Ташкичь тож), Ишнарат, Ашитбаш (Сенные покосы тож), Березник (Ксна тож) и деревня на Окше. В числе 19 обвиняемых находились крестьяне из татар: 1. Мухамед Рахим Ибрагимов, 2. Иксан Исмагилов, 3. Шигабутдин Гимадутдинов, 4. Хусаин Шагиахметов, 5. Абдулла Фаткуллин, 6. Муртаза Батыршин, 7. Хамидулла Габидуллин, 8: Насыбулла Хамитов, 9. Мухамедзян Валишин, 10. Бикчантай Валитов, 11. Фаткулла Нигаметуллин, 12. Тазетдин Шамсутдинов, 13. Ахмет Салихов, 14. Гайнулла Губайдуллин, 15. Бадрутдин Насыров, 16. Садык Гадыльшин, 17. Япар Баязитов, 18. Мухамед Шагей Хамитов, 19. Шарып Фаизов.

В составленном Никольским дознании после предварительного следствия мы не находим совершенно никаких показаний последних десяти человек, за исключением Тазетдина Шамсутдинова, которые, видимо, вместе с последним были освобождены до суда, так как в обвинительном акте, составленном к 24 февраля 1879 г. товарищем прокурора Казанской судебной палаты Л.Карновичем, фигурируют только первые 9 человек.

Кроме указанных 9 человек обвиняемых судебный следователь Никольский в бытность свою на месте происшествия допросил еще 21 лицо, из которых подавляющее большинство занимало служебное положение. Действительно, оказались допрошенными: 1. Гизетулла Галеев, свергнутый народом Мамсинский волостной старшина, 2. Гизетулла Латыфов, его помощник, 3. Добросмыслов, помощник Мамсинского волостного управления, 5. Садык Салихов, полицейский стражник, 6. Никанор Касаткин, тоже, 7. А.А. Завалишина, жена пострадавшего волостного писаря, 8. Богородицкий, священник с. Хотни, 9. Гольцев, фельдшер Хотнинской больницы, 10. Муз. Рахматуллин, сотский дер. Ташкичь, 11. Галиакбер Габидуллин, сельский староста д. Ашитбаш, 12. Спиридон Павлов, арский ямщик, 13. Мендыбай Мусин, сельский староста дер. Байчуриной, 14. Медведев, пострадавший полицейский стражник, 15. Салик Салихов, отец полицейского стражника. Прочие 6 человек — рядовые жители окрестных деревень, бывшие на месте событий. Конечно, такой подход к делу был далеко не в пользу обвиняемых. Когда последним стал известен список свидетелей на суде, а указанные лица там и фигурировали, то подсудимые представили ходатайство в судебную палату о вызове свидетелей с их стороны, в числе 41 человека, но, конечно, получили отказ.

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Волнение казанских татар в 1878 г. (Очерк по архивным материалам).

Опубликовано в журнале «Вестник научного общества Татароведения»
(Казань, 1927. № 7. С. 173–202).