«Остается надеяться, что в будущем в доме Фукса сделают музей»

Страшный пожар 1842 года разделил жизнь четы Фуксов на «до» и «после» и в конечном итоге предопределил скорый финал как самого Карла Федоровича, так и многих его начинаний — если вы еще не забыли, нечто очень похожее случилось с другой, не менее известной казанской семьей — Варвары и Николая Лобачевских. Начавшись на Проломной, огонь быстро распространился в разные стороны и вскоре перекинулся за Булак. Видя приближающуюся огненную стену, Карл Федорович приказал дворне спасать сундуки с коллекциями. Один из тяжелых сундуков он пытался вытащить в одиночку, однако не рассчитал своих сил да и понятно, переволновался. Коллекции не пострадали — стена огня прошла мимо, смахнув по пути купол дома, однако случилось нечто худшее — после перенесенных волнений у Карла Федоровича отнялись рука и нога — вероятно, у него случился инсульт, или как тогда говорили, «апоплексический удар». И хотя нога и рука через некоторое время немного «отошли», здоровье ученого стало быстро сдавать, возникла хандра, вдобавок он сделался очень религиозен, целые дни теперь проводя за чтением Евангелия, а не за научной работой. Весной 1846 года он стал совсем плох, у него появилась одышка, и во время очередного приступа удушья, случившегося в ночь на 24 апреля, в три часа пополуночи Карл Федорович скончался.

26 апреля 1846 года при большом стечении народа тело К.Ф. Фукса понесли в лютеранскую кирху Святой Екатерины на Покровской улице. Процессию сопровождали губернатор, руководство университета, представители всех без исключения сословий, студенты и великое множество татар. Очевидцы рассказывали, что масса народа и экипажей была так велика, что когда катафалк уже подъезжал к кирхе, хвост процессии еще не был виден на Покровской. В окнах домов, на заборах и крышах видны были люди, наблюдавшие за процессией, и это неудивительно — ведь в Казани не было, наверное, ни единого дома, в котором бы не знали, кого хоронят. Отпевание длилось около двух часов, после чего Карла Фукса похоронили на лютеранской части Арского кладбища.

Тяжелые времена наступили для Александры Андреевны — она потеряла не только доброго и любящего мужа, но и верного сотоварища по литературному творчеству, настроенного с нею на единый душевный лад. Закончились чтения вслух, посиделки с гостями до полуночи, прием пациентов, и кабы не любимая доченька София, жизнь была бы совсем пустой и лишенной смысла. Все это не могло пройти бесследно для такого впечатлительного человека, как Александра Андреевна, — особенно тяжело она переживала прекращение деятельности своего литературного салона, который номинально продолжал действовать до 1848 года, но собирался уже крайне редко. К душевным трудностям вскоре добавились и материальные — чтобы хоть как-то облегчить свое положение, Александра Андреевна была вынуждена сдавать квартиры в собственном доме на Московской. Дальше — больше: сначала был сдан первый этаж, за ним второй (место-то бойкое) и наконец в четырнадцатом номере «Казанских губернских ведомостей» от 4 апреля 1849 года появилось объявление следующего содержания: «Продается каменный дом действительной статской советницы госпожи Фукс на Сенной площади. О цене спросить живущих в доме или господина Омельяновича, квартирующего в доме купца Василия Синякова, на Хлебном базаре».

Старый дом удастся продать лишь годом позже — купцу Прохору Никитиновичу Сирову и мещанину Николаю Федоровичу Ерлыкову, приобретшим его вскладчину практически по бросовой цене (за 3450 рублей серебром) — после очередного пожара 29 августа 1850 года, уничтожившего деревянные флигели со всеми службами и частично затронувшего второй этаж. К этому времени Александра Андреевна в своем доме, слава Богу, уже не проживала — ее дочь София вышла замуж за гвардии прапорщика Дмитрия Александровича Брылкина, и мадам Фукс предпочла переехать к молодым — в дом купца Синякова на Проломной, который после многочисленных последующих перестроек в ХХ столетии превратится в нынешний театр имени Василия Качалова. Но счастья не получилось и тут — прапорщик (как и многие другие военные) оказался «мотом», и поскольку денег ему постоянно не хватало, он начал нещадно распродавать все то, что еще оставалось от коллекции покойного Карла Федоровича.

Впрочем, справедливости ради, «отличился» не он один: очевидно, что еще до свадьбы дочери Александра Андреевна вынуждена была распродавать сокровища К.Ф. Фукса: наиболее ценные экземпляры нумизматической коллекции купил московский любитель редкостей Вениамин Проваторов; другая же часть «весом, без всякого внимания к достоинству, продавалась любому, возжелавшему купить этот товар». Громадная и не имевшая цены библиотека К.Ф. Фукса была скуплена по дешевке неким суконщиком, который для ее перепродажи даже нанял лавку в гостином дворе, в течение нескольких последующих лет распродавая раритетные книги «в раздроб». Картинная галерея фламандской школы (в свое время купленная К.Ф. Фуксом за 10 тысяч рублей у Фейгина) вообще исчезла неизвестно куда. Пропал и дневник К.Ф. Фукса, который он вел во время всей своей жизни в Казани и который должен был содержать поистине уникальные сведения. Сохранились лишь письма А.С. Пушкина Александре Андреевне (у Софии Карловны) да портрет Гаврилы Петровича Каменева, висевший в кабинете госпожи Фукс — через адъюнкт-профессора Б.И. Ордынского он был продан М.П. Погодину. Как вполне справедливо писал потом профессор Казанского университета Николай Булич, бесценные собрания К.Ф. Фукса погибли «от невежества тех, кому они достались».

В 1851 году прапорщик Д.А. Брылкин получил назначение в Царское Село, молодые укатили из Казани, а Александра Андреевна осталась одна. Где вдова проживала последние два года жизни — загадка: по одним данным — на той же съемной квартире (там, по слухам, она пристрастилась к бутылочке — правда, кто ее за это упрекнет, после таких-то потрясений), по другим — ее взял к себе в дом родной брат, председатель уголовной палаты Николай Андреевич Апехтин. Во всяком случае, в последний путь Александру Андреевну провожали из дома Н.А. Апехтина (на углу улиц Комиссариатской и Большой Грузинской — его мы знаем сегодня как «дом Аксенова»), после чего тело перенесли для отпевания в церковь Грузинской иконы Божией Матери. В церковной книге по этому невеселому поводу сделана следующая запись: «Умерла 3 февраля (похоронена 6 февраля) 1853 года действительного статского советника вдова Александра Андреевна Фукс, шестидесяти пяти лет, от апоплексического удара, похоронена в ограде Кизического монастыря» — то есть совсем рядом со своим непутевым дядюшкой, Гаврилой Петровичем Каменевым.

Спустя годы

Чтобы не заканчивать на столь грустной ноте, стоит напомнить, что было дальше: ровно через пятьдесят лет после смерти Карла Федоровича казанские власти по инициативе Общества истории, археологии и этнографии решили увековечить его память, разбив на береговом откосе Казанки новый городской сад его имени. Он был торжественно заложен 11 мая 1896 года, а еще через полгода официально поименован «Фуксовским садом». В Государственном архиве Республики Татарстан хранится письмо казанского губернатора городскому голове С.В. Дьяченко от 18 декабря 1896 года: «Государь император, по всеподданнейшему докладу министерства внутренних дел, в 23 день ноября сего года Высочайше соизволил, согласно ходатайству Казанской городской думы, присвоить Поперечно-Тихвинской улице и устраиваемому саду в городе Казани наименования: «Фуксова улица» и «Фуксовский сад», в увековечение имени профессора Казанского университета во внимание к его научной, педагогической и общественной деятельности».

К сожалению, топоним «Фуксова улица» (она же Поперечно-Тихвинская, она же Галиаскара Камала) тогда не прижился, как не прижились «Площадь имени Сергея Дьяченко» (Привокзальная) и «Улица Гаврилы Каменева» (Миславского), но в отношении достопочтенного Карла Федоровича это упущение исправлено — в канун 150-летия со дня смерти профессора постановлением Главы Администрации города Казани от 2 октября 1996 года улице Городецкого (до революции Поперечно-Покровской, рядом с лютеранской кирхой) было присвоено имя Карла Федоровича Фукса. Тогда же по инициативе немецкой общины было осуществлено благоустройство Фуксовского сада, а 11 декабря того же года при участии посла Германии в России Эрнста-Йорга фон Штудница в саду был открыт бронзовый памятник Карлу Фуксу работы скульпторов Андрея Балашова и Игоря Козлова. Слава Богу, и старый профессорский дом на углу Московской удалось сохранить (после долгих «ломаний копий»), недавно его даже отреставрировали, придав ему тот вид, каким он был при жизни ученого. Остается надеяться, что в будущем в доме Фукса сделают музей, и как в старые добрые времена, мы сможем заглянуть на огонек к Александре Андреевне и Карлу Федоровичу.