Булат Шаймиев: «Они пронесли эти знания сквозь века — неужели на мне все это и закончится?»

«В 11-м классе я решил, что буду общаться только на татарском»

— Булат, откуда ты родом?

— Я из села Большие Нырты Сабинского района. Я родился в другой деревне, Корсабаш, потом мы туда переехали. Родители — учителя. Отец — еще и директор школы. Я рос в татарской среде, со мною много говорили только по-татарски. По-русски у нас в деревне слова иногда, конечно, вставляли. До того, когда я решил говорить только по-татарски, я так же говорил.

В 11-м классе во мне проснулся какой-то патриотизм, я решил, что буду общаться только на татарском. Вообще, это поначалу было тяжело, приходилось в словаре смотреть неизвестные слова. То есть я словарный запас обогащал не за счет чтения художественный литературы, а именно так — через словари.

— Когда ты впервые познакомился с русским языком?

— Впервые — когда к соседям начала приезжать одна девочка, она была из города, говорила только по-русски. Я помню чувство, что не понимаю ее. Мне было неудобно, это же соседская девочка, постарше меня, уже в школу ходит. Мне было, наверное, лет шесть или семь.

В школе все обучение проходило на русском. Класс был русский, других не было, но учителя порой говорили с нами по-татарски. Других школ, разумеется, в деревне не было. Раньше были и татарские классы, но потом их схлопнули вместе.

— Ты говоришь, в тебе проснулась гордость за нацию и ты полностью перешел на родной язык?

— Не помню точно. Возник какой-то протест против некой несправедливости, мол, почему я не могу в городе говорить по-татарски — стоп, я же еще даже в городе не жил! А, вспомнил, на меня повлияла личность такого человека, как Абрар Каримуллин. Абрар Гибадуллович из соседней деревни, он филолог, работал в Институте языка, литературы и искусства имени Ибрагимова. Я в старших классах учил английский и подготовил про него выступление. Каримуллин был уверенный в себе человек, много выступал за рубежом. О нем есть работы и на английском. Я про него читал, и он меня вдохновил, когда я готовился к выступлению. Помню, я даже выиграл какой-то районный конкурс. Тогда у меня появилась цель — продвинуть родной язык за рубежом.

— Какой у тебя была учительница татарского?

— Не могу сказать, что у нас сложились особо дружелюбные отношения, но она была хорошим учителем. Я еще на олимпиадах по татарскому участвовал. Благодаря учебе в школе я хорошо освоил грамматику. Потом я уехал в Казань и поступил в КФУ, в Институт филологии и межкультурной коммуникации. Слушай, я еще вспомнил о причинах. У меня появилось чувство долга перед предками. Они пронесли эти знания сквозь века — неужели на мне все это и закончится? Такая мысль постоянно крутилась у меня голове, и она сильно повлияла на мое решение. И я продолжил говорить в Казани на татарском, в частности, с одногруппницами. Правда, были и столкновения, однажды на уроке истории Татарстана одна девушка начала спорить: мол, никто же не говорит на татарском, кому он нужен? И мы начали конфликтовать, преподаватель нас успокаивал.

«Если слышал английскую речь, подходил к людям поговорить»

— Когда ты стал видеоблогером?

— В 15 лет я начал записывать, как играю на гитаре, чтобы не забить на это дело. Научился примерно за год до этого. Я ездил в летний лагерь, он назывался «Кояшкай», у нас была вожатая, которая пела и сама играла. Помню, что у нее были длинные ногти, а я удивлялся, как у нее получается играть с такими? У меня на старом телефоне «Нокиа» остались записи, как она поет, все еще можно послушать. В юности такие впечатления остаются в памяти, сильно на тебя влияют. Мне стало интересно самому научиться играть на шестиструнной гитаре. Спасибо дяде за то, что одолжил свою! Я смотрел уроки в интернете, учил песни типа «Звезда по имени Солнце».

Помню, записывал на видео «С чего начинается родина», потому что у меня мама — учительница музыки, и мы записывали такие песни и отправляли на конкурсы. Пел и татарские, вроде «Ак каен». Получались такие, кринжовые записи.

Я продолжаю этим заниматься, видимо, из-за азарта. Потому что люди смотрят, им нравится. Заливаешь видео — а тебе ставят лайки. Мне это нравилось. Видео постепенно становились лучше, потому что мне нравился и сам процесс создания.

— В каких условиях ты снимаешь?

— Света у меня нет, да и хорошей аппаратуры тоже. Я снимаю либо на улице, либо кто-то еще со мной работает. Вот недавно с моей группой Taraf совместно с Ильназом Мухарлямовым сделали клип. При этом я не такой блогер, который постоянно снимает про себя ролики, я выкладываю их раз в месяц.

— Как появились видео, где ты общаешься с людьми других национальностей?

— В институте я впервые с познакомился с англичанкой, ее звали Хелен. То есть я стал ходить по институту, если слышал английскую речь, подходил к людям поговорить. Тогда в «Ютубе» стали популярными видео, где, условно говоря, иностранцы слушают русскую музыку. Я решил сделать аналог с татарской музыкой. На втором курсе с несколькими англичанами мы такое сняли. Они были в основном с севера Англии. Я общался с людьми с английским акцентом, им это казалось прикольным, я ведь уже в 11-м классе стал его осваивать. На втором курсе, видимо, людям казалось, что я звучу как настоящий англичанин.

— Сколько у тебя сейчас подписчиков, влияют ли они на выбор тем?

— Сейчас 2800 подписчиков. У меня нет какой-то цели в блоггинге, это хобби. Но люди пишут, да, особенно много было писем после видео, где я сравнивал казахский и татарский, про английские акценты. Просмотры вдохновляют. А когда я попытался сравнить турецкий и татарский, реакции было не так много. А после такого порой не хочется снимать.

«В Германии не хватало душевности, движухи»

— В прошлом году ты уехал учиться в Германию.

— Да, и еще на год уеду. Мне интересны языки. Я изучаю там прикладную лингвистику. Не скажу, что у меня какие-то определенные планы в учебе, определенный путь, мне просто захотелось отправиться за рубеж поучиться.

— Как на тебя повлиял переезд в пандемийный период?

— В Баварии надо говорить на немецком, особенно со старшими. Я даже написал свои ощущения для фэнзина театральной площадки MOÑ. Я понял, как чувствуют себя русские люди, когда я с ними говорю на татарском. Когда я переехал, мой немецкий не был хорош. Возможно, после этого взгляд на всю ситуацию у меня расширился, потому что я раньше этого не понимал. Я чувствовал себя там чужаком. Хотя люди были вежливыми и открытыми.

Мне не хватало душевности, движухи. Там слишком спокойно. Я с немногими общался, даже в Германии больше знакомился с местными татарами, ездил по городам.

— Ты делал короткие уроки для сайта «Азатлык». Очень простые, как мне кажется, и доступные.

— Идею мне предложили. Потом появился формат. Я сам все это делал. Писал сценарии, в этом плане у меня была свобода. У каждого видео есть субтитры на татарском, русском, английском, мне кажется, люди это оценили. Я бы не сказал, что эти видео предназначены для обучающихся первого этапа. Это, скорее, интересные сведения, которые заинтересуют, к примеру, городских татар. Которые, например, не знают слов вроде «афәрин» («молодец»).

— Как филолог, как ты теперь оцениваешь свою учебу в школе?

— У нас были очень не user-friendly учебники. Для русскоговорящих, мне кажется, процесс обучения был тяжелым. Мне-то не тяжело, но в учебниках было много грамматики, теории, изучения правил. Это не та вещь, которая поможет тебе начать говорить на татарском. Но, признаться, в подготовке к олимпиадам они выручают.

«Нам интересно наши идеи продвигать на нашем языке»

— Как ты начал писать песни?

— Видимо, это уже часть про группу Taraf? Она возникла после встречи с Ниязом Мубаракзяновым. Он в основном пишет слова, музыку мы делаем вместе. Хотя, к примеру, к песне Utraw я текст придумал сам, и в других вещах тоже есть мой вклад.

— У тебя есть группа. Это твое хобби или вещь, в которую ты вкладываешься всей душой?

— А как у тебя? Это помогает тебе пережить что-то?

— Иногда это терапия. Во всяком случае, это дает приятные ощущения.

— Наверное, это и для меня превратится в такой… хороший наркотик. Пока что я нахожу удовольствие в другом. Но я согласен, что музыка лечит. Словом, по предложению Нияза мы начали делать песни.

Мне нравится, что мы ведем друг друга. Он говорит — Булат, давай вот так сделаем — и мы начинаем творить.

— При этом вы оба сабинские, но друг друга не знали. Такие занятные люди — и не были знакомы.

— Не знали, да. Я ведь из деревни, а он из райцентра. У нас и разница в возрасте есть. Я младше на три года, кажется.

— Как вы написали первую песню?

— Довольно быстро, она называется Aq Cisem («Белое тело») тут же сняли видео. У Нияза уже были какие-то аккорды, риффы, слова. Ему не хватало вокала, он пробовал писать видео, где поет сам, но решил, что у микрофона в основном буду я. И я стал этим заниматься. Меня давно интересовало авторское сочинительство, не хотелось заниматься только каверами. И сам Нияз мне стал интересен как личность. У нас общие интересы в музыке.

Нам интересна независимая сцена. Скажем, когда делали Grünes Moos («Зеленый мох»), слушали Depeche Mode, трек Enjoy the Silence, «На заре» группы «Альянс». И такой синтвейв у нас в песне проявился. Меня сильно зацепили Sigur Ros, когда писали Utraw.

— Ваше поколение татарских активистов как-то отличается от 30-летних? 50-летние, к примеру, очень серьезно относятся к пикетам, демонстрациям. 30-летние больше уходят в образование. А вы… какие-то фановые. Мол, вот мои друзья, нам весело, нам прикольно. Это не выглядит, как что-то суровое.

— Ну вы же организаторы. У меня есть и цель, и долг. Когда я встретился с Ниязом, мне повезло, что это был человек, который тоже говорит по-татарски не специально, а потому что ему так приятно и удобно. Нам интересно наши идеи продвигать на нашем языке. Мы сейчас активно делаем влоги, снимаем скетчи.

— И это выглядит очень естественно.

— Да, это настоящее. Вот недавно мы участвовали в фестивале «Печән базары», в стихотворном проекте. Для молодых поэтов нормально писать по-татарски, они это делают не специально. Классно, что можно создать такую среду. Если не мы, то кто?

— Как ты пережил 2017-й, когда татарский стал факультативным?

— Это… триггернуло меня. Помню, мы даже пошли к кабмину с букварями, спели «Туган тел». Это сильно меня задело, я ведь был еще на первых курсах. Я подумал, что политически эту ситуацию быстро не изменишь. Многое зависит от менталитета народа. И пришел к выводу, что надо делать то, что могу сам.

— Насколько выгодно оказалось знать татарский за рубежом?

— В Германии меня приняло татарское сообщество, и это был плюс. Куда не приедешь — везде есть татары, у которых можно погостить. Кроме того, если бы не снимал видео, я бы не попал в активную татарскую среду, это греет душу, что у нас есть сообщество активных людей.

Сейчас у меня татарский и английский идут параллельно, я даже обучал людей через татарский английскому. Главный плюс — нетворкинг.

— Есть надежда у тебя на иностранных татар за рубежом?

— Мне кажется, для старшего поколения нормально пару раз в год надеть татарский костюм, пойти на сабантуй. А есть люди, которые воспитывают детей, и дети действительно говорят на татарском. Вот я встретил там семью Тимура Харрасова, у него дочь здорово общается на татарском и немецком. Я думаю, в таких семьях есть надежда.

Сейчас я в странном моменте. Пытаюсь понять, куда я иду. Кажется, в Казани есть что-то новое, а в Европе нет движухи.