Орхан Памук: «Читателя, который пережил эпидемию коронавируса, напугать становится сложнее»

«Я романист, у которого есть план и который родился в семье инженеров»

— Хочу спросить о вашем писательском процессе. Когда вы начинаете работу над подобным романом, вы знаете, к чему вы придете и что произойдет в книге? Или продолжаете писать по ходу событий?

— Да, я могу представить себе шокирующую концовку книги и развитие событий, хотя и не со всеми деталями. Я романист, у которого есть план и который родился в семье инженеров. Я не хочу приступать к работе, заранее не определив основные линии книги. Несмотря на это, в начале я очень медленно писал. Мне было сложно дать читателям энциклопедические знания, необходимые для понимания истории. Иногда мне казалось, что я даю слишком много информации. Но, как и в случае со «Странностью в моей голове», внутри меня зародились непрофессиональный социолог и непрофессиональный историк. Мне нравилось писать и делиться с читателем тем, что я называю энциклопедическими знаниями. Даже некоторые эпизоды романа я написал именно с этой целью.

— Страницы, которые вы называете энциклопедическими… Например, проблемная история модернизации аптек Османской империи. Актары Стамбула, в которых продаются яды, корни, различные средства народной медицины, до сих пор составляют конкуренцию современным аптекам, где эти средства купить невозможно. Это подобно тому, что сделал Абдулхамид в плане конституционного строя и парламента — сначала поддержал европейские реформы, а затем начал выступать против этого, все это здесь присутствует.

— Да, когда я писал эту книгу, то чувствовал: для лучшего понимания модернизации Османской империи надо с близкого расстояния посмотреть на развитие таких институтов государства, как аптеки или же почта. Когда я писал этот роман, одна часть моей головы была занята тем, чтобы дать детальную информацию как историк, а другая постоянно говорила о том, что нужно полностью отдать себя силе воображения. Атмосфера плотного страха, которую я хотел передать, была достигнута лишь во второй половине романа. Мне кажется, что и раньше мне удалось напугать читателя — этот эффект достигался преступлениями. Читателю, который пережил эпидемию коронавируса, гораздо легче рассказать о карантине, но напугать становится сложнее.

Абдулхамид II и Мурат V: от братства к ненависти

— В романе вы детально описали взаимоотношения Мурата V и его младшего брата Абдулхамида II. Два брата падишаха очень глубоко проанализированы с точки зрения политических позиций и семейной жизни.

— На самом деле, в период, когда они оба были претендентами на престол, они были очень хорошими друзьями... Обращались друг другу, используя слово «бирадер» (брат). Вместе с их дядей падишахом Абдулазизом они ездили за границу — в Египет и в Европу. Однако сорок лет спустя между ними — чувство великой ненависти и отдаления. После смерти дяди они оба стали падишахами. По мне, так в современной Турции есть две группы — это политическая команда консервативных националистов, противников Запада, и команда, ратующая за свободу, парламентаризм и западничество. Разделение на эти две команды как раз и началось со ссоры между двумя братьями. По крайней мере, исторические события, которые сделали братьев врагами, превратились в историю разделения команд на западников и консерваторов, и это противостояние обострилось.

— Истории претендентов на престол, которые вы описали в романе, некоторые читатели прочитают с улыбкой, а некоторые с грустью.

— Да, я сделал компиляцию этих историй из книг воспоминаний. Историю двух прекрасных претендентов на престол я рассказал своим языком. Кроме того, я рассказываю одну историю, которую придумал сам — это мой метод работы. Например, в «Черной книге» тоже есть история претендента на престол, у меня есть особый интерес к этой теме. Эту историю мы отдельно вспоминаем в романе. Хуруфитские тексты «Черной книги» или же другие тайные имена проскальзывают и в «Чумных ночах».

— Как читатель, знакомый со всеми вашими книгами, я нашел некоторые совпадения в ваших книгах. Одно из них — схожесть между «Снегом» и «Чумными ночами». Не знаю, согласитесь ли вы или нет, но это несчастье и гнев от пребывания в провинции, далеко от центра.

— Но в теплом климате. Могу сказать, что жители Мингера, проживающие в жарком и сладком воздухе среди зелени и на побережье, в местности наподобие Крита, гораздо счастливее жителей Карса, описанных в книге «Снег». Я жил и в Карсе, и на Крите тоже бывал.

«Большинство газет ведут себя так, будто они рабы правительства»

— Ваш издательский дом в социальных медиа начал публиковать видео, в которых вы делаете презентацию и рассказываете об этой последней книге. Такое происходит впервые. Турецкая и даже мировая общественность впервые видит видео подобной литературной презентации. Расскажите, пожалуйста, как вы решились на это?

— Это явилось результатом развития нового медиа-издательства в Турции и в мире. Экземпляры, напечатанных газет практически не читаются... Это касается всех газет. Некоторые мировые издания, которые занимаются серьезной журналистикой, приняли меры против этого, через сайты и интернет нашли для себя новых читателей, нашли новую рекламу и источники дохода и продолжили свое существование. Газеты наподобие New York Times, несмотря на коронавирус, а возможно, и благодаря ему, увеличили число своих цифровых читателей, свои доходы. Для того, чтобы подобный успех был в Турции, нужно, чтобы новости были правильными…

Хоть немного, но нужно уметь критиковать правительство и устроенный порядок давления. Те печатные газеты, которые раньше можно было называть «медиа основного потока», сегодня практически все на стороне правительства. Раньше тоже как минимум половина медиа основного потока поддерживало правительство, но они в рамках журналистской морали и импульса, хотя бы с краю и мелким шрифтом давали новости, которые могли не понравиться правительству.

Сейчас же в Турции и этого нет. Большинство газет ведут себя так, будто они рабы правительства, не принимающие свободу. Видя такое положение в турецкой прессе, мы приняли решение публиковать видео в цифровом мире. Я сам с большим вниманием написал тексты к видео и с верой и радостью в нахождение нового я прочитал эти тексты. Здесь, не прибегая к поддержке со стороны крупной газеты, мы сами отрезаем свою пуповину, встречаемся с читателями, все объясняем сами и напрямую... Думаю, что, наверное, из-за безысходности мы открыли что-то новое. Я бы хотел, чтобы читатели, любители литературы и книг, следили в социальных медиа, «Твиттере», YouTube или же в «Инстаграме» за этими 12 видео, которые мы подготовили с большим вниманием и временами получали от них поэтическое наслаждение. В интервью, в которых я делаю презентацию «Чумных ночей», как это, например, происходит сейчас, я стараюсь не повторять те вещи, о которых с удовольствием рассказываю в этих видео, чтобы не было «повторения». Посмотрим, удастся ли мне это?

«В молодости я хотел стать художником»

— Я уже видел эти видео. В одном из них вы рисуете, глядя на старые фотографии каталогов супермаркетов 1900-х годов, которые еще называются «бонмарше»…

— В молодости я хотел стать художником, уже все знают об этом. Позже я стал романистом. Но художник внутри меня все еще живет. Иногда я рисую. На второй год работы над «Чумными ночами» я хотел нарисовать тот мир, который я описываю словами. Поверьте, никакой репетиции не было, это был порыв души. Эти рисунки не изображают, или, как говорят на Западе, не иллюстрируют, сцены и моменты из романа. Позже мы использовали эти рисунки на обложке и в видео.

— Я сделал подсчет, какие слова вы больше всего используете в книге. Одно из самых упоминаемых слов — это ландо. Кажется, среди ваших рисунков тоже есть бронированное ландо и лошади, которые его тянут?

— Да, в те годы лошадиные повозки типа ландо были очень распространены, в них вы сидите напротив друг друга. Мои герои иногда садятся в ландо, едут по улицам города, чтобы своими глазами попытаться увидеть нынешнее положение. Таким образом, через окна ландо они видят город и людей, сражающихся с чумой. Через их глаза и мы, читатели, можем вообразить весь этот мир.

— Мы воображаем с помощью вашей фантазии и ваших слов. С другой стороны, во время чтения «Чумных ночей» я обратил внимание: несмотря на то что это исторический роман, в языке книги нет старых непонятных слов.

— Язык исторического романа — нескончаемая тема споров между академиками, учеными и писателями. Мое видение таково: целью исторического романа не является создание эффекта с помощью красивых и непонятных слов. Истинное мастерство — передать чувства истории и прошлого, используя современные слова. Тем более что повествующий герой, профессор истории Мина Мингерли, рассказывает эту столетнюю историю современным читателям, поэтому здесь и не было особой необходимости в старом языке. Но иногда, когда герои, то есть Сами Паша и Доктор Нури разговаривают между собой, местами нужны старые слова. (В оригинальном интервью Орхан Памук использует старый вариант слова «нужно», — прим. переводчика).

«Кроме любви, дружба со спутником жизни — необходимость»

— Хочу упомянуть об одном моменте из романа, который мне очень понравился. Вы очень красиво описали взаимоотношения между Пакизе Султан и ее мужем доктором Нури.

— Спасибо. Взаимоотношения пары Пакизе Султан и доктора Нури мне видятся лучшим примером идеальной дружбы и товарищества, которые могут быть между мужем и женой. С годами я понимаю и вижу, что для человека, кроме любви (любовь, конечно же, важна), дружба со спутником жизни — необходимость. В книге, когда я описывал дружбу между дочерью падишаха и господином зятем, я использовал одно личное воспоминание, о котором расскажу вам.

В начале 1980-х годов в Стамбуле я познакомился с принцем Али Васыбом Эфенди, потомком Мурата V. Если бы на тот момент Османская империя все еще существовала, то он был бы падишахом. С его супругой Мукбиле Султан у нас был долгий и многолюдный ужин. В тот вечер Мукбиле Султан с мужем разговаривали между собой точно так же, как Пакизе Султан и доктор Нури в «Чумных ночах»... Здесь я имею в виду язык, который они использовали. Они обращались друг другу на вы и постоянно говорили «эфендим, эфендим». Я был очень внимателен к турецкому языку, который они использовали... Это был большой семейный стол. Я сидел с краю, говорил мало и постоянно слушал их. Мне было тридцать лет, у меня вышел первый роман «Джевдет бей и сыновья». Они не знали меня, но в один момент заинтересовались мной. Сцена, о которой я расскажу, похожа на то, как в конце романа Мина Мингерли встречается с Пакизе Султан и ее мужем...

Они уважительно спросили меня: «Чем вы занимаете?» Тогда я постеснялся назвать себя романистом. Позже они снова спросили меня: «Откуда вы, дитя мое?» В те времена, когда в Стамбуле водители автобуса задавали мне такой вопрос, я отвечал, что из Стамбула. Но почему-то на тот момент мне было сложно сказать человеку, находившемуся во главе дома Османов, что я из Стамбула. Я вспомнил своего прадеда, он был из Манисы. Я сказал, что я из Манисы. Тогда глава дома Османов и его жена посмотрели друг на друга и сказали, чтобы я услышал: «Настоящий турок!» Это одно из самых сладостных воспоминаний моей жизни. Тот вечер очень сильно помог мне в воссоздании языка «Чумных ночей» и в воображении некоторых сцен...