Раиль Самигуллин, СК: «Запомнилось, как вез два мешка костей в Москве на метро»

«Ершов рассказывал: «Два раза вы меня почти взяли»

— Раиль Ильгамович, поздравляю вас с наградой. Знаю, что сейчас занимаетесь делом о коррупции в ОП «Сафиуллина». Как все же удалось задержать сбежавшего начальника этого отдела?

— Вся сложность и длительность поисков заключалась в том, что нашей целью был не обычный гражданин, а оперативный сотрудник... На данный момент известно, что полковник Алексей Ершов скрывался в Казани и ближайших районах. Тут сотрудники ФСБ — молодцы, настолько оперативно и слаженно прорабатывали малейшую информацию! Именно поэтому были инициированы обыски еще в двух отделах полиции. Не было задачи систему унизить или акцию устрашения провести, как сочиняли комментаторы. Поверьте, я очень уважаю сотрудников полиции и мне очень нравится уровень взаимодействия наших ведомств, часто наши дела сопровождают сотрудники УЭБ и ПК, угрозыска, БОП.

В данном случае были точечные заходы в отделы «Азино» и «Ямашевский», поскольку появилась информация, что люди проинформированы о его местонахождении. Изымались документы и мобильные телефоны — носители информации, начальники были допрошены и отпущены — никто во двор на разговор никого не выводил, как это муссировалось в СМИ.

След Ершова был зафиксирован на территории Верхнеуслонского района в Введенской слободе. Туда мы чуть-чуть не успели и, похоже, спугнули его. Он ушел без удостоверения, средств связи и 40 тысяч рублей. Там он снимал частный дом, который часть журналистов потом по ошибке назвали его собственностью и объявили нашего фигуранта «золотым» полковником. Это не так, хотя купленный в кредит «Мерседес» у него действительно есть.

Что касается его собственной дачи в Царицыно, то она проверялась и в первые дни, и в последующем. Весь круг вероятных мест его появления был взят под контроль. А 30 ноября около 8 часов утра поступила информация, что неожиданно жена и дети Ершова отправились на дачу. День был холодный, пасмурный. Нам это показалось странным. К Царицыно выдвинулись сотрудники оперативного состава и спецподразделения УФСБ по РТ, и я был.

При отработке въезжающих в садовое общество машин заметили, что одна машина такси с затонированными задними стеклами не доехала до Царицыно и начала разворачиваться на выезд. Побежали за ней, остановили, на заднем сидении — господин Ершов. Его прямо затрясло... Он сказал — ехал увидеть своего маленького сына. Увидеться с ним он смог после задержания.

Мне кажется, если бы не это принудительное задержание — он бы так и прятался, используя свои оперативные навыки. Потом рассказывал нам: «Два раза вы почти меня взяли».

На данный момент ему предъявлено обвинение по 10 эпизодам преступлений, включая взятки на крупные суммы. Параллельно работаем по их закреплению и выявлению новых эпизодов. Вину Ершов не признает.

Вся сложность и длительность поисков заключалась в том, что нашей целью был не обычный гражданин, а оперативный сотрудник...

«Оружие следователя — ручка и бумага»

— Сколько лет служите в СК и помните ли свое первое дело?

— С сентября 2007 года, когда появился Следственный комитет в составе органов прокуратуры. Я тогда как раз окончил Казанский юридический институт МВД России. Там, наряду с юридическими дисциплинами, мы изучали медицину — от оказания первой помощи до основ судмедэкспертизы, был целый годовой курс с теорией и практикой — выездами к патологоанатомам. Был основательный упор на огневую и физическую подготовку, зачеты по самбо, рукопашному бою.

Также нам давали тактику специальной подготовки с выездами в глухую местность — нужно было показать на практике умение ориентироваться на местности, определять время по солнцу и падающей тени. На классическом юрфаке этому не учат.

— На практике приходилось применять оружие и спецприемы?

— К счастью, нет. Но закалка сохраняется, во многих ситуациях чувствуешь себя уверенней. Главное оружие следователя при выезде на место — это ручка и бумага.

Я — единственный юрист в семье. Папа — медик, мама — педагог. Отец пытался привить любовь к медицине, но в итоге оба приняли мой выбор и поддержали его. Почему-то класса с восьмого я заинтересовался правом. Может, фильмы и сериалы о расследованиях подтолкнули к этому. Хотя в кино все красиво и быстро. А в жизни, особенно по неочевидным преступлениям, сложнее.

Я — единственный юрист в семье. Папа — медик, мама — педагог. Отец пытался привить любовь к медицине, но в итоге оба приняли мой выбор и поддержали его

Еще обучаясь в вузе, я со второго по четвертый курс проходил практику в прокуратуре Татарстана на общественных началах, помощником. Был закреплен за следователем шестого отдела по расследованию убийств и бандитизма Ринатом Каримовым — ныне прокурором Заинска. А руководил отделом тогда Анвар Ахмедзянов, позже возглавивший Следком по Ханты-Мансийскому округу.

У Каримова в производстве было большое дело по одной из казанских банд. Помню, меня, студента, поразил объем и масштаб дела — свыше 200 томов. Я удивлялся — как руководитель следственной группы в этом ориентируется?.. Меня привлекали к осмотрам мест происшествия. И я на практике мог оценить полученную в вузе теорию. Считаю, ошибочно отделять одно от другого. Ведь незнание банальных основ следственных действий может обернуться паникой и провалом для начинающего следователя, если адвокат в интересах своего подзащитного будет со ссылками на нормы права заявлять протесты по поводу якобы незаконности действий. Зачастую в таком споре моральную победу одерживает тот, кто более эрудирован и компетентен.

«Мне посчастливилось — легкие дела не достались»

При трудоустройстве в СК в 2007 году мне предложили на выбор несколько мест. Выбор пал на Зеленодольск, поскольку мои учителя, Каримов и Ахмедзянов, начинали именно там. Считаю, мне зеленодольская прокурорско-следственная школа много дала. Городок небольшой, а резонансных преступлений очень много. Есть своя специфика — в пригороде большой объем садовых обществ и, кроме местных, очень много приезжих, в том числе из Казани и соседних с Татарстаном республик. Взять поселок Васильево — там крайне редко удавалось раскрывать преступления по горячим следам. Кстати, Рустем Адиатуллин, руководитель 2-го отдела по особо важным делам Следкома по РТ, и его заместитель Дмитрий Филин также в свое время начинали работу в Зеленодольске.

Я тогда окончил Казанский юридический институт МВД России. Там наряду с юридическими дисциплинами мы изучали медицину — от оказания первой помощи до основ судмедэкспертизы. Был основательный упор на огневую и физическую подготовку, зачеты по самбо, рукопашному бою

Когда я туда попал, Зеленодольский межрайонный следственный отдел охватывал еще шесть-семь районов, вплоть до Камского Устья и Дрожжаного. И только с дислокацией в Зеленодольске одновременно набралось четыре-пять новых сотрудников.

Обычно молодому следователю дают рядовые дела небольшой тяжести — незаконное проникновение в жилище, оскорбление сотрудника правоохранительных органов. Таких дел у меня никогда не было. При первичном распределении дел мне посчастливилось — легкие дела не достались.

Первым делом стало незаконное распределение земель, в том числе в заповедной зоне Раифского заповедника. Там еще в 70—80 годы прошлого века гражданам были выделены земельные участки в районе села Бело-Безводное, которые в наши дни стали котироваться. И уже в 2000-х годах глава поселения начала подделывать выписки из похозяйственных книг, вносить изменения в земельные планы. С одной стороны, распродавались даже те участки, у которых уже были владельцы, не успевшие в силу обстоятельств зарегистрировать свои права собственности. С другой — межевали заповедную территорию.

Когда полиция по линии БЭП выявила эти схемы, все это зарубили на корню. Хотя часть покупателей успели начать строительство. Главу поселения привлекали за злоупотребление полномочиями и служебный подлог. Вину она до последнего не признавала.

Дело было сложное, с учетом, и контингент свидетелей непростой, даже из Москвы людей вызывали и других регионов. Поскольку одним из потерпевших был сын действующего судьи Зеленодольского горсуда, дело было направлено для рассмотрение в Кировский райсуд Казани. Окончательное обвинение предъявили в злоупотреблении полномочиями, поскольку по служебному подлогу истек срок давности. Но суд по итогам разбирательства переквалифицировал действия главы Раифского поселения со злоупотребления на подлог и прекратил ее преследование за сроком давности. Это не реабилитирующее основание, но женщина сохранила свою должность. Однако через год погибла в ДТП.

Обычно молодому следователю дают рядовые дела небольшой тяжести — незаконное проникновение в жилище, оскорбление сотрудника правоохранительных органов. Таких дел у меня никогда не было. При первичном распределении дел мне посчастливилось — легкие дела не достались

Перчатку со следами крови нашли через 6 лет

В Зеленодольске я отработал 2 года и в 2009-м был прикомандирован в отдел по расследованию особо важных дел центрального аппарата Следкома при прокуратуре РТ. Тогда такой отдел был лишь один, его возглавлял Сергей Куранов, ныне судья Верховного суда РТ, а замом был Артем Кривоносов, сейчас — Бугульминский прокурор. Меня предупредили об испытательном сроке в полгода, сказали, по итогам либо оставят, либо отправят назад в район. Подключили к расследованию преступлений банды «черных риелторов» и банды Сметанина, но уже через 2 месяца назначили следователем и отдали мне, на тот момент юристу 3-го класса, дело «сметанинских» беспредельщиков.

Бывший водитель завода «Элекон» с судимостями за разбой и грабеж [Дмитрий] Сметанин сколотил группу из русских, татар и украинцев, в нее входила и его сожительница. Преступления совершали как в Татарстане, так и на территории других регионов страны. А беспредельщиками их называли как раз потому, что они лишали людей жизни ради выгоды в 20—30 тысяч рублей. Так, в октябре 2003-го в ходе нападения на автозаправку на трассе М-7 в Казани убили двух охранников, в декабре того же года недалеко от Екатеринбурга застрелили дальнобойщика, в октябре 2004-го при нападении на пункт приема черного металла в Ульяновске ранили приемщика, а в ноябре 2004-го убили продавщицу казанского киоска и ее брата-подростка.

Эти преступления долгое время оставались нераскрытыми, пока подельник Сметанина Николай Гончаренко не написал явку с повинной. На тот момент он находился в колонии, отбыл половину срока за другое преступление и, видимо, захотел сменить обстановку. Сотрудники УБОП МВД по РТ начали отрабатывать его показания, направили информацию нам.

На момент, когда я принял это дело, Сметанин уже был арестован. Но работы еще было много. Для проверки показаний на месте вывозили Гончаренко с Свердловскую область и там вместе с коллегами из областного СК и оперативниками проводили проверку его показаний. Старались максимально воссоздать ситуацию. Установили место, где был остановлен грузовик жертвы, дальше исследовали путь движения преступников. Участник преступления показал, что они похитили портмоне с документами водителя, но по дороге скинули их и перчатки, в которых стреляли в водителя. Перчатки были в крови.

Помню, я предложил остановиться и поискать эти улики. Мне сказали — да ты издеваешься, 6 лет прошло! В итоге мы спустились на обочину — следователи, оперативный состав — и пошли, скрупулезно высматривая возможные улики. И нашли одну из тех перчаток! А потом даже биологические следы эксперты из нее смогли выжать. Это был маленький точечный успех, но он подтверждал явку с повинной. Еще провели опознание с выжившим приемщиком.

В землю — под чужой фамилией и «проводы» в «Черный дельфин»

Интересным с точки зрения расследования оказался эпизод в Московском районе Казани. Преступники задумали совершить кражу из торгового павильона на остановке по проспекту Ибрагимова. Сожительница Сметанина там раньше работала и была знакома с продавщицей Ольгой Биттовой, приезжей из Белоруссии. Сожительнице поставили задачу — прийти и напоить ее, предложив смесь алкоголя с наркотиком, чтобы продавщица уснула и можно было совершить кражу. Но все закончилось двойным убийством: Биттова не уснула, а к ней в киоск пришел ее брат 14—15 лет — принес ужин.

Поскольку план сорвался, Сметанин и его друзья под каким-то предлогом вывели Биттову из павильона, увезли на кладбище в Дербышках, задушили, присыпали листвой и уехали. Брата убитой также не отпустили, сказали, что повезут к сестре, но убили на территории лесничества Высокогорского района.

Мы вместе с Гончаренко неоднократно выезжали в тот лесной массив — рыли, где он скажет — то тут, то там. В итоге нашли только два ребра и трубчатую кость. Экспертиза показала — человеческие.

С телом Биттовой все оказалось еще интереснее. Запрос в полицию по Дербышкам показал, что в интересующий нас период на территории кладбища был найден труп девушки, опознан ее матерью и захоронен. Дочь этой женщины ранее числилась без вести пропавшей. Мы проверили информацию и по ней, и тут оказалось, что девушка, чье имя было написано на надгробье, привлекалась к административной ответственности в Казани уже после установленного экспертами времени смерти. То есть в могиле может находиться именно жертва банды Сметанина. Эксгумировали тело, назначили геномотипоскопическую экспертизу — восстановление черт лица по черепу и сделали наложение с фотографиями той пропавшей девушки и нашей Биттовой. Оказалось — это именно она, убитая продавщица.

Дальше нужно было получить подтверждение — являются ли найденные в лесу кости останками брата Биттовой. Договорились с экспертами, что привезем кости в головное учреждение судмедэкспертизы в Москве, но эксперты попросили доставить еще и биологические образцы обоих родителей. Но оба они к тому времени погибли и были захоронены в Белоруссии близ города Волковыск Гродненской области. Мы направили международное поручение о правовой помощи и из прокуратуры Белоруссии пришло приглашение на следственные действия.

Это была первая зарубежная командировка Следкома по Татарстану. Поехали на машине я, оперативник БОПа и водитель. Там приняли участие в допросе ряда свидетелей и эксгумации останков родителей, для экспертов нам отобрали образцы костей и зубов. Всего из Белоруссия я привез два мешка костей. Запомнилось, как вез их потом в Москве на метро. Сложил мешки вместе, чтобы бирками «Скелетированные останки трупа» народ не шокировать, а в метро — давка. И один из пассажиров встал так, что давит коленом именно на эти мешки. Я ему говорю, что осторожнее. Он спрашивает — а что там, разобьется? Говорю — обидятся и разворачиваю надписью. Все, кто стоял рядом, шарахнулись от меня.

В 2011-м Верховный суд Татарстана вынес приговор по делу этой банды. Сметанина присяжные признали не заслуживающим снисхождения. Он получил пожизненное в спецтюрьме «Черный дельфин». Председательствующим по этому делу был судья Максим Беляев, ныне зампредседателя суда по уголовным делам. Еще через несколько лет Сметанина с подельниками судили по эпизодам в Курганской области.

«Полиграф показал — в трактовке рабского труда потерпевший не врет»

— А как складывалась ваша работа дальше?

— В январе 2011-го перевели в отдел процессуального контроля, где я научился анализировать работу следствия, а через несколько месяцев, 1 апреля, назначили замруководителя Зеленодольского МРСО. В 2012-м перевели на такую же должность в Нижнекамске. Там, помню, мы инициировали уголовное дело по организатору игорного бизнеса, которое первым по Татарстану и в числе первых по Приволжскому округу дошло до приговора. Это была сеть из шести-семи салонов, в том числе на территории Набережных Челнов. Практика по таким делам только зарождалась. Алгоритм действий прорабатывали на ходу. Учились высчитывать доходность подпольных точек, вникали в иерархию сотрудников, их обязанности — в этом было, что-то общее с делами по ОПГ.

Впрочем, в том же 2012-м меня вернули на работу в Казань.

— В вашей практике немало резонансных дел, напомните свежие приговоры?

— 24 декабря 2020 года Аксубаевский райсуд Татарстана вынес приговор по делу «рабовладельца в погонах» (не признавший вину экс-оперативник угрозыска Нурлата Динар Гафиятов получил 4 года колонии, — прим. ред.). Этот приговор оспаривается. А в суд направлено дело отца Гафиятова. Ранее оно было выделено в отдельное производство по болезни обвиняемого. Однако в прошлом году мы получили комиссионное заключение судмедэкспертизы, что следственные действия с ним можно проводить.

Могу сказать, что дело очень дискуссионное. Оно зарождалось фактически с публикации в СМИ и обращения к правозащитникам со стороны родственников пострадавшего. Первичная информация была, что увезли в село, удерживали силой, поэтому первоначальная квалификация была — похищение. Однако после установления всех обстоятельств, заслушивания на уровне руководства управления и прокуратуры Татарстана квалификацию изменили на использование рабского труда группой лиц — отцом и сыном.

Практики по таким делам у нас не было, так что определенные сомнения имелись. Но для понимания: рабское положение не означает, что человека обязательно нужно держать в кандалах. Простой пример — потерпевший Садыков нам говорил, даже когда его мучила жажда и он хотел банально попить воды, то слышал: тебе поставлен объем работы, выполнишь — попьешь.

Экспертиза на полиграфе показала — в трактовке рабского труда потерпевший не врет. Обвиняемому Гафиятову я предлагал пройти такое исследование. Он отказался. Еще один момент — на стадии предварительного следствия Гафиятов придерживался версии, что ожоги на руках Садыкова появились от солнца, а на суде стал говорить про ожоги борщевиком.

С моей точки зрения, преступники ошиблись в выборе объекта. У оперативника сложилась картинка, что это алкоголик-одиночка без связей и искать его не будут. А оказалось, что связи есть, и как только человек пропал — родственники забили тревогу. И система МВД тоже частично помогла нашему расследованию — служебная проверка подтвердила факт фальсификации материалов из розыскного дела Садыкова. Дисциплинарное взыскание по этой истории получили и полицейский — брат нашего обвиняемого, и непосредственные руководители в отделе полиции.

С моей точки зрения, преступники ошиблись в выборе объекта. У оперативника сложилась картинка, что это алкоголик-одиночка без связей и искать его не будут. А оказалось, что связи есть, и как только человек пропал — родственники забили тревогу

О шоке полковника Габбазова и «решале» из Ирака

— Вы занимались и делом гражданина Ирака, которого поначалу подозревали в посредничестве взяткам за прием иностранцев в КФУ. Под суд его отдали уже за мошенничество, а дело в отношении сотрудников вуза выделили в отдельное производство. Чем оно закончилось?

— Дело Ахмеда Шиблави в суде закончилось примирением с потерпевшими. Переквалификация на мошенничество произошла, потому что его контактов с должностными лицами вуза и передачу денег мы не установили. По факту обман заключался в том, что и допуск к экзамену, и консультация — бесплатные процедуры. А он брал деньги и присваивал их.

Но в рамках приемной кампании иностранцы должны были пройти проверку на знание русского языка. Однако в числе принятых оказались те, кто такую проверку не проходил. По выделенному делу, насколько я знаю, в действиях должностных лиц учебного заведения усмотрели халатность и прекратили его за деятельным раскаянием.

— В чем заключалась сложность работы по делу экс-начальника ОП «Горки» Рафаэля Габбазова (обвиняется в покушении на взятку 1 млн рублей и должностных преступления, — прим. ред.)?

— Поразила настойчивость заявителя. Он 2 года бился за справедливость и успел получить пять-шесть отказных материалов. Мы имели на руках претензии заявителя и больше ничего. А проверить нужно было каждое слово. И вот здесь благодаря грамотному и хорошо спланированному взаимодействию с органами ФСБ, тщательному анализу, выработке версий — что, почему и зачем происходило — удалось выстроить четкую картину предстоящей работы: какие моменты нужно подтверждать в первую очередь.

Когда Габбазова пригласили в кабинет, база собранных против него доказательств повергла его в шок. Он рассчитывал, как в прошлые разы, быстренько допроситься минут за 20 и бежать на работу. А мы его задержали

Информацию подтверждали по крупицам. Одним из первых установили оперативника, который анонимно звонил коллегам о подделке номеров на машине потерпевшего предпринимателя.

Когда Габбазова пригласили в этот кабинет, база собранных против него доказательств повергла его в шок. Он рассчитывал, как в прошлые разы, быстренько допроситься минут за 20 и бежать на работу. А мы его задержали.

Он спрашивал у меня: «Вы откуда все эти доказательства взяли?» Был настолько ошарашен, что первоначально признал вину. Через день отказался от этих показаний. И в дальнейшем пытался завуалировать действия сотрудников отдела в отношении кафе «Восточная кухня» и его владельца исполнением своих прямых обязанностей, как-то борьба с незаконной миграцией и профилактика преступлений. Сейчас это дело рассматривает суд.

— Как пандемия отразилась на вашей работе?

— Были сложности с выстраиванием процесса расследования. При допросах необходима динамика, а тут одного вызываешь — на больничном, второго — тоже. Приходилось в процессе менять и варьировать тактику расследования. Проводить осмотры, выемки, изучение документации. Но, в принципе, все адаптировались к сложившейся ситуации, и она уже нормализовалась.