Рустам Ахундов, РКБ: «Разбуди нас ночью — сделаем все с закрытыми глазами»
Человек, для которого спасение жизни — это работа
То, что шокирует обычного человека, далекого от медицины, является повседневным для реаниматолога. В отделении реанимации и интенсивной терапии №1 РКБ все пациенты — крайне тяжелые. Ее молодой, но уже опытный заведующий Рустам Ахундов в день проводит от 2 до 10 реанимирующих манипуляций, отправляется на вертолете к больным в районы республики. Он ежедневно отвечает на десятки звонков не только коллег, но и бывших пациентов — потому что не может отказать в помощи даже после выписки тем, кто привык ему доверять. Такой и без того жесткий режим у реаниматолога усложняет отсутствие отпуска и выходных на протяжении «ковидного» года. Как ежедневно спасает жизни и почему не бросил непростую, «случайно выбранную» профессию, Рустам Ахундов рассказал «Реальному времени».
«Выкладываемся на 100% — не хотим его подводить»
На его счету — сотни спасенных жизней, в больнице он один из самых высококлассных специалистов. «Очень грамотный, знает нюансы и специфику довольно обширного перечня заболеваний. У нас ведь многопрофильный стационар с разнообразной патологией», — рассказывает о Рустаме Ахундове завотделением анестезиологии и реанимации РКБ Роман Шпанер.
Впрочем, для многих в РКБ Ахундов не просто опытный врач или шеф, но еще и большой друг, всегда готовый помочь в трудную минуту как пациентам, так и коллегам.
— У нас сложная в эмоциональном плане работа: оставаться один на один с какими-то проблемами, переживаниями достаточно трудно — это тоже может сказаться и на собственном здоровье. Поэтому мы стараемся выговориться, и поддержка Рустама Нураддиновича всегда ощущается. Какого-то конкретного случая не назову — это происходит постоянно. И за стенами больницы он остается действительно очень приятным в общении человеком. Он — прекрасный семьянин, старается уделять оставшееся время супруге и детям. Несмотря на такую работу, у него всегда найдется минута, если обращаешься с просьбой или пожеланием. Рад, что у меня есть такой и друг и коллега, на которого могу всегда положиться, — с теплотой отзывается о медике Роман Шпанер.
Любая инструкция обязывает вызывать руководство, если что-то выходит из ряда вон, а критические ситуации в реанимации происходят почти ежедневно. Но еще не было таких случаев, даже самых тяжелых, когда Рустам Ахундов сказал бы: «Не знаю, что делать». При этом он умеет прислушиваться к чужому мнению и, взвесив все доводы, принимает решение.
Его рабочий день начинается в 6.30 и длится по 12—13 часов. Утром у Ахундова обход реанимации, днем — консультации по всей больнице, в перинатальном центре, работа с санавиацией, а вечером доделывает, что не успел за день — бумажную отчетность никто не отменял. В подчинении у завотделением 23 врача, порядка 50 медсестер и 10 санитарок.
— У него холодная голова, всегда собран и готов прийти нам на помощь. Мы все стараемся выкладываться на 100 процентов, потому что не хотим его подводить, и с большим уважением к нему относимся. Рустам Нураддинович никогда не теряет контроль над собой, всегда спокойно рассуждает. У него уникальная способность к организации. Он хорошо знает коллектив и кто на что способен. Одни хорошо дежурантами работают. Есть врачи, как локомотивы, им можно дать тяжелого больного, и такой доктор задаст темп, который подхватят остальные. Есть врачи, которые прекрасно работают по вызовам, быстро думающие, быстро бегающие. Рустам Нураддинович отлично видит нас, четко расставляет по позициям, чтобы мы приносили максимальную пользу, — говорит врач реанимации Мира Султанова.
При этом специализацию Ахундов, по его признанию, выбрал «случайно»: когда заканчивал Самарский медуниверситет в 2006 году, свободными оказались только вакансии анестезиолога-реаниматолога. Но в конечном итоге выбор оказался верным. После ординатуры попал в МКДЦ, где защитил кандидатскую диссертацию. В 2012 году пришел в РКБ и возглавил новое отделение кардиореанимации. Но два года назад стал заведовать отделением реанимации и интенсивной терапии РКБ или «большой» реанимацией, как его еще называют. Это общее многопрофильное отделение, где лежат соматические, терапевтические, пациенты после хирургических вмешательств — любой сложности со всеми патологиями.
«Реанимация» для обычного человека звучит страшно»
У сдержанного и уравновешенного доктора сосредоточенный взгляд, но в
глазах не строгость, а доброжелательность. Несмотря на усталость,
открытое лицо с обаятельной улыбкой прячется под дежурной медицинской
маской, которую он снял на минуту, чтобы сфотографироваться.
— Рустам Нураддинович, почему пошли учиться на врача в самарский, а не казанский вуз?
— Чисто территориально Самара ближе к Бугульме, откуда я родом. Этот же вуз заканчивал мой отец, Нураддин Рагимович. Он и сейчас работает в Бугульме, врач-дерматовенеролог. У нас медицинская династия — дедушка по отцовской линии тоже был врачом, и моя жена — доктор.
— Отец дает наставления?
— Скорее теперь мы поменялись местами. Он звонит, если надо кого-то проконсультировать.
Непрямой массаж сердца, дефибрилляция, перевод на искусственную вентиляцию легких — для обычного человека, возможно, все это звучит страшно, а для нас нет в этом никакого подвига, сверхидеи — это рабочие будни
— Сколько реанимирующих манипуляций в день вы проводите самостоятельно? Наверное, это большой стресс, когда нужно оперативно что-то предпринять, чтобы спасти человека?
— Минимум от двух до десяти реанимирующих манипуляций в день провожу. Непрямой массаж сердца, дефибрилляцию, перевод на искусственную вентиляцию легких. Для обычного человека, возможно, все это звучит страшно, а для нас нет в этом никакого подвига, сверхидеи — это рабочие будни. Разбуди нас ночью, и мы сделаем все это с закрытыми глазами. В РКБ второй год осуществляют пересадку печени и почек. Мы подключаемся к этому процессу в самом начале — работаем с донором, ставим протокол смерти мозга.
Донором может быть только пациент с умершим мозгом, но с бьющимся сердцем. Это отдельное направление, которое в эмоциональном плане очень тяжелое, но позволяющее спасти до четырех пациентов. Ошибки здесь исключены на 100%. Мы очень скрупулезно к этому относимся. Чтобы определить смерть головного мозга, нужно провести несколько тестов, поэтому собирается консилиум экспертов.
— Какая у вас сейчас нагрузка?
— В нашем отделении 31 койка и, соответственно, 31 пациент. Ежедневно порядка семи-восьми человек выписываем из реанимации, столько же принимаем. Правда, у нас пациенты не только в РКБ, активно работаем с районами. Если там тяжелые случаи, связываемся, консультируем. Ежедневно наши сотрудники отправляются в районы с помощью санавиации. Мне тоже приходится летать на вертолете три-четыре раза в месяц. На месте смотрим: если можем забрать пациента к себе — берем.
— Сейчас у вас пациенты с какими заболеваниями?
— В нашем отделении молодые — в основном после травматологических, нейрохирургических операций, с нарушением обмена сахара, а другая половина — старшая категория людей с инсультами, инфарктами.
Сейчас почти половина пациентов нашего отделения — после перенесенной вирусной пневмонии и после ковида, которые по основному заболеванию уже пролечились, и вирус у них не выделяется, но имеются последствия. Это в основном пожилые люди. У них большое поражение легких, их трудно выхаживать. На воздушной ткани легких образуются рубцы, как после порезов. И эти зоны не могут участвовать в дыхании, но они постепенно в какой-то мере восстанавливаются. Такие пациенты требуют респираторной поддержки и ИВЛ-аппарата.
Коронавирус дает осложнения: почечную недостаточность, неврологические осложнения, например, потерю памяти, нервозность, шаткость походки. Кроме того, у многих пациентов имеются хронические заболевания. Удобно, что в РКБ есть практически все специалисты, и мы привлекаем их к лечению. Инфекция новая, и нет стандартных способов лечения, но мы нарабатываем методики. Со временем, когда накопим большую выборку, определенно будем что-то публиковать.
В нашем отделении 31 койка и, соответственно, 31 пациент. Ежедневно порядка семи-восьми человек выписываем из реанимации, столько же принимаем. Правда, у нас пациенты не только в РКБ, активно работаем с районами
«Без лишних эмоций — выбрать из двух «зол»
— Какие случаи для вас стали особенными, потребовали невероятных усилий, чтобы спасти человека?
— У нас каждый случай особый. Все пациенты поступают в крайне тяжелом состоянии, выделить кого-то сложно. Столько судеб проходит через нас! Каждый человек для нас дорог, за каждого — боремся, постоянно переживаем, и каждое спасение — уникально. В то же время для нас это — обыденная работа. Переводим пациента в профильное отделение, только если нет сомнений в том, что человек дальше будет благополучно жить.
— Вы всегда уверены в принимаемых решениях, не бывает страшно?
— Несем большую ответственность, но по-другому нельзя. Если будем бояться, просто ничего не получится, тогда можно профессионально выгореть и уйти из профессии — таких людей достаточно.
— Чего не хватает тем людям, которые уходят из медицины в другие сферы?
— У всех разная нервная система. В каждого пациента, которым занимаешься, вкладываешь частичку своей души, но отрицательные результаты, к сожалению, бывают. И когда это случается, чувствуешь какую-то горечь потери, пустоту: старался помочь, все сделал, а человека больше нет. И, конечно, эмоции накапливаются, кто-то не выдерживает, уходит.
Постоянно нужно работать над собой, над своим характером, состоянием. При этом в реанимации вообще все быстро происходит. Нет времени долго думать. Из двух «зол» нужно выбрать то, которое более подходит для решения ситуации пациента в положительную сторону.
В определенных случаях коллегиально приходим к единому знаменателю. Советуемся, в том числе и с нашим профессором, моим учителем Айнагуль Жолдошевной Баялиевой, она тоже здесь работает. Самый главный принцип врачевания: «Не навреди!» Должно быть все взвешенно, разумно, грамотно, без лишних эмоций.
Столько судеб проходит через нас! Каждый человек для нас дорог, за каждого — боремся, постоянно переживаем, и каждое спасение — уникально. В то же время для нас это — обыденная работа
«Два телефона заряжаю несколько раз в сутки»
— Как снимаете напряжение?
— Помогает справиться семья. Прихожу домой, общаюсь с детьми, женой, на какой-то момент пытаюсь отключиться от работы. Потом наступает новый день, новые задачи, и все идет по кругу.
— А когда вы дома, телефон звонит постоянно, как сейчас?
— Два телефона заряжаю несколько раз в сутки — миллион звонков за день. Санитарная авиация работает круглосуточно. К режиму «24 на 7» сначала долго привыкал. А сейчас и семья спокойно к этому относится. Со многими пациентами обмениваемся телефонами. Конечно, хотелось бы, чтобы они звонили не по какому-то серьезному вопросу, а иногда просто от того, что у них все хорошо. Однако, как правило, они спрашивают совета. Восстанавливаются по-разному, кого-то выписываем с кислородным концентратом, дома дышат.
Если люди привыкли тебе доверять, их нельзя оставить после выписки. Они говорят об изменениях в состоянии, уточняют назначения участковых терапевтов. Так что в течение выходных я — на удаленке, как это теперь принято. Правда, когда страна вошла в «ковидный» режим, каждую субботу и воскресенье стал приходить в отделение, куда деваться.
— Что успеваете за выходные, когда нет такой напряженной работы?
— Летом в основном уезжаем на природу, на дачу. У меня два сына, 4 года и 10 лет. Они занимаются ушу, бываю на их соревнованиях, если в Татарстане проходят. Зимой все зимние виды спорта наши — хоккей, лыжи. Иногда после работы успеваем на каток сходить.
— Это ради детей, а для себя лично что-то остается?
— Раньше, как все нормальные люди, читал книги, смотрел фильмы, ходил в качалку, но работа все вытеснила. Физически настолько устаешь, что, когда приходишь домой, хочется уделить время семье, более или менее выспаться, отдохнуть.
— Если родители — оба врачи, они вообще видят своих детей?
— Жена работает нефрологом, у нее не такой плотный график работы.
К режиму «24 на 7» сначала долго привыкал. А сейчас и семья спокойно к этому относится. Со многими пациентами обмениваемся телефонами
«Когда же пойдем отдыхать?»
— В медицине, наверное, работают наиболее дисциплинированные люди?
— Коллектив — везде коллектив, руководить им непросто. У всех разные характеры, в той или иной степени всем надо угодить, чтобы команда работала слаженно и дружно. Надо найти подход к каждому, сделать так, чтобы было всем комфортно, чтобы люди не думали о каких-то неудобствах, потому что мы проводим больше времени здесь, чем дома.
— Нужна жесткость?
— Строгостью ничего не решишь. От строгого руководителя персонал разбежится — это моя позиция. Дружелюбно ко всем отношусь. Каждый — профессионал в своем деле, и это надо уважать. У нас нет недопонимания, мы привыкли советоваться друг с другом. Но напряжение сейчас растет.
Летом сотрудники нашей реанимации активно трудились в ковидном отделении — там не хватало персонала. За год накопилось утомление. Проблема сейчас одна — в этом году никто не был в отпуске. Сотрудники спрашивают, когда же пойдем отдыхать. Но обещать пока ничего не можем. У нас военное положение, если можно так выразиться. Дело в том, что некоторые наши коллеги сейчас тоже болеют. И один человек для нас — это достаточно большой ресурс.
— Ваша специальность и должность требуют постоянного напряжения и сил, лишают свободного времени, любимых занятий. А если «отмотать пленку» назад, могли бы выбрать какую-то другую, более спокойную работу?
— Наверное, то же самое и выбрал бы. Случайности не случайны. Я получаю удовольствие от того, что делаю: с удовольствием хожу на работу, помогаю людям. Чувствую моральное удовлетворение от того, что пациент выписался, возвращается к своей обычной жизни.