Читай медленно: в Национальной библиотеке начали изучать архивы обычных людей
Проект «Авазлар/Голоса» начался с воспоминаний бывших шакирдов и стихов советских суфиев
В Национальной библиотеке РТ прошла презентация первого проекта лаборатории медленного чтения «Авазлар/Голоса». Отобранные чтецы озвучили четыре документа из прошлого — воспоминания, письма, стихи — и осмыслили их вместе с аудиторией. На роль чтеца был приглашен и корреспондент «Реального времени».
Кто ты, если ты — татарин
Автор проекта — основатель проекта Sh.e, координатор программы «Демократия» фонда им. Генриха Бёлля в России Нурия Фатыхова. Ее семью депортировали на Урал, она выросла в Узбекистане, не говоря по-татарски. Так что лаборатория для нее — поиск собственной идентичности. Вместе с ней в проекте участвуют кураторы площадки MOÑ Елена Ковальская и Туфан Имамутдинов, историки Альфрид Бустанов, Айдар Гайнутдинов, Айрат Файзрахманов, Энже Дусаева. Один из итогов их работы — небольшая брошюра, состоящая из фотографий и текстов на двух языках.
Тех, кто выступит в роли чтецов, отбирали через open call — в частности, нужно было отправить фото, отвечающие на вопрос об идентичности: что такое дом, что такое семья, что такое будущее, что такое быть чужим… В итоге на читку пришли шесть мужчин и шесть женщин. Первым делом Фатыхова, чья осторожная речь, возможно, не слишком подходила для роли главного модератора, но вызвала доверие, предложила всем как-то определить себя. Бумаги выложили на пол (что вызвало диссонанс — как-то не принято у татар текстами разбрасываться), и ведущая предложила вставать людям, которые соотносят себя с определениями типа «исследователь» или «чувашин», и говорить, что чувствуют в этой связи. Кто-то заявил, что ему круто и от того, что он один такой уникальный, и от того, что является частью общности.
«Нельзя было взять в руки перо без знания Корана и тюркского языка»
Настал черед первого текста. Его читают Айрат Файзрахманов и замдиректора библиотеки Табрис Яруллин, медленно и под диктофон. Потом каждый чтец может прослушать запись и пересказать фрагмент на свой лад.
Это воспоминание о конце XIX века, написанное не слишком заумным для нынешнего времени, но достаточно незнакомым стилем. Автор текста — Хамидулла Мулякаев, он из деревни Малые Чапурники в Волгоградской области, в этих краях до сих пор живет много татар. Любопытно, что Хамидулла родился в хуторе 1 июня 1870 года в семье Саггадина, сына Салиха, и Хосни-Джамал, дочери Арслана. Его жену звали Мягхузя, и у них было девять детей. Известна судьба двоих. Одного нашли в списке репрессированных Пермской области, другой стал имамом.
В тексте Хамидулла описывает свою тягу к знаниям и поступление в медресе:
«...В это время [мать] стала учить меня нужным сурам и молитвам, я учился, не сопротивляясь. Тогда в деревенских и городских школах было так принято: нельзя было взять в руки перо без знания Корана и тюркского языка. Если кто-то торопился с письмом, его обрывали: «Тебе еще рано, учи уроки». Но я задумался: люди пишут письма, учатся писать, мне тоже надо научиться. Мама разрешила. Из перьев гуся и утки я сделал калям, из синьки — чернила. Переписывал все, что видел. Я не ленился, мне это давалось легко. Если кто-то меня хвалил, мне это нравилось еще больше. Таким образом к десяти годам от матери я научился читать и писать на тюрки, а также читать Коран». Семья переехала в Царев, село в области. Базовые знания ему дала мама, что поразило имама: «Хорошо, что на свете есть такие матери, ради семьи они и работают, и воспитывают детей, находят время. Теперь научим его Корану, арабскому языку и «Условиям молитвы». Я тут же приободрился, полюбил эту школу и уроки. И быстро освоился среди ребят, потому что не был дураком. Хазрат бил хулиганов, оставлял их без обеда и не отпускал домой. Слава Аллаху, меня он не трогал, у меня все шло хорошо. Со временем он дал мне учеников: «Учи их, потом они мне расскажут урок». Так я заработал свой авторитет».
Возможно, говорит Фатыхова, позже он стал дервишем и прожил долгую жизнь даже в советскую эпоху. Любопытно, что район, где он обитает, — это территория, на которой располагался один из главных ордынских городов Сарай-Берке.
Важно, что обсуждение ведется на двух языках — либо комментаторы, либо переводчики переводят с русского на татарский и с татарского на русский. Это добавляет процессу значимости. Для Фатыховой, очевидно, такой момент естественен, тогда как в Татарстане обыкновенно переводят только татарские речи (ведь остальное, считается, все и так понимают).
Спикеры обращают внимание, насколько иной кажется речь Хамидуллы, что с первого раза ее не поймешь до конца, она совсем из другой эпохи. Звучит вопрос — как она звучит для тех, кто не говорит по-татарски ежедневно? Кто-то с задних рядов отвечает: «Как музыка».
«Кто нас помянет за наши благие дела? Никого нет»
Первый — это письмо Мухтарамы Касимовой-Ситдиковой. Она родилась примерно в 1899 году. В письме она пишет родственникам, от которых, вероятно, только что уехала, чтобы вернуться домой, куда-то на Урал. Читают его девушки. В начале письма — много приветов родным: «Привет моей дорогой матери в деревню. Очень скучаю, пишу и передаю приветы от имени мужа и детей и прошу ее благословения. Также Хаммату, Хасану и Зухре передай приветы и пожелания всего самого хорошего. Конечно, приветы от всех нас сестре Зайнап и Хади. Большой привет Хадиче-абыстай, семье Маймуны. <...> Также привет соседям, всем братьям, всем, кто о нас спрашивает. Привет от нас бабушкам и другим тетям. Много приветов всем от Фатымы-апы».
В середине — много бытовых подробностей поездки, а в конце — пожелания и благодарности: «Хочу, чтоб вы знали: каждый раз, как вспоминаю о вас, я скучаю. Может быть, мне купить вам всем ситец и отправить? Если продадите его, выручите по 20 рублей. Мой муж говорит, что, продав ситец, можно получить четыре пары галош. Если письмо дойдет... дождусь твоего ответа и потом отправлю, хорошо?»
Нам предлагают понять, что это за женщина и при каких обстоятельствах написано письмо. Фатыхова в конце признается, что это ее прабабушка. Она прожила всего 44 года. Родилась в Аксубаевском районе. Вела дневник, который, вероятно, когда-нибудь тоже станет предметом исследования. Прабабушка вышла замуж за богатого человека с магазином, лошадьми и домом. Муж умер от тифа, а она стала второй женой другого человека, которого в 30-е раскулачили и отправили строить Магнитку. Письмо написано в период, когда ей уже можно было перемещаться по стране — она впервые навестила мать.
Зачитали письмо другого жителя села Малые Чапурники Ахмада Хисаметдин-улы Аминова. Он родился 25 марта 1908 года, а вот время написания послания, как и его адресат, неизвестны. Дело в том, что письмо больше напоминает покаяние: весь текст арабскими буквами, обращения к кому-то, кого уже нет. Одни из чтецов считают, что это документ 50—60-х, другие — даже 80-х годов. В нем Ахмад ага говорит о проблемах с женой и воспитании детей: «Сейчас жизнь изменилась. Мы двое вроде как мусульмане, но наши пути расходятся. Я хочу быть хозяином в доме — моя жена Хадия хочет руководить мною, возвеличивает себя, говорит: «Это я, это я». У нее нет благодарности за заработанные средства, еду и воду. Она говорит: «Я тоже работала». Раз нет благодарности Аллаху, нет и бараката. Очень сложно жить вместе, не признавая друг друга. Сейчас, под старость, слава Аллаху, хочется проводить дни в поклонении, в спокойствии. Не получается. Она тянет меня на свою дорогу, а я не хочу. Нам недолго осталось жить на свете. Пора думать о том, что мы возьмем с собой в вечность. Однажды придет конец и мы оставим этот мир. Кто нас помянет за наши благие дела? Никого нет. Все вокруг заняли русские. Осталась только дочь Сания. Она замужем за русским. Их дети не знают татарского. Когда приезжают к нам, говорят лишь: «Привет, бабай».
Что сразу бросается в глаза: если первая сочинительница, женщина, воспитана в традициях патриархата, то второй, мужчина, переживает по поводу советского матриархата. Комментаторы называют это «феминизмом», но важнее другое — они соглашаются, что в письме мужчина пытается понять, в чем же он сам провинился, почему из семьи мусульман они превратились в род, где внуки знают только пару слов на родном языке.
«Говорят: не пиши стихов, пройдет жизнь зря!»
Все участники заходят в черный бокс пространства MOÑ, где будут разбирать стихотворение — под руководством поэта Йолдыз Миннулиной. Его написал некий Кыяметдин ал-Кадыйри (1882—1953). Рукопись нашел Альфрид Бустанов, работая с архивом Габделхабира Яруллина, имама мечети аль-Марджани. Наверное, лучше дать этот текст на двух языках.
| Оригинал | перевод |
Дияләр: язма шигыреңне, гомерегез бушка үтәр! Мин күргән хәсрәтләремә кем түзәр, сабырын итәр? Мәүлам илһам кылса иде, язмасмы идем күбрәк? Шигырь укып күңелем ачсам, киңәймәсме күкрәк? Гарибләрнең горбәтләре гаҗәеп хәл тудыра: Кайгысының ачылары бугазымнан будыра. Шигырь укып күңелем ачуым хәятыма бер чара. Язган була бу гарибтән, игътибар юк бичара Тарихи дәвердән үтү өчен кирәк бер чара. Гыйбрәтләнмәк тиеш булыр һәр күргәннән барча да. Горбәтнең файдасы шул: яхшы балдан татлы. Рикка илә ялварын фәрештәләре куәтле. Тарихи дәвердән тиеш сабырлы булып яшәү. Чынлыклы бәндә улубын киләчәктә күп яшәү. | Говорят: не пиши стихов, пройдет жизнь зря! Кто стерпит то горе, что я видел? Если даст Господь вдохновение, я писал бы больше. Разве не прибавит мне сил чтение стихов? Одиночество отшельников удивительно: Яд бедствий разрывает мое нутро. Чтение стихов для меня — это способ успокоения в жизни. Он пишет, но нет внимания этому несчастному. Чтобы выжить в этот век, нужен какой-то способ. Ото всего, что происходит, нужно брать наставление. Польза одиночества — слаще хорошего меда. Его ангелы сильны в обращении [к Аллаху]. Чтобы выжить в этот век, нужно терпение. Жить долго, как настоящий человек. |
Стихотворение — пример другого стиля и другого мышления. Это не человек XIX века, пришедший в медресе за знаниями. И не переживший-переживающий советскую эпоху. А суфий, который спрятался в стихах, чтобы с покорностью пережить эпоху сталинского террора. Его речь, его стиль — не той эпохи, что вокруг. Стихи написаны в 1935 году, его автор — отшельник. Вероятно, что репрессии настигли и его самого.
В конце, уже после рассказа о себе и обмена мнениями, чтецам, которые в последней локации сидели в очерченных ранее мелом кругах, предлагают сдвинуть стулья, если их состояние поменялось. Один из них говорит: «А есть возможность поднять стул выше?»
Любопытно, что проект «Авазлар» — очень редкий пример изучения так называемого public history. Сам язык термина говорит нам о том, что опыт осмысления дневников, писем, воспоминаний и других документов прошлого в республике не развит. Притом что возможность изучать существующие фонды, пополнять их есть, обычно история с подобными документами, даже известных людей, ограничивается торжественной передачей и последующим изучением ученых. «Авазлар» продолжатся в феврале и апреле, и авторы надеются, что в процессе от него появятся еще и другие, похожие и не очень проекты.
