Радион Букаев, Казанский ТЮЗ: «Я не диктатор, хотя театр требует жесткой руки»

«В Магадане не сидел, но работал удаленно»

— Радион, для вас стало неожиданностью предложение возглавить Казанский ТЮЗ?

— Весной этого года был звонок от министра культуры Татарстана, потом мне позвонила директор ТЮЗа, и где-то в начале лета я прилетел в Казань, мы с Айгуль Алмасовной долго говорили. Когда-то, несколько лет назад, со мной уже вели переговоры, которые ничем не завершились. Так что в этот раз грома среди ясного неба не было. Хотя, конечно, и стало неожиданностью, потому что я про Казанский ТЮЗ совершенно не думал.

— На тот момент крепко «сидели» в Магадане, были погружены в работу местного театра драмы, который возглавляли?

— Я не сидел в Магадане, был больше удаленным главным режиссером. Ездил туда, потому что семья у меня в Москве живет.

— Семью не планируете в Казань перевозить?

— Планирую, конечно, но переезд маленьких детей, а у меня три дочери: 15, 7 и 3 лет — это достаточно длительный и непростой процесс. Это смена школы, детского сада. Сейчас в Москве, а там посмотрим.

— Но в Казани-то вы будете работать не удаленно?

— Конечно, везде требуется постоянное присутствие. Вопрос — как договоришься. Здесь я сам понимаю, что необходимо постоянно быть на рабочем месте. Сейчас идут согласования по поводу реконструкции здания, двора, всей недавно переданной театру территории. То есть сейчас все решается наверху, в кабинетах.

Сейчас идут согласования по поводу реконструкции здания, двора, всей недавно переданной театру территории. То есть сейчас все решается наверху, в кабинетах

Два в одном: хозяйственник и творец

— Вам придется не только творческим процессом заниматься, но и хозяйственной частью?

— Да, работа главного режиссера — это такое многополосное путешествие, где есть и творческий процесс, и занятия материальными вопросами.

— Что вам интереснее? Кажется, что крепкий хозяйственник и творческий человек — две совершенно разные личности. Или это не так?

— Это все мне интересно. Нужно понимать, что должность моя подразумевает под собой понимание предмета.

Я считаю, что главному режиссеру необходимо понимать, какая субсидия у театра, как распределяются средства, гранты, как продаются спектакли. Если я задумываю какую-то новую работу, то мне необходимо чтобы этой идеей, затеей заинтересовались не только актеры, но и люди, которые будут продавать конечный продукт, монтируют декорации, направляют свет. Мне необходимо понимать специфику работы фактически каждого сотрудника театра.

— Вы сейчас как раз этим и занимаетесь в ТЮЗе?

— У меня есть опыт работы режиссером, и, конечно, я понимаю все процессы. А в Казанском ТЮЗе — да, я осваиваю процессы и вливаюсь. Это только кажется, что все театры одинаковые. На самом деле, все они разные. Все зависит от региона, от названия театра, его направления. Например, театр юного зрителя подразумевает направленность в сторону молодежи, детей, семейного просмотра.

Это только кажется, что все театры одинаковые. На самом деле, все они разные. Все зависит от региона, от названия театра, его направления. Например, театр юного зрителя подразумевает направленность в сторону молодежи, детей, семейного просмотра

Идеальный зритель ТЮЗа — семья

— Вы уже понимаете, какие преобразования, перестановки потребуются в первую очередь?

— Перестановок кадровых пока никаких не будет. На данный момент есть только одна перестановка — один главный режиссер ушел, а другой пришел. Сейчас я пока общаюсь с актерами. Вот буквально за несколько минут до вас в этом кресле сидел Михаил Алексеевич Меркушин. До этого приходил Роман Владимирович Ерыгин, наш юбиляр.

— О чем говорили?

— О том, каким был театр раньше, про их мир, про то, где они учились, с кем знакомы. Театральный мир одновременно обширный и узкий. Так мы нашли общих знакомых в других городах.

— Как вы будете выстраивать репертуарную стратегию?

— В сторону семейного просмотра. Мне важно, чтобы даже на вечерних спектаклях люди сидели в формате «мама, папа, я».

«Мне важно, чтобы отцы и дети спорили»

— «Я» в этой компании должно быть все же определенного возраста?

— По сути, репертуарная политика, как я уже однажды говорил, это большое дерево со множеством ответвлений, веточками и листиками. Однако в основе — его ствол — это семья. Понятно, что «я» на вечернем спектакле — это, скорее «12+» или «16+», хотя спектакли бывают разные. В разных городах я наблюдал, как взрослые приходят вечером на спектакль с малышами даже по простой причине — их не с кем оставить. Мне важно, чтобы между детьми и взрослыми, между отцом и сыном возникала энергия обсуждения, чтобы иногда даже спорили.

Вот, например, недавняя премьера «Недоросль» вполне отвечает той стратегической цели, которой я хочу добиться. Потому что, это первое — вечерний спектакль, второе — классическое произведение, переработанное драматургом, поставлено современным молодым режиссером и отличается от того классического произведения, которое написал Денис Фонвизин. То есть в этот момент и возникает тот самый диалог между поколениями. Отец может говорить: «Это не Фонвизин! Тогда было совсем не так!», на что сын ему ответит: «А мне нравится Митрофанушка. Зачем ему оставаться у разбитого корыта, как это сделал классик? Пусть он нормальным будет!».

Мир поменялся. Мы сейчас живем в эпоху мобильного телефона, интернета. Фонвизин даже предполагать не мог, что у каждого человека будет свой персональный компьютер под рукой. Поменялись культурные коды, поколения.

Когда-то Булгаков написал пьесу «Иван Васильевич», а через несколько десятков лет Леонид Гайдай снял фильм «Иван Васильевич меняет профессию», который существенно отличается от книги. Точно так же в XII веке датский летописец Саксон Грамматик в хрониках «Деяния данов» написал сагу о Гамлете, которая через несколько веков легла в основу трагедии Шекспира. И ему тоже сказали: «Это совсем не Саксон Грамматик, это Шекспир!»

В разных городах я наблюдал, как взрослые приходят вечером на спектакль с малышами даже по простой причине — их не с кем оставить. Мне важно, чтобы между детьми и взрослыми, между отцом и сыном возникала энергия обсуждения, чтобы иногда даже спорили

«О Казанском ТЮЗе коллеги отзываются положительно»

— Вы сказали, что все театры только с виду одинаковы. Сразу цитата Толстого напрашивается, о том, что каждая семья несчастна по-своему, а все счастливые — одинаковы. Как вы бы оценили уровень, состояние Казанского ТЮЗа в сравнении с другими театрами?

— Чтобы говорить глубоко, мне нужно еще больше изучить театр и посмотреть спектакли «в живую». До этого я видел их только на компьютере, а я не очень люблю смотреть их дистанционно, это невыносимо! Так что делать какие-то выводы рано. Кроме того, в последний раз я был в казанском театре на спектакле «Ромео и Джульетта» 12 лет назад. Некоторые актеры уже ушли из ТЮЗа, могла поменяться и публика.

Если же говорить со стороны, только войдя в театр, нужно отметить, что театру требуется не только ремонт, но и глобальная реконструкция, потому что не хватает помещений, оснащенности, прорвало крышу. Если же опираться на то, что говорят о нашем театре, то отзывы положительные. ТЮЗовцы часто ездят на фестивали, причем довольно престижные — это и «Золотая маска», и «Артмиграция», и международный театральный фестиваль «Радуга» в Санкт-Петербурге.

О приглашенных режиссерах

— Требует ли «ремонта» репертуар театра?

— Любой репертуар обязан обновляться, потому что какие-то спектакли со временем начинают уставать. Давайте встретимся через 2—3 месяца, и я смогу сказать детально.

— Но все же есть спектакли ТЮЗа, которые вас «зацепили»?

— Мне очень понравились спектакли бывшего главного режиссера Туфана Имамутдинова, они яркие, самобытные. Сам я работаю в другом ключе, но как явление я могу это оценить. Говорить о том, должны ли они вписываться в репертуарную политику, это вопрос этики. У этих спектаклей есть свой путь, почему бы и нет?

— Летом, во время вашего представления труппе театра, вы говорили, что планируете уйти от приглашения сторонних режиссеров. Это по-прежнему так?

— На этой неделе приехал режиссер Максим Иванов, который будет ставить детский спектакль «Конёк-Горбунок от Ёк до Ок». После Нового года ждем Антона Федорова для постановки «Иванова детства», ну а потом я что-то поставлю. Что будет в следующем сезоне — мы будем обсуждать с руководством театра, сегодня план на текущий сезон театр уже наметил, до моего прихода. В наступившем сезоне говорить о планах приглашения режиссеров просто рано.

Мне очень понравились спектакли бывшего главного режиссера Туфана Имамутдинова, они яркие, самобытные. Сам я работаю в другом ключе, но как явление я могу это оценить

Роковая «Дама с камелиями»

— Давайте немного поговорим о вас. Был неожиданный поворот: вы окончили Казанское суворовское училище, поступили в Московский военный университет, и вдруг — стали театральным режиссером. Это решение долго зрело или было спонтанным, под влиянием какого-то особого события?

— В Суворовском училище всегда была очень сильно поставлена система профориентации. Была должность и военного психолога, который с первого курса с каждым суворовцем работал. С нами проводили тесты, и уже через несколько месяцев мне были предложены гуманитарные военные вузы. Таковых у нас в стране немного. Сразу выбор пал на московскую гуманитарную академию, факультет культуры и военной журналистики, потому что по всем показателям мое мироощущение говорило о том, что я — человек гуманитарного направления.

— Вы пошли в суворовское училище, потому что сами из династии военных?

— Нет, просто мама так посчитала нужным сделать. На тот момент, на рубеже 80—90-х годов это была социальная лестница для мальчика, выросшего в Казани. Я фактически с первого курса понимал, куда мне идти.

Моя специальность в академии звучала «Организация досуга в воинской части», то есть военный культуролог, человек, который занимается культурой в Вооруженных силах. Нас часто водили на спектакли, были педагоги, которые преподавали и режиссуру, и актерское мастерство, и хореографию.

Однажды был такой момент. Мне было примерно 20 лет, когда я смотрел в Театре Российской армии спектакль «Дама с камелиями» по пьесе Александра Дюма, где в конце главная героиня умирает. Меня такой финал совсем не устроил, история «зашла» в меня. Я решил поделиться ею со своими однокашниками, но всем вокруг было не до этого. Тогда я и решил, что театр мне ближе. Я ушел из военной академии с пятого курса.

Полное погружение в театр

— Это был шок для ваших родителей?

— Не знаю. Когда человек уходил из дома в 14 лет во взрослую жизнь, а в 20 лет меняет свою жизнь и профессию, он уже не спрашивает родителей. Они это просто приняли. Я знал, куда ухожу. У меня была стажировка в Подмосковье в военном городке. Там был детский пионерский лагерь от Министерства обороны, где пионервожатыми были студенты МГУ. Я с ними подружился, а они пригласили меня посмотреть высотное здание университета на Воробьевых горах. Когда я пришел осенью 1998 года в это здание впервые, то увидел там объявление о наборе в студенческий театр МГУ.

Тогда это была очень серьезная организация, основанная Роланом Антоновичем Быковым. Там работали на тот момент Алексей Кортнев, Ирина Богушевская, Максим Галкин там начинал, а Валдис Пельш уже был звездой. Я пришел в студию, и меня сразу взяли, провел там 5 лет. Здесь я и узнал, что такое театр изнутри: световые приборы, звуковые пульты, грузить декорации и монтировать их на сцене. Это была школа жизни, стартовая площадка, и я очень рад, что я ее прошел.

— Это очень мощная стартовая площадка, погружение с головой…

— Да, и теперь я понимаю каждую профессию в театре.

Сегодня одни актеры играют роль, а завтра другие. Какими бы они ни были, это относится не только к актерам, но и ко всем людям, работающим в театре, все равно выйдут на сцену и будут честно работать, вы же это видите

«Театр требует жесткой руки»

— Вам приходилось работать в самых разных театрах страны, от Краснодара до Магадана. Как вы сами считаете, вы жесткий руководитель?

— Нет, я не диктатор. Но это такое лукавство определенное. Театр, как любая организация, требует жесткой руки. Я стараюсь быть объективным.

Есть определенный театральный регламент, закон: не опаздывать, например, на репетиции, на спектакли, главное — это репертуар. В театре, как правило, работают люди очень эмоциональные.

— Вы готовы терпеть капризы звезд?

— Что значит «капризы»? Я не понимаю. Есть регламент, на этом все. Режиссер Валерий Фокин на одном из семинаров рассказывал, как он в 70-годы молодым режиссером пришел в театр на Таганке к Юрию Любимову. Сидят они, беседуют, вдруг резко открывается дверь и в кабинет заходит Владимир Высоцкий. Он начинает резко и громко предъявлять претензии Любимову: «Почему на эту дату поставили спектакль? У меня концерт в этот день!» После чего развернулся и вышел, хлопнув дверью, на что Юрий Петрович только вздохнул и развел руками. Так вот. Я — не обидчивый человек. Сегодня одни актеры играют роль, а завтра другие. Какими бы они ни были, это относится не только к актерам, но и ко всем людям, работающим в театре, все равно выйдут на сцену и будут честно работать, вы же это видите.

И народный артист может «схлопотать» выговор

— Как вы отреагируете на нарушение установленного регламента? Не разведете же руками?

— Если кто-то нарушает регламент, будь то актер, осветитель, работник административного крыла, то с ним мы будем разбираться. Вот вам еще одна история, как пример. В том же театре Армии много лет работал Владимир Зельдин. Мне рассказали, что в один из дней, накануне того, когда он должен был играть Дон Кихота, он позвонил в театр и сообщил, что плохо себя чувствует и не сможет приехать на спектакль — ему уже тогда было за 90 лет. В театре отнеслись с уважением, сделали замену. И вдруг через пару дней на телеканале «Культура» выходит передача с чествования одной знаменитой актрисы. И все видят, как в день того самого отмененного спектакля Владимир Зельдин выходит на сцену, дарит актрисе цветы, припадая на колени, поет. На следующий день в Театре армии с Зельдиным поговорили...

«Я рад, что вернулся в Казань»

— Ваши дети планируют пойти за вами в профессию?

— Младшим рано еще об этом думать, а старшая дочь хочет стать режиссером-мультипликатором.

— Супруга тоже занимается театром?

— Нет, она работает в музыкальной школе и занимается организацией хоровых фестивалей.

— Казанский зритель видел вашу режиссерскую работу по произведениям Григория Остера «Дети и эти». Какие еще спектакли вы представляли в родном городе?

— Я приводил в ДК медработников, которого теперь уже нет, спектакль по фильму Бергмана «Сцены из супружеской жизни». Работал в лаборатории театра Камала на самом первом фестивале «Ремесло» — мы работали в декорационном цехе. В «Углу» шел спектакль студентов Казанского театрального училища «Тан-батыр», и у меня три-четыре участия в лабораториях в Свияжске.

— Вы рады вернуться в Казань? Куда вы пойдете всей семьей первым делом?

— Да, рад. Конкретных точек нет, но дворик на улице Толстого перед Суворовским училищем, Лядской сад, где Дом актера, — эти места посетить нужно обязательно. Набережная Казанки, которая изменилась кардинально. Я родился в роддоме на улице Тукая, а все детство прошло на Вторых Горках — тоже памятно.