«Долгое-долгое детство»: башкирская режиссура в Казани

Люди и фотофигуры

Мустай Карим — для Башкортостана писатель программный, а для Татарстана родной. А потому и сложный. По этой же пьесе ( «Долгое-долгое детство») в 2005 году снят одноименный фильм (а ведь потом еще два года назад в прокат вышла «Сестренка» по другой повести, «Радость нашего дома», а в этом году вышел «Отряд Таганок» ). Сама книга, получившая Ленинскую премию, давно переведена на русский язык. Еще в 1985 по ней ставил спектакль Рифкат Исрафилов, причем для московского Центрального детского театра (ныне это Российский академический молодежный театр).

Главный режиссер Салаватского башкирского драматического театра также не впервые берется за Карима — в последние годы он переосмысливал его пьесы «Не бросай огонь, Прометей!» и «Похищение девушки».

Для него основа повести — истории о людях, которые «чудаковатые, странные, неугомонные, наивные…». Вот они на сцене, сплошь занятой кусками ДСП, оттого смотрящейся как гигантская фоторамка. Это и актеры, и фигуры, сделанные из фотоснимков (вероятно, это намек на главу «Нас увековечивают», в которой родственников автора и впрямь снимает фотограф). Сначала кажется, что на сцене слишком уж много этих фигур. Как и много пластических решений — актеры кружатся, соединяются в пластических этюдах, порой достаточно неловких, ибо работают они в этот момент порой с такими непрактичными объектами, как картина или та же фигура. Поэтому и понять, что же они имели в этот момент в виду, сложно. Однако вся эта угловатость и двухмерность смотрится аллюзией на воспоминания. Да, в них нет объема, они черно-белые, зато если в буквальном смысле посмотреть внутрь, то обнаруживается канарейка в клетке. Или магнолии. Человек поет и цветет. А потому даже фанерная лошадь здесь кажется живой, а кусок полиэтилена, налетающий при смене фрагментов, — романтичным.

Деревня, которой нет

Актеры по сути идут по тексту Карима, в постановку вошла значительная часть повести. А текст этот работает, если передать его без искажений. Вероятно, поэтому придется еще поработать над звуком, выведением микрофонов, но в целом само ощущение какой-то нереальности сохраняется.

Главный герой Кендек (по-русски — Пупок), в исполнении Булата Гатауллина, рассказывает о своем детстве, это середина 20-х годов, а кажется, что это сказочная страна, башкирский Уокиган «Вина из одуванчиков». У него две матери — настоящая, Кече инәй (Гульназ Галимуллина), и Старшая, мудрая, оберегающая, вселенская, Олы инәй (Халида Сунгатуллина).

У нее в кармане — кусочек сахара, горстка изюма, пряничные крошки, сушеная черемуха, каленый горох. Это ее огромный портрет смотрит на происходящее весь спектакль. Ее, значит, зовут повивальной бабкой, а его — «повивальным дедом». А еще есть Кара Йомагол (Раис Ахметзакиров), который волновался во время родов, вил аркан для сына, а жена ему двоих родила. А еще Акйолдыз (Альбина Гайзуллина), которая вышла за другого, а сама любила Марахима (Ильнар Низамиев). Или вот Асхат (Эльдар Гатауллин со своим фирменным плачущим голосом), который вечно голоден, из-за него у быка хвост оторвался, а потом и ему досталось (отец сечет картину, а герой читает «Пророка» Пушкина, видимо, сильно страдает).

А еще была история, как прямо на курбан-байрам Кендек подрался с приятелем, потому что думал, что тот обзывается, да так, что Старшей матери пришлось его полынным отваром отпаивать... А другая-то, когда Самигулла якобы деньги украл, а народ над ним самосуд учинил, а потом Кендек встретил упыря, вора Яруллу, который Самигуллу подставил. А тот теперь его могилу за забор кладбища вытолкнул...

При этом, благодаря пластике, одежде актеров (а у них базовый гардероб, на мужчинах, к примеру, сплошь чиносы да худи), музыке, которая переходит от эмбиента к трип-хопу и классике, все эти забавные, а чаще всего страшные рассказы кажутся, опять же, чем-то нездешним. И при этом никак нельзя забыть, что пишет это престарелый лауреат госпремий — это фигура с огромной головой пожилого человека, но мальчишеским туловищем постоянно находится на сцене, а в какой-то момент, во время ссоры, актер начинает ее красить углем. А когда фигурку отмывают, как и руки всех мальчиков, ее становится действительно жалко.

В конце Карим вспомнит, как уже после войны женатым влюбился в больную замужнюю женщину и дал ее туберкулезной жизни смысл, и весь эпизод превратится в действительно интересную и трепетную хореографию. А потом резко вспомнит, как ушла из жизни Старшая мать, и Кендек стал взрослым, настолько взрослым, что родную мать смог снова полюбить только спустя годы.

Они ведь все уйдут, его друзья и соседи, через 14 лет война. А пока что впереди детство, которое никогда-никогда не закончится.